xax33

Крым Симферополь столица Крыма. Он прекрасен своей красой. С Севастополем только сравним он, Да и с Ялтинской набережной. От Гурзуфа кусочек ухвачен. От Фороса тут летний зной. С Евпаторией разукрашен С Феодосией как родной Керчь, Армянск и други городищи Составляют Крыма красу Ну а я Вам скажу Крым в ненастье, Да и солнечный Я люблю!

Ветер 01 Пещера (Мистика) Мне поручили разобраться в этом деле, так как произошло это на строительной площадке. Имела место быть производственная травма. И всё бы ничего, только в больницу попали сразу три человека. Бульдозерист Рамзан Чимиков, Скрепер – Нейран Меметов и водитель автомашины «Ман» - Сервер Тукуев. Нет, не бойтесь. Там не было ни аварии ни драк ни убийства. Просто их нашли без сознания, возле большой, чёрной дыры в земле. Новой пещеры, найденой в Крыму при строительстве новой дороги. Опираясь на факты, было установлено, что грузовик подъехал к экскаватору под погрузку, а чуть позже прибыл скрепер. Первые несколько ковшей уже были засыпаны в кузов, но тут видимо,экскаваторщик наткнулся на эту глубокую пещеру и остановил работу. Все трое лежали без сознания возле входа. Были вызваны экстренные службы - полиция и скорая медицинская помощь. Пострадавшие были доставлены в городскую больницу. Да! Одна особенность или не ясность во всём этом всё же была. Хоть они, эти особенности и не имели ни каких отношений к делу, всё же её запишу. Для себя самого. По показаниям бригадира и других работников, - эти трое не дружили между собой. Не то что бы ссорились, а просто жили в разных местах, были мало знакомы и встречались только на работе. Но в тот момент, когда их нашли, они, эти трое, были не бриты и не чёсаны, с сильно отросшими ногтями. Создавалось впечатление что они вместе провели более недели и при этом не ели и не пили. Врачи впоследствии определили сильное обезвоживание всех троих пострадавших. Хотя медик, выдавший разрешение на работу утром, утверждал что ничего подобного не заметил. Хотя да. Знаем мы этих механиков и этих медиков, выпускающих транспорт и водителей на работу. Ну и вот. Получив папочку с несколькими листиками выписок и справок мне пришлось отправиться на строительство новой дороги к недавно отрытой старинной пещере. Да! Крым это вам не Африка. Весна! Пора любви и цветения. Буйство красок и ароматов зашкаливаект. Вот горьковатый запах алычи, а вот нежнейший- чайной розы. Шиповник. Яблоня. И что тут говорить? Жить, нюхать, смотреть и наслождаться, а мне в пещеру. Вот она черная дырища. Уже огорожена. Около десятка небритых мужчин готовят снаряжение. Понятно. Археологи и спелеологи. Ну этим работка найдется. Что мне то тут делать? Что искать? Остановился. Прикрыл глаза. Представил всю эту картинку. Убрал из нее всех мужиков и положил у входа троих без сознания. И что? И где? Откуда начинать поиски? Врачи даже не нашли следов от падения. Просто стояли, потом сели, лягли и потеряли сознание. Что ты здесь найдешь? Открыл глаза. Картинка не изменилась. Вот появился полицейский. Видимо смотрит здесь за порядком. А большего от него и не надо. Вон на обочине новой, строящейся дороги толпа зевак. Эх, раньше бы вы пришли, рассказали теперь что тогда произшло, а теперь вот мне ковыряться. Подошел к спелеологам. -Мужики привет. Вы туда или оттуда? -Ваши документы! Это ко мне подошел полисмен. -Пожалуйста. -Спасибо! Вы по работе? Продолжайте. -Ну так что ребята? -Мы только собираемся, но вот Михалыч уже побывал. -Спасибо. А вам здравствуйте. Разрешите пару вопросов. Я из социальной службы. Провожу расследование по поводу троих пострадавших. -А мы то тут причем? Мы исследуем пещеру. -Вот, вот. Эту норку и нашли эти трое, после чего впали в безсознательное состояние и их отсюда просто увезли. -Ну хорошо. Спрашивайте. -Спасибо за согласие. Теперь бы определиться с самими вопросами. И есть там что-то необычное? Как оно выглядит? Ну хоть что нибудь могущее натолкнуть меня на путь истинный. -Про ваш путь я ничего не скажу. Просто расскажу что видел и все. А вы уж сами решите надо вам это или нет. Нам сообщили о трагедии и нахождении, вот мы быстро, с минимальным оборудование сюда примчались. Ребят уже увезла скорая помощь, здесь оставались только следователь и полицейские. Мы быстро все разложили и спустились вниз. Надо было проверить нет ли там еще людей. Вдруг кто-то провалился. Пещера оказалась не глубокой, но видимо очень длинной В обе стороны уходили рукава. Так как пострадавших нет, а оборудования у нас минимум, то мы поднялись обратно. Одно скажу – много костей животных, очень старых, давних. Так что археологам здесь будет раздолье. Да и нам тоже. Читайте в прессе. Мы ничего не скрываем. У нас даже свой пресс-аташе есть. Извини если не смог быть полезен, сейчас пора. Вот и все что удалось здесь узнать. Надо ехать в больницу, а не хочеться. Здесь так хорошо. Не смотря на то что кругом гудят машины как-то мирно по домашнему пахнет зацветающим лугом. Первые стрелки ковыля нехотя колышаься в дали. И тут резкий, холодный и пронизывающий ветер промчался над нами и как-то странно присвистнул, подняв пыль возле пещеры. Вроде с озорством или с радостью, балуясь. И помчался дальше шевеля траву на пригорке. - Да. Я лечащий врач. Точнее скажу-наблюдающий. Чтобы лечить, нужно знать от чего. Пока никаких показаний не назначаю, кроме глюкозы и витаминов. Наблюдается сильное обезвоживоние и как бы это сказать, почасовое старение. - Поясните. - Вот когда их привезли, возраст