Сами мы донецкие. Есть ли жизнь после бегства из "ДНР" Разговор с донецким бизнесменом, который потерял всё, но винит в этом не киевскую власть, помогает силам АТО и ждёт возвращения на родину Дмитрий Синяк - 16.03.15 Андрей был серьёзным донецким бизнесменом — его семья владела несколькими заводами и многими мелкими предприятиями в Донбассе. Года три назад я помогал ему развивать спортивный проект, и в конце 2012 года летал в Донецк на корпоратив. Мне и моим коллегам оплатили перелёт и пятизвёздочный отель. Всё было по-богатому. Помню, как за столом кто-то произнёс тост за Донбасс, который порожняк не гонит, и мы добродушно смеялись над этой шуткой. Вчера я встретил Андрея в одном столичном супермаркете. В каком-то смысле он был гостем с того света: из мира, которого уже нет. Из Донбасса, который никогда не будет таким, каким был до войны. Мы заказали эспрессо в картонных стаканчиках в кофейной лавке и разговаривали, глядя на то, как течёт мимо нас людской поток. Внешне Андрей не изменился. Столь же безупречно одет, столь же искренне улыбается. Он описывает то, что произошло с его бизнесом, имуществом, да и со всей жизнью, так, словно пересказывает фильм — спокойно и отстранённо. — Два моих завода полностью разбомбили, — знакомит он меня с триллером своей жизни. — И это притом, что никакой военной или стратегической ценности в них не было. Просто уничтожили, и всё. Один из разбомблённых заводов не проработал и двух месяцев: его построили в мае прошлого года. Слава богу, никто во время обстрелов не погиб и не был ранен. — А оборудование ты успел вывезти? Охрана на разрушенных заводах есть? Может, после войны всё удастся восстановить… Вижу по глазам, что он благодарен мне за участие. Но ответ безрадостный: — Туда бессмысленно ставить охрану, там руины. Вывезти оборудование было невозможно: когда планировали строительство, сначала установили технологическую линию, а потом возвели над ней здание. Уцелевшие заводы сейчас простаивают, как, впрочем, почти все предприятия Донбасса. И дело даже не в том, что они повреждены снарядами: люди просто боятся ходить на работу. Любой выход на улицу связан с риском. Честно говоря, на то, что мои заводы опять когда-нибудь заработают, надежды мало. Андрей остался на плаву: до войны он инвестировал средства в киевские проекты. Эти активы плюс наработанный годами имидж спасают его сегодня. К донецким предпринимателям во времена Януковича в столице относились, мягко говоря, настороженно. Киевские бизнесмены опасались, что сотрудничество с ними может закончиться потерей бизнеса, который либо отберут, либо уничтожат. Андрею часто приходилось произносить фразу: "Да, мы донецкие, но вы этого не бойтесь". Своей актуальности этот месседж, как выяснилось, не утратил. — Теперь я со многими опять веду разговоры в стиле: "Да, я из Донецка, но бояться этого не нужно. Я свой", — улыбается Андрей. Я морально приготовился к тому, что сейчас он начнёт монолог о продажной киевской власти, о брошенных на произвол судьбы людях, о не такой уж однозначной, как утверждают украинские СМИ, позиции России. Но я ошибся. — Кто воюет в Донбассе? — эхом повторяет он мой вопрос. — Местный люмпен и кадровые российские военные. Первым всё равно, что делать, только бы платили. Вторым всё равно, какие приказы выполнять. В Донбассе всегда было много криминалитета и тех, кто живёт только ради выпивки или наркоты. В каком-то смысле война вычистит всю эту нечисть. Жаль только, что во время чистки погибнет и много по-настоящему хороших людей, много наших. Наших, украинцев, — уточняет Андрей, видя моё замешательство. Мне становится стыдно за то, что я ждал от него привычной пропаганды. — Как семья? — спрашиваю я, пытаясь сменить тему. — Все в Киеве. И часть наших бывших сотрудников тоже здесь, живут на съёмных квартирах. Ждут. Отца я вовремя уговорил переехать из нашего дома на окраине Донецка. Буквально через месяц после этого ракета, прилетевшая со стороны донецкого аэропорта, превратила мой дом в руины. И самое страшное, что при этом погибли люди. Я не знал, что говорить. Выражать соболезнование или просто сказать: "Держись!" — Как думаешь, скоро всё наладится? Что будет с Донбассом? — спрашиваю я наконец. — Уже ничего не будет, — отвечает Андрей. — Если Донбасс получит автономию, чего так добивается Путин, регион будет вынужден сам восстанавливать уничтоженную после войны инфраструктуру. Украина максимум возьмёт на себя социальные выплаты, не более того. Никакие инвестиции туда больше не польются. Всё может измениться, если царь Владимир сойдёт со своего трона в Москве. Или его сбросят. Мне кажется, это может случиться года через три-четыре. В худшем случае — лет через десять. И тогда при благоприятной международной обстановке нужно будет ещё лет десять, чтобы Украина смогла вернуть себе Донбасс. И мы смогли бы вернуться на родину. Я вдруг думаю о том, что уничтоженный аэропорт "Донецк" имени Прокофьева — огромный, шикарный, блестящий новизной, — был своеобразным символом этой богатой жизни, символом донецкого шика. А теперь он символ того, что случилось с этой жизнью. Андрей, словно угадав ход моих мыслей, тоже заговаривает о ДАПе. — Знаешь, зачем построили в Донецке такой огромный международный аэропорт? — спрашивает он. — Тут ведь дело не только в понтах. Две трети из выделенных государством на это грандиозное строительство денег осели в карманах нужных людей. И так у нас было во всём. Янык буквально сливал в Донбасс бюджет Украины. Государство выделяло деньги, а нужные люди всё тянули и тянули. Основные украинские центры по обналичке были в Донецке, и все они контролировались "семьёй". Сотни тысяч людей работали на эту "семью". Поэтому они так его поддерживали во время Майдана. — И где теперь эти люди? — этот мой вопрос, адресованный бывшему жителю Донбасса, одновременно и банален и некорректен. Но Андрей непроницаем: — Большинство уехали в Украину, кто-то — в Россию. Но как минимум половина населения в Донбассе осталась. Под "ДНР" и "ЛНР". — И что же они, поддерживают Путина? — А что им остаётся? Они должны как-то выживать. Значит, должны приспосабливаться. Хотя есть среди них и идейные. Я вполне понимаю, почему в войска "ДНР" идут шахтёры, не видевшие в своей жизни ничего, кроме шахт и терриконов. Но почему идут образованные люди, не пойму. Один мой знакомый недавно поехал в Донецк искать работу. Я говорил с ним недавно по телефону, и он, как заведённый, рассказывал мне о том, что "Майдан устроили америкосы". И это при том, что во времена Майдана он снимал квартиру на Крещатике и так же, как я, видел всё своими глазами. Я ведь тоже был на Майдане и тоже помогал украинской революции. Я что, америкос? Летом Андрей активно поддерживал украинский добровольческий батальон "Донбасс". Так же поступали и многие другие донецкие бизнесмены. Только единицы оказались сторонниками "ДНР". Был ли среди них некоронованный король Донбасса? Мне интересно узнать версию Андрея. — Думаю, Ринат не предполагал, что всё так обернётся, — отвечает он. — Скорее всего, хотел поторговаться с Порошенко. Российских танков он точно не ожидал. А теперь Ахметов превратился в заложника: вся его промышленность в Донбассе. Один его шаг в сторону Украины, и всё это превратится в руины. Но даже если война закончится, думаю, люди ему всё равно не простят. Ведь ему достаточно было пошевелить пальцем, чтобы прекратить всю эту сепаратистскую музыку. А теперь он уже ничего не может… — Уважаемые покупатели! — раздаётся из динамика медовый голос диктора. — Благодаря вашей помощи мы уже отправили в зону АТО… Андрей смотрит на часы, и я понимаю, что пора прощаться. Я ухожу в залитый светом супермаркет, а он — в ночь. Что чувствует человек, у которого вчера было почти всё, а сегодня нет почти ничего? Я не решился задать этот вопрос. Может быть, то, что Андрей, потеряв так много, не обозлился на весь мир и остался верен себе, и есть самое большое богатство.
