Помощь
dwor сказал:
Для того, чтобы воспитывать молодежь, нужно объяснять, рассказывать, убеждать, если нужно. Только так можно добиться уважения к памяти.
От воплей "сволочи, страну просрали, Сталина на вас нет", толку не будет, только взаимная озлобленность.
От воплей "сволочи, страну просрали, Сталина на вас нет", толку не будет, только взаимная озлобленность.
Вот с этим я абсолютно согласен.
dwor сказал:
В постах gvirinko нет призывов к осквернению памятников, совсем наоборот - она также осудила поступок "певцов". Некоторые моменты не были ей понятны - сходила по предложенной ссылке, прочитала, поблагодарила. И т.д.
А вот с тем, что в словах Gvirinko не было никакой крамолы я не соглашусь. Когда она начала говорить про стоимость газа и про то, что не лучше бы было пустить газ на более нужные цели, она по сути начала кампанию по десакрализации одного из символов памяти. Пусть даже она сделала это неосознанно. Я готов поверить, что она по-своему чтит память своих предков. Но как верно заметил ratibor "ваша свобода заканчивается там, где начинается моя". Не надо опошлять символы, значимые для других людей. Потому что такими вещами ты подрезаешь те корни, которые питают дух других людей. Для тебя это всего лишь символ — это твое личное дело. Но не надо говорить про альтернативные точки зрения, потому что ты будешь однозначно в меньшинстве.
Хватит того, что нам продавшаяся элита уже 20 лет промывает мозги своими георгиевскими ленточками и прочей фигней. Знамя победы — красное. Вечный огонь — символ неизбывности духа, духа Воина. Символ несгибаемости жизни. Воли к победе.
Ты хочешь по-другому воззвать к духу? На здоровье. Бери, делай. Строй свои памятники. Пиши книги, делай фото-выставки. Помогай ветеранам. Но не отбирай у других людей то, что поддерживает их дух, — и никто тебе слова не скажет.
KiR, bormaley, Cooper
+1
Недавно я шел на гараж, и был еще недалеко от дома, когда увидел одного деда. Точнее я его сначала услышал, а потом уже увидел.
Он шел, шаркая ногами, высохший, невысокого роста. Слегка согнувшись, он, не обращаясь ни к кому лично, остановившись, кричал на всю улицу:
Потсдам! Берлин! машины! кругом машины!
И была в его словах какая-то горечь, какое-то отчаяние, смешанное с яростью. Какая-то неизбывность.
Я остановился и смотрел на него. Я ощущал, что он прав. Мы продали свою страну. Я не имею в виду кого-то конкретного из нас. Я говорю о нас как о народе. Победив в войне, мы проиграли свою страну в другой войне, более извращенной, в большой игре. Мы обменяли наш дух на всю эту мишуру.
И тогда я подумал, что я бы отдал свою машину, если бы этот дух можно было бы вернуть. Если страна встанет и скажет "надо", я отдам эту машину. Я буду ездить на общественном транспорте, и мои дети будут ездить на нем. Я не хочу, чтобы все это — деньги, машины, "евроремонт" и прочая мишура — были главным в жизни моей страны, моего народа, в моей жизни.
Я не знаю, дед, кто ты и был ли ты на войне. Но для меня это неважно. В тот момент ты заставил меня ощутить до глубины души как глубоко мы упали.