Рамзана был 27лет. И по паспорту и по анализам. Через день, повторные анализы показали что ему больше 30 лет. Ждем сегодняшних результатов. После передачи всех данных в институт столицы к нам обещали приехать два профессора. Тоже ждем. Может они нам что подскажут. Все три пациента до сих пор в коме. Выводить не собираемся. Во всяком случае пока у меня не будет полной картины заболевания. - Понятно. Скажите хоть у одного из них есть повреждения или видимость отравления? Говорили они что нибудь? - Повреждений никаких не обнаружено. Отравление мы не исключаем. Яды бывают разные. Даже быстро выводимые из организма. Но по анализам все чисто. Насчет говорили или нет. Говорил, тот что Нейран, он, когда только привезли и делали первичный осмотр, пришел в себя. Ну мы сразу к нему с вопросами. Я записывал. Вот дословно то, что он сказал: « Рамзан грузил машину когда я подошел. Тут ковш его экскаватора провалился вниз. Он сразу остановился. Мы втроем стали над черной ямой, и стали смотреть. Было тихо. И вдруг снизу, из самой ямы раздался шелест, а потом вой. Мы испугались и отступили от ямы. Но я не успел. Мне прямо в лицо дунул шайтан ветер вечности. Влажный, спертый и ужасный. Больше ничего не помню». - Вот и все. Больше в сознание он не приходил. Зато зарастает больше всех. Утром их бреют, а к вечеру уже недельная щетина на щеках. Прямо видно как растут волосы. - Родственники к кому то приходят? - Да кто к ним придет? Все не местные. Заробитчане. Хотя нет, постойте. Вроде кто-то приходил. Я узнаю точнее и вам перезвоню. А пока извините надо работать. До свидание. - Вот вам моя визитка. Звоните если что вспомните или мужики придут в себя. До свидание. Ветер 02 Больница - Ты милок меня послухай. Раздалось где-то снизу и с боку. Остановился. Женщина моет пол, больше никого. - Ты не оглядывайся. Я это говорю, я. Баба Нюра. Только боюсь я очень. Выйди из коридора и там меня подожди. Я домою и выйду воду выливать. Там все и скажу. Я вышел в предбанник и остановился. Странно. Баба Нюра – русское имя, а женщина вроде не наша. И чего она здесь боиться? Центр города. Жду. - Здравствуйте. - И тебе не хворать. Ты это, меньше слов. Слушай. Зовут меня Зарема, но ты зови баба Нюра. Так надо. Боюсь я очень. Я здесь временно работаю. Вот дочка попала сюда, я за ней и ухаживаю. А по твоему делу вот что скажу. Слыхала я твой разговор с доктором. Так вот к этим троим ходит один парень, но парень он только по виду. На самом деле он шайтан-старик. Глаза у него выцветшие, как у мертвого. Идет, ни на кого не смотрит. В белом халате как доктор. К нему люди обращаются, а он их не видит. Строго идет в палату к этим троим. Я то побоялась следом зайти, но через дверь слышала как воет ветер и стоны. Это значит эти ребята стонали. Доктор-парень вышел и пошел, тогда то я и заглянула. А у них бороды и усы, хотя час назад их Светка брила. Убьет их шайтан, а дети это наши – из Узбекистана. Мусульмане. Сходи в мечеть, поговори с мулой он не откажет. А я не могу. Боюсь я очень да и дочка у меня здесь. Все иди не могу стоять. Иди. Я вижу что ты надежный человек ты и себе и мне и им поможешь. Я вышел на улицу. Да уж. Три дня прошло с момента проишествия, а мыслей полна голова. В мечеть я конечно же не пойду. Ну не верю я во всяких шайтанов, шаманов и прочее. Самое первое что надо узнать, кто и с какой целью приходил в больницу. Для этого я пришел за долго до начала работы и выловил Зарему – Нюру. - Здравствуйте бабушка. Можно вам здесь на улице задать пару вопросов? - Ты я вижу в мечеть не сходил. А зря. Их смерть будет на твоей совести. - Вы и сами можете сходить. - Не могу. Я этого шайтана чувствую, а зачит и он меня, но во мне сил мало вот и не замечает. Если я в мечеть пойду, то сильнее стану, буду ему мешать. Он и убьет меня. А у меня дочка болеет. Я все это точно знаю. Моя бабка с шайтанами дружила, вот мне знания и даны. - Хорошо, я схожу. Только скажите как мне того парня увидеть, что к ним приходил. - Это просто. Он к девяти приходит. - Так он не один раз был? - Каждый день как часы. Он их жизни пьет. Становится сильнее и не бросит пока не выпьет полностью. - Чего же сразу всю жизнь не выпьет? - Он может, но не хочет. Они борются, живут. Восстанавливаються. Если сразу выпить, то мало будет, надо новые жертвы искать, а это ему, слабому, опасно. Вот окрепнет, тогда и все. Уйдет на волю, а пока привязан. - Ясно. Спасибо. А все же покажите мне его. - А чего ж. Ты к девяти приходи. Он ровно в девять дверь открывает. Еще успеешь в мечеть сходить, а я пошла. Время уже. Надо дочь покормить, да полы мыть. Боюсь я. Теперь уже всего боюсь. Вижу как он сил набирается. Страх. Никуда я идти не стал. Прошел в отделение. Глянул как медсестра бреет и стрижет лежачих. Потом решил встретить этого парня на улице. Вышел и сел рядом со входом на скамейку. Утро. Все кто надо пришли на работу. Жду. Вот мальченка в припрыжку добежал до двери. Открыл и зашел. Может мать здесь лежит? Сколько еще ждать? А время уже одна минута десятого. Не было никакого парня. Перепутала что то баба Нюра. Зайду во внутрь. Тишина. У врачей видимо пятиминутка, скоро обход. Стою смотрю по сторонам. Вот молодой врач идет к выходу. Вон медсестра вынесла от кого то судно. Открылась дверь и на меня пахнуло ледяным-зимним ветром. И тишина. Стоп. Нюра говорила что молодой и холод веет. Может врач? Бегом на улицу. Никого. Только мальченка в припрыжку бежит из больничного сада. Тот что сюда входил. Куда сюда? Когда входил? Я же здесь стоял. Ерунда какая то. Бегом следом. Какой там. Никого. Точнее народу, машин полно, а вот мальченки и след простыл. Весь день я занимался другими делами и только к вечеру удалось дозвониться и договориться о встрече со священником, отцом Михаилом. В кратце изложив ему суть дела попросил о встрече. Договорились через три дня и он будет не один. За эти три дня я не много продвинулся в слежке за мальчиком. Когда в следующий раз он выбежал из больницы, я уже стоял на улице. Не много проследив за ним потерял на перекрестке. На второй день слежку начал именно с этого перекрестка и опять потерял на следующем. Так же и на третий день. Но тут мне приходилось спешить. У меня ведь назначена встреча со священником. Дни летят, а дело расследования даже не сдвинулось с мертвой точки. Нет не надо так говорить, ребята еще живы хотя и в плачевном состоянии. Вчера вечером видел бабу Нюру. Очень плоха. Еле ходит. Глянула на меня с укаризной и отвернулась ни слова не сказав. Ветер 03 Слежка Наша встреча была назначена в парке, но в тот момент когда я уже подъежал, перезвонил отец Михаил. Перенес встречу на полчаса и изменил место. Не предложил, а именно настоял на шашлычной забегаловке возле рынка. Очень меня это удивило, но делать нечего. Еду. За одно и перекушу. С этими слежками некогда и поесть по настоящему. Я приехал первым. Заказал себе порцию плова и шашлык. Куда ж мужик без мяса. А так смешав два блюда вместе наслаждался прекрасным вкусом. Когда трапеза подходила к концу пришел отец Михаил. С ним мы были знакомы и просто поздоровались. А вот пришедшие в компании мне не встречались. - Здравствуйте, меня зовут Сергей. - Здравствуйте. Извините нас, но давайте без имен, званий и регалий. Поверьте нам на слово – вы в большой опасности. И вы и те кого вы представляете. - Что то я не совсем понимаю. - Давайте присядем. Вот этот наш общий знакомый поведал нам вашу историю. Можете ли вы что либо добавить к тому что уже рассказали? - Только то, что пытаюсь выследить мальчугана, который совсем не мальчуган, а парень в докторском халате который совсем не доктор. Но моя слежка проходит очень медленно. В день я продвигаюсь всего на один квартал. Не более. И мальчик изчезает, вроде как сквозь землю проваливается. - Да – да. Так и должно быть. Только не проваливается. Он улетает. Он ветер. Пока вы его видите, он видим, только упустили из виду – испарился. Улетел. Не знаю. Не могу передать вам всего разговора, но эти люди убедили меня в большой опасности, нависшей в первую очередь над тремя пострадавшими, а потом и над Заремой со мной вместе. И чем дальше тем больше опасности. Потом и Зарема-Нюра, перейдет на сторону шайтана. Переманит. А если сам не сможет обратится к Иблису. Самое основное, что могут сейчас для меня сделать, это увести подальше от светлых мест. Чтобы шайтан чего не заподозрил ( по этому и шашлычная) . И это до того момента, когда я смогу выследить и найти логово. В больнице тоже лучше не появляться. К моим подопечным будет ходить отец Михаил. Он же через сестру и будет передавать мне указания и нужную информацию. Да! Конечно! Такие предосторожности и прямо скажу, конспирация меня не только удивили, но и слегка напугали. Во-первых я совершенно не знаком с мусульманской религией. Куда проще наши Библейские нечисти, когда знаешь чего от них ожидать. А во-вторых во все это я не верю. Или не верил? Кхе. Странно. Не понятно. В общем не по себе как то. Когда расстались было уже довольно поздно и провести первый свой эксперимент я решил утром. Схожу до бабы Нюры. И больных проведаю за одно. Зайдя в коридор больницы ее увидел сразу. Моет пол. Но вдруг, как почувствовав мой взгляд, зыркнула на меня и юркнула в палату. И через секунду вышла с врачем. Усердно что-то ему объясняя и указывая на меня. И следом опять ушла в палату. Врач же направился ко мне. - Здравствуйте. На вас тут поступила жалоба, что вы плохо влияете на больных. Приносите с собой спиртное и сигареты. После вашего ухода остается мусор и ухудшается состояние пациентов. Прошу вас больше не приходить. - Вы меня просите? Это вам бабушка все рассказала? - А вам какая разница кто? - Так вот. Мои пациенты в коме и из нее не выходят. Так что пить и курить у них пока не получается. Мусорить как вы понимаете тоже пока не можем. И ещё, две самые главные вещи – у меня есть разрешение главврача и спецслужб на посещение больницы в любое время. Так что уж извините, но не в ваших силах выгнать меня. Вот подтверждающие документы. В принципе мне и не надо было козырять документами. Главное я выяснил. Как вчера Имам мне и говорил, баба Нюра начинает строить козни. Теперь она против меня. Или нас? А то, о чем мне говорили – скорее всего правда (имам - это у них старший священник, мула – тот кто проводит обряды)(иблис – это главный в аду, шайтан его помощник). Ну и что? Как жить, основываясь на новых знаниях? Наверно главное не паниковать. Суть не изменилась. Надо выяснить от кого приходит мальчик, а может попробовать распросить его. Почему то мне сразу в голову не пришла эта простая мысль. Хотя нет. Мальчуган очень бытро убегал и скрывался из виду. А теперь я боюсь к нему приближаться. Делать нечего. Продолжаю следить. Но так случилось, что пару дней его не было. Я всполошился. Перезвонил сестре отца Михаила и через час получил уведомление. - Все нормально. Продолжайте следить. Мальчик исчезает как только на него никто не смотрит. Теперь и за ним и за вами постоянно следят. Вы почти в безопасности. Мы все готовим. Скоро финал нашей истории. Следите. Вот так поворот дела. За мной тоже следят? Хотелось бы узнать кто? Попробую присмотреться. Но ни на следующий ни в другие дни никого не заметил. Зато мальчуган перестал пропадать. Так квартал за кварталом мы приблизились к городскому кладбищу. - И кто бы мог сомневаться, что любая нечесть базируется на таком месте? Но нет. За следующий день мы прошли старое кладбище и дойдя до нового свернули в другую сторону. К не большому, не давно построенному дому. Чисто побеленному. С пластиковыми окнами и красивой блестящей трубой на красной металической крыше. Мальчуган нырнул в приоткрытую дверь. А через пару минут из дома вышел старик. Высокий, статный. С отменной выправкой и почтенной седенной. Старик. Почему старик? Ветер 04 Логово На прямую идти я и не собирался. Да и вообще не было ни какого плана действия. Просто я старался выследить и всё. Выследил! Что дальше? Но и уходить с пустыми руками не хотелось. Опишу немного ситуацию. Домик находится через дорогу от кладбища. В районе самостроев. Да вы знаете, такие не большие четырёх стенки на полях. Люди возводят такие с надеждой что это узаконят и можно будет построить дом для жилья. Вот и здесь много таких, небольших домиков. Среди них выделяется три. Это – свеже построенный и побеленный. Дом для мечети – в центре посёлка. И домик чуть подальше и с трубой для печки, где живёт сторож. Вот к третьему домику я и отправился. Постучал в дверь. Вышел не молодой уже мужчина. - Что Вы хотели? - Мне необходимо с вами переговорить. Сказал я и подал визитку, даную мне при нашей, трёх сторонней встрече. Мужчина только взглянув, сделал шаг в сторону. - Для таких людей мои двери всегда открыты. Я прошёл. Для такого домика убранство соответствовало. Кровать, стол, два стула и печь. - Что вы можете рассказать вот про тот, только отстроенный дом? - А ничего не могу. Понимаете, мы ведь по очереди дежурим. Вот я пришёл, смотрю дом стоит отстроенный, а на той недели был как все. Спрашиваю предыдущего охранника, а он говорит что когда пришёл, дом уже был. Кто в нём живёт, незнает. Видел старика. Древнего. Седого и с огромной бородой. Раз не воровать пришёл – значит можно. Пусть живёт. Уважаемый человек. Да! Я вот ещё пару раз мальчёнку видел. Как в дом забегал и всё. Больше никого и ничего. - Спасибо! Вы нам очень помогли. - А что? Разве им нельзя? Лихие люди или что? - Нет – нет. Всмё спокойно. Просто уточняем данные на этих постройках. Вроде хотят их узаконить. - Слава Аллаху! Так уже людей замучили с этой неопределённостью. - Вы только сильно не рапространяйтесь. Это я вам небольшой секрет сболтнул. - Да я нем как рыба. На этом мы и расстались. Обходя дом с другой стороны, я определил где глухая стена и есть ли подход к дому. И тут началось!!! Круговерть! Кутерьма! Фантасмагория!!! Вдруг! Ни откуда! Налетел ветер! Не видно ни земли ни неба! Охапки пожухлых листьев в лицо! Затем в спину. И снова в лицо! Кто-то специально толкает меня из стороны в сторону! Не разбирая дороги, только на угад и интуитивно, я двигался в направлении дороги, где стоял мой автомобиль. Минут через пятнадцать – вот и дверца. Открыл. Последний толчёк в спину. Рывок двери порывом ветра и я закрылся в авто! Фух! Перевёл дух. Ключи вставил. Повернул. Завелась. А куда ехать? За окном такая кутерьма, что ничего не видно. Да ладно! Главное подальше от сюда. Рывок с места! И вдруг машина остановилась как вкопанная и заглохла! Что за нафиг? И тут ба-бах!!! Огромное дерево упало прямо перед машиной. - Слава Богу! Пронесло! И тут в миг! Раз! Всё стихло! Светит солнышко. Тишина. Вроде ничего этого и не было. Только лежащее впереди дерево и груды мусора вокруг машины напоминали о прошедшем. Чудеса! Привидилось что-ли? Сдал немного назад, объехал дерево и поехал. Пока еду, обдумываю что же произошло? Светофор. Красный. Остановился. Где это я? А? Больница? Заехать, проведать ребят? Как они там? Не был ведь несколько дней. Заеду! Включил сигнал поворота на лево. Трогаюсь. Трах! Бабабах!!! Из-за поворота вылетает большущий джип и просто сносит машину, которая стояла рядом со мной, но тронулась на две секунды раньше. - О Господи! Опять пронесло! Нет уж! Тут не до посещений. Срочно к отцу Михаилу. Если бы я стал поворачивать, то вся сила удара досталась бы мне. Вот тут хочешь верь, хочешь не верь, но идёт охота уже на меня. Я ведь даже не видел откуда взялся этот джип. Когда стояли на светофоре, ни каких машин сбоку не было. С неба он упал что-ли? - А что вы думали? С неба упал! – сказал мне священник. После того, как я ему рассказал что со мной произошло, сразу как я нашёл логово шайтана! - Сейчас подъедет Имам с помощниками и будем действовать. Минут через пять подъехал большой минивен, с наглухо тонированными стёклами. Открылась дверь. Мы сели. Всё молча. Быстро. Машина с ходу рванула вперёд. Когда глаза привыкли, в машине довольно темно, разглядел сидящую бабу Нюру. Она низко наклонила голову и что-то шептала. - Зарема ханум теперь с нами и очень помогает. В данный момент она заклинаниями отводит взгляд шайтана от нашей машины. - Она у вас колдунья? - Правильней сказать потомственная ведунья. Нет. Мы не приветствуем таких людей и их занятие, но в данный момент без неё просто ни как. Наш друг, выследивший врага рода человеческого является постоянной мишенью. Его знают и чувствуют. Нам лучше бы и не брать его с собой, но он единственный кто притягивает к себе шайтан-ветер. Это его выпустили из пещеры рабочие. Случайно наткнувшись на чёрную нору. Помните как один из них сказал что из норы пахнуло тёплым, влажным и затхлым ветром вечности. Так вот это и был шайтан вечности. Много веков назад один из имамов изловил его и поместил в пещере. За долгое время изоляции, шайтан постарел, иссох и сник. Чтобы выжить шайтан заманивал в пещеру животных. А теперь, когда вырвался, он пьёт жизнь у тех троих ребят. За счёт них молодеет и набирается сил. Если мы не остановим его, то много бед по свету может натворить шайтан. Он может поднимать бури и шторма, раздувать пожары и насылать ураганы. Мы должны успеть. Подхезжаем. - Вы говорили что можно не заметно подойти со стороны противоположной кладбищу. - Да, это так! По главной дороге проехать метров сто, а там съезд. От него пешком. - Отец Михаил и вы, останетесь возле машины. Зарема ханум вас прикроет. Мы в троём сделаем всё что требуется. Не спорьте. Так безопаснее. Всё надо делать максимально быстро. Приехали. - Аллах велик и нас не бросит. Это тот дом что сверху развевается тамга? - Да! - Начали! Три человека кинулись бежать к дому. Баба Нюра громче стала читать заклинания. Люди разделились. Один стал что-то делать у задней стены. Двое других у боковых стен. - Чем они занимаются? - Они вешают листочки на которых написаны отрывки суры из Корана! Пытаются запечатать выход из дома. Через некоторое время все трое собрались у глухой стены дома и стали молится. Дом просто затрясся!. Заходил ходуном! Стал то раздуваться как шар, то уменьшаться как конура и вдруг!!! Голубой флаг с золотой буквой с воем и свистом взвился в высь. Раздался хохот и чёрная туча на секунду закрыла солнце, и тут же умчалась прочь. - О Аллах!!! Упустили!!! Через трубу ушёл! А всё золото виновато. У мусульман золото это плохо. Это кумир преклонения. - Какое золото? Где? - На синем флаге золотая тамга. Идол! Грех! А звезды с полумесяцем здесь нет! - И что теперь будет? - Посмотрим! И тут снова началась фантасмагория. Ветер, пыль, листья, песок и камни. Небо упало на землю. Грохот. Молния и... Тишина! Стою у большой чёрной дыры. При прокладке дороги – строители наткнулись на большую пещеру.

Мой муж и дочка Все мужики – козлы. Но я так люблю своего козлика, что готова бежать за ним хоть на край света. Да куда угодно, лишь бы с ним. А он теперь сидит по вечерам в баре. Почти не пьёт, просто сидит. Со мной не разговаривает. Сегодня обругал, и послал на три буквы, сказал, что убьет, если пойду за ним. А я всё равно пойду, поползу, за кустами и деревьями. Я вижу, что тебе плохо, от этого злишься на меня. Ты не обстиран и не мыт, ты один, я вижу. Я это чувствую. Ну, зачем ты меня гонишь? Сволочь ты любимая. Всё началось в этом баре. Это наш бар. Мы здесь отмечали все дни рождения. Все пятнадцать. Пять раз новый год и пять раз пасху. Этот бар стал для нас почти вторым домом. Хозяин уже знает нас, и если мы просим, то оставляет нам на вечер наш столик в дальнем углу. Тот столик, над которым есть небольшое окно с форточкой. Тем этот столик и славен. Когда слишком душно или накурено, мы открывали форточку и у нас был свежий воздух. Поэтому мы всегда втроём. Я, мой Вовчик и моя Алёнка. Точнее наша Алёнка. Мы все пять лет как единое целое, а сейчас что-то случилось и я не знаю что. Я бросила дочь и дом, я всё свободное время посвящаю поиску своего бывшего. Нет, не бывшего. Своего Вовчика. Целыми днями, он на работе. Вечером в баре. Из бара он выходит и пропадает. Я не могу за ним уследить, но и оставить всё так, я не могу. Я не могу без него. Эти пять лет. Пять долгих лет. Те пять лет моей жизни, что пролетели как пять минут. В эти пять лет я узнала, что такое счастье. Я почувствовала, что такое быть удовлетворённой женщиной, счастливой женой и матерью. Нет, бывали, конечно, моменты. Сначала всеми своими радостями делилась на работе, а потом перестала. Мне просто завидовали и пытались мне в голову запихнуть разные гадости. Я перестала им всё рассказывать и дома всё налаживалось. Пока… Мы познакомились в баре. Он сидел за дальним столиком и курил. Перед ним стоял графин с водкой, салат и отбивная с картошкой. Нормальный, холостяцкий набор для мужика. Был день Валентина. Мест в баре почти не было. А я зашла после работы, выпить рюмочку водки, так, с устатку. Я вообще не пью, но так, на праздник или после тяжёлой работы, позволяю себе две рюмочки по тридцать грамм. Так было и в этот раз. Я подошла к стойке, перекинулась с барменом парой фраз. Он тогда меня уже узнавал. Спросила его, где можно пол часика посидеть. Он осмотрел зал. - Вон, видишь столик в дальнем углу, там сидит парень. Он тоже зашёл закусить и выпить, скоро наверно уйдёт. Он ни когда не засиживается, как и ты. Попросись к нему, я думаю, он не откажет. Вот так я оказалась за одним столиком с Ним. Я спросила разрешения присесть, он махнул головой и что-то буркнул. Он жевал свою отбивную. Я присела. Бармен сразу принёс мой джентльменский набор. Две рюмки водки и порезанный на кусочки сникерс. Засиживаться мне было не когда. Выпила и съела два кусочка шоколада. Пять минут, повторила процедуру и домой. У меня дочка двенадцать лет. Начинается сложный период, переходный возраст. Она ни в коем случае не должна унюхать алкоголь. А так, орешками пахнет и всё. Нас в расчётном отделе часто угощают. Кто там, в отпуск идёт, или заходят узнать, что по зарплате. Как – то раз, правда, унюхала. Говорит, от тебя чем-то пахнет, а я не растерялась, говорю, конфеты ела, с ликёром. Так вроде и пронесло. В общем, села я за столик. Бармен принёс мой заказ. Я сходу, одним глотком, рюмочку опустошила и сижу, жую свой сникерс, осматриваю зал. Люди отдыхают. Веселятся. Правда, ведь сегодня день Валентина. День покровителя всех влюблённых. Это новый праздник, западный. Его в Европе давно отмечают, а у нас только начали. Ну а молодёжи, был бы повод. Весело в баре, у меня тоже настроение ни чего. Голову вроде попустило. То ли от рюмочки, а может под общее веселье. Сижу и улыбаюсь. На мужика не смотрю, ну ест человек, чего его смущать. И так, спасибо, за столик пустил, не выпендривается. Повернулась, чтобы взять второй кусочек шоколада. У меня всегда так, одна рюмка – два кусочка. Смотрю, мужик всё доел и сидит на меня смотрит. Ну, смотри, мне какое дело? Нет, дело то конечно есть, но не к нему. Сопляк. Ему то и лет, наверное, двадцать пять. Работяга, вон руки то все покоцаны, да и серые от мазута. Видела я таких, у нас на заводе. Рубаха вон не стирана, уже, наверное, дня три. Да и сам какой-то. В общем, смотри, если хочется. Повернулась и смотрю в зал, но, чувствую, глаз не сводит. Думаю, не буду поворачиваться. Рукой нащупываю свою вторую рюмку, не глядя туда, выпью. Аж вздрогнула, мягкая и тёплая рука, вложила мне в ладонь холодную рюмку. Оглянулась. Он сидит, смотрит на меня и улыбается. Поднял свою рюмку, тянет к моей. Чокнулись. Я улыбнулась в ответ. Выпили. Я взяла шоколадку, а у него в тарелке ни чего нет. Откусила кусочек и хотела положить остаток на блюдечко. Протянула руку, а он взял остаток шоколадки из руки и съел. Я засмеялась. Говорю, возьми целый кусочек. Он жуёт и мотает головой. Встал. Взял меня за руку, и мы пошли в зал, танцевать. У меня есть подруга. Такая, как и я, только моложе и дочка помладше. Живут в соседнем подъезде. Ну, мы иногда помогаем друг дружке в таких делах. Когда она мне звонит, я забираю на ночь к себе её дочку. Когда я ей звоню, она с дочерью приходит до утра, в гости к нам. Своей дочке объясняю, что задерживаюсь на работе, проверка там или ревизия. В общем, всё отлажено. И у меня и у неё это не часто случается, поэтому такие звонки нам обоим не в тягость. Тем более что постельное бельё, я у неё держу своё. И когда мне надо, она стеллит, а я потом забираю и стираю. Когда мы пошли танцевать, мысли закружились в голове. Позвонить подруге насчёт квартиры или ну его на фиг, этого молодого. Привяжется, потом не отвадишь. Затанцевалась. Глянула в телефон, уже семь часов. Бегом засобиралась. И его потащила за собой. Не поняла зачем. В голове туман, а вроде не пила больше. Своя норма, две по тридцать. Может дым и пары в зале. С подругой не созвонилась. Что делаю? Притащила его домой. Доча двери открыла, смотрит на нас широко открытыми глазами: - Мама, это кто? - Да так. В ба… В бакалее познакомились. - А чего ни чего не купила. Майонеза же нет. - Да, я деньги на работе забыла. Ты проходи, я сейчас покушать приготовлю. Я быстро на кухню, дитё у меня не кормлено. А мама как соплячка по дискотекам скачет. Мне уже тридцать пять, не до танцев уже. Хотя чего себя хоронить раньше времени. Алёнка зашла в туалет, шуршит и звенит там чем-то. Ушла. Ладно, потом спрошу, что там да как? Надо быстрее на стол накрыть. Да и самой закусить, в голове что-то не то. Зачем я его притащила. Молодой совсем. Теперь вот знает, где я живу. Лучше б с подругой созвонилась. Где это он пропал? Прошёл в комнату, наверно там телевизор смотрит. Ну ладно, сейчас накормлю и выпровожу. Какие могут быть отношения? Он так молодо выглядит. Почти ребёнок. Нет, ну лет двадцать пять ему есть, конечно, но это не для меня. Умудрённая опытом женщина. Уже первые седины появляются. Куда мне молодого. Надо искать таких, кому за сорок. Да где его найдёшь? Если нормальный, то женат, а остальные алкаши. Сколько раз уже ошибалась. Так. Вот и ужин готов. Хорошая вещь микроволновка. Куриное филе разморозила, и пока варились макароны, пожарила в тесте мини отбивные. Солёный огурчик и зелень сверху. Прелесть. Где они там? Ой, а как же его зовут. Вот дура старая, притащила в дом мужика, а даже имени его я не знаю. В баре некогда было знакомиться. А от бара до дома пять минут хода, тоже времени не хватило. - Алёна, идите кушать. - Сейчас, мама. Пошла посмотреть, чем они там занимаются, что не идут кушать. Обычно она голодная и бежит сразу, а тут с таким опозданием. - Мама, а дядя Вова мне диван отремонтировал. И ещё сказал, что на компе мне винду переустановит, но завтра. Потому что это долго. Ого, он уже на завтра рассчитывает. Говорила же что от молодого, потом не отвяжешься. Хотя, какого потом? Ничего же не было. Гони хоть сейчас. Нет, надо покормить. Вон как он ловко орудует ключами и отверткой. Вот чего Алёнка в туалете звенела, ключи брала. Да уж. В нашем женском царстве некому диваны ремонтировать. - Дядя Вова, дядя Вова, а вы поможете мне уроки сделать? Я тут немного не догоняю. - Сама будешь делать, нечего чужого человека грузить. - Чужого? А я думала, раз ты домой привела, то он твой знакомый. – Мне знакомый, а тебе чужой. - Ничего Алёнушка, мама устала с работы, а мы с тобой сейчас за ужином и познакомимся поближе. Пошли кушать. Ключи и отвёртку на место убери. С диваном я закончил. А уроки потом, после ужина посмотрим. Ужин прошёл спокойно. Алёнка рассказывала за школу. За контрольную, что писали на той неделе, а теперь делали работу над ошибками, и то, что у неё четвёрка. Не там запятые поставила. Я сидела и рассматривала его. Значит Вова. Молодец, работящий, и, наверное, с головой, раз обещал компьютер починить. А то доча уде достала с его ремонтом. Лишних денег у меня на ремонт нет. Что делать то мне с ним? Мальчик на раз? Порядочный, работящий, хозяйственный. Вон даже инструменты, сказал Ленке, сразу и унесла. Мне бы пришлось, раз пять сказать. Значит, он ей тоже понравился. Почему тоже? Я ещё не определилась, нравится он мне или нет? Хотя нет. Нравится! Но как-то не того. Ну, комок какой-то мешает. Я его всего-то два часа знаю. Да и не знаю вообще, но что бы узнать, надо познакомится поближе. Всё, убралась, посуду помыла, теперь можно и телевизор посмотреть. Заглянула в детскую. Алёнка сидит над тетрадкой, а он стоит, склонившись над ней, и что-то рассказывает. Прислушалась, что-то математическое. Поняла, дроби втолковывает. Я их тоже долго не понимала. Пошла в зал, включила телевизор, залезла с ногами на диван и стала смотреть новости. - Мама, мама! Зов дочери вывел меня из задумчивого состояния. - Мама, а дядя Вова домой собрался. Говорит, что поздно уже и мне пора спать. Так и, правда, поздно. Давай я с тобой лягу, а он на моём диванчике. - Нет, Алёнка, и, правда, поздно уже. Девочки должны спать отдельно. У тебя есть своя комната и свой диван. Вот и спи там, а дяде Вове я постелю на кухне. На уголке. - Да ты что, мама? Там неудобно, сначала его к нам в дом привела, а потом на кухне спать уложить, ты ему ещё на пороге постели. Пусть он хоть на полу, но в зале ляжет. Неприлично же, порядочного человека и на кухню. - Да нет. Нет, я домой пойду. Завтра встретимся. Я ещё приду, обещаю. - Ни каких ещё. Сегодня и сейчас. Я вам свою подушку и одеяло отдам, вы только не уходите. - Так. Доча. Что за истерика? Сказано завтра, вот завтра и придёт. - Мама! У меня ни когда не было папы. Я у других только пап видела. А этот лучший. Если он уйдёт, я точно истерику закачу. Ну, мамочка. Ну, давай я на кухне, или перед дверью лягу. Пусть он останется. - Алёна. Мама устала. Давай договоримся так. Ты ложишься первой. Пока мама мне постелит, ты должна уже спать. Тогда утром, проснувшись, ты меня увидишь. Я обещаю - Хорошо. Только не обманите. Я и правда устала. Столько уроков. Я быстро засну. Но я жаворонок и рано просыпаюсь. Алёнка ушла, а мы остались стоять в прихожей. Я всё прикинула, да пусть спит. Ему же хуже будет. На полу жестко, перин у нас нет. Кину одеяло с подушкой, а простынёй укроется. Ничего, не замёрзнет. У нас хоть и не Африка, но и не Сибирь. - Пойдёмте дядя Вова, постелю вам в зале. - А может я всё же домой, чего вас стеснять? - Ага, в одиннадцать домой, а к шести обратно. Ленка рано встаёт, а вы тут ей наобещали. Душ и туалет, там. Полотенце голубое, и ни каких разговоров. Когда я приду – вы уже спите. Он пошёл в туалет, а я стелить ему на полу. Заглянула в детскую. Алёнка спит. Хоть эта улеглась. Постелила. Прошла на кухню. Подождала, пока он перестанет плескаться и фыркать в ванной. Прошёл в зал. Теперь можно самой помыться. Часы пикнули полночь. Бегом обмылась, пора спать. Заглянула в детскую, тихонько сопит. Зашла в зал. Тишина. Скинула халат. Постояла…. И легла. На пол. Когда отвернулась и засыпала, часы пикнули четыре часа. Проснулась от того, что по мне скачет Алёнка. - Мама! А он не обманул. И ты молодец. Я полежу рядом с вами. Алёнка легла между нами, а так как она была только в трусиках, то я прикрыла её одеялом. Володя что-то шепнул ей на ушко. Она глянула на него: - Ага. Сейчас. Вскочила и убежала. Через секунду прибежала уже в пижаме и опять нырнула ко мне под одеяло. Вова укрыт был простынёй. Мы ещё повалялись немного. Потом я отправила Алёнку одеваться и собираться. И встала. Я сама себя не узнаю, чтобы я, вот так, при мужике стояла голой. Степень моего доверия к нему, не вмещался в моей голове, но он меня приворожил. Я одевалась, не стесняясь его. Он тоже поднялся, одел трусы, носки, брюки. Пошёл в ванную умываться, а я на кухню, готовить завтрак. Вот так в полном доверии мы прожили пять лет. Он сдружился с Алёнкой, что я даже иногда возмущалась. Но Вова всегда говорил: -Каждый день, один час принадлежит ребёнку, больше по возможности или по необходимости. Но час – это закон. К нам чаще стала заходить Ленкина подружка Света. Дочь моей подруги из соседнего подъезда. Мне-то теперь не надо, но её я продолжала выручать. Женская солидарность. А потом её дочка стала ходить на этот час. Когда Вова занимался с Леной. Они теперь часто делали уроки вместе. Хоть Света была и младше, но Вова говорил: - Повторение мать учения. И заставлял Лену повторять то, что Света только учила. А Свету заставлял внимательно запоминать то, что учит Лена. А я всё удивлялась, откуда он помнит школьные уроки? Володя и рассказал, что ему достаточно прочитать тему в учебнике, и он сможет решить почти любую задачу. У него дедушка был учитель математики вот он то и привил любовь к этому предмету у Володи. По началу, на работе, девчонки меня ругали, как это я могла, с мало знакомым и сразу в постель и в доме с дочкой, его оставлять. Но через месяц все успокоились, и стали мне просто завидовать. Следующая волна возмущений и подозрений на меня вылилась перед новым годом. Володя сидел на кухне, что-то чинил. Это у него так было заведено, дин час для ребёнка, второй час, для работы по дому. Всё что хочешь, проси, сделает. Но час прошёл и он у телевизора. Доделывать будет завтра. Иногда раздражало, но ведь главное что делал. А это многое. Другие мужики вообще безрукие. Ну, в общем, вожусь я на кухне, рядом Вова что-то чинит. Заходит Алёна и с порога: - Мама! Мне уже тринадцать лет, а я всё время хожу в детских трусиках. У нас девочки на физре, когда в раздевалке переодеваются, то хвастаются новыми, красивыми, взрослыми трусиками. Одна я как ребёнок. - Ну, прямо у всех новые. И, во-первых, доча. При мужчинах, женщины не обсуждают своё нижнее бельё. Во-вторых, тебе рано такое носить. А в-третьих, не гигиенично. Всё. Разговор на эту тему, окончен. - Дорогая, ты не права. При мужчинах можете не говорить на эти темы, а при папе семейные проблемы обсуждать необходимо. Или мы не семья? Ленчик, не плачь. Давайте сходим всей семьёй на вещевой рынок, и купим тебе то, что понравится, но при одном условии. Мама права, постоянно такие трусики тебе носить ещё нельзя. Только один, два раза в неделю. Если ты обещаешь, то всё будет так, как хочешь. - Папочка, как я тебя люблю. Спасибо. Я обещаю, что только на физру одевать буду. Только купим мне двое, чтоб можно одевать разные. Ура. Спасибо, а когда пойдём. - Нечего её баловать. С такого возраста ей трусы, а дальше что, шубу норковую? Я с вами не пойду. Вам надо вы и идите. У меня и дома работы хватает. Они в первый же его выходной пошли. А меня девочки на работе пилят: - Дура. Дитя с мужиком за трусами отправила. Он ещё смотреть будет, как она выбирает и меряет. Я сначала испугалась, а потом подумала, кто же ей трусы, мерять даст? Но домой пришла по раньше - Ой, мамочка. Как хорошо, что ты рано пришла, а то папа не отдаёт мне покупку. Говорит, что при тебе отдаст. - На те, вот вам. Иди с ней, присмотри как там ей. Всё ли подошло? Я там чуть со стыда не сгорел. Старый козёл молодухе трусы покупает. На меня как на врага смотрели бабы. Одна только к нам хорошо отнеслась. Взяла Алёнку за руку, завела за шторку и стала ей рассказывать и показывать товар. Я там немного подслушал. Вроде ничего криминального. Она ей просто про разновидности трусиков рассказывала. Потом Алёнка выбрала двое, я заплатил и в карман спрятал. Сказал, что с тобой будет мерить. Иди уже. - Мама, я уже. Донёсся голос из детской. У меня всё отлегло. Ну и дуры девки на работе, напугали до ужаса. У меня самой разные мысли стали появляться. Вот так и на день нашего знакомства. Мы решили втроём посидеть в баре. Отметить день Валентина и день нашей семьи. Ведь именно в этот день мы познакомились и были вместе первый раз. Володя заказал наш столик в баре. Мы с Алёнкой пришли, сели, сидим. Уже накрыли на стол, а его нет. Звоню, не отвечает. Я уже волноваться хотела. Сижу, по сторонам смотрю. Молодежь веселится. Праздник. Тут возгласы в зале: - Ого, вот это да!!! Посмотрела туда, куда все повернули головы. В дверь внесли большой букет белых роз. Красота! И вот это красотища, движется в нашу сторону. Приближается. Да тут два букета. Один белых роз, другой, поменьше розовых гербер. Розы достались мне, а герберы Алёне. Вовочка у наших ног, в руке колечко. Зал свистит и рукоплещет. Я плачу, Алёнка тоже. Первый раз у наших ног, любящий мужчина и с такими цветами. С кольцом. Ну, конечно же, согласна. Мне кольцо, а Ленке какой-то маленький кулёчек. Она его сразу под блузку спрятала, а потом весь вечер щупала. Сидит, трогает. Танцует, придерживает. Заинтриговала. Когда, уже ночью, пришли домой, я пошла, ставить в воду цветы. Алёнка рванула в спальню, а Володя сел в зале у телевизора. Я занесла розы в зал и поставила на стол, в мою любимую хрустальную вазу. В зал забежала Алёнка. Она была в одной, длинной, почти до колен, белой футболке. Под ней, явно был виден красный, кружевной лифчик и такие же трусики. Она кинулась к Володе. - Папочка, дай я тебя поцелую. - Стоп. Во-первых. Я хоть и папочка, но всё-таки мужчина. Поэтому появление здесь в труселях не позволительно. Во-вторых, надень юбку и тогда придёшь жаловаться. Алёнка выскочила из комнаты, но через секунду влетела опять, но уже в юбке. - Ну, папочка. Не жаловаться, а хвастаться. Мама меня ни когда так не баловала. Это только ты можешь понять меня. Мама бы мне ни когда не купила такой комплект. Такие трусики, а какой лифчик?! Прелесть. Я в этот день смолчала, праздник все-таки, а вот на следующий день ему высказала. - Что это за эротические наряды для ребёнка? Что за походы на рынок без меня, вдвоём. Я понимаю, что я старая, скоро буду не кому не нужна, а тут подрастает молодое поколение, почему бы, не приударить за дитём? Он сказал только одно слово: - Дура. И после этого мы неделю не общались. К концу недели со мной и дочь перестала разговаривать. Объявили бойкот. Пришлось просить мне у него, а потом и у неё, прощения. Своей ревностью я нарушила весь уклад нашей жизни. За неделю скандала он не сказал мне ни слова. Он просто приходил с работы, молча, ужинал, брал газету и садился в зале. Читал, потом ложился спать. Ни со мной, ни с дочерью, не занимался. Я не выдержала. - Ты глупая женщина. Ты себе не представляешь, сколько смелости мне надо было набраться, чтобы вновь появиться в рядах, где торгуют женским бельём. Благо, меня вспомнила женщина, что в тот раз помогала Алёнке в выборе. И когда я ей объяснил, в чём дело, она с удовольствием предложила свои услуги. Сама выбрала и упаковала комплект. Я его даже не видел. Понимаешь, Леночка очень просила. Почти все девочки её класса носят, а у неё мало что грудь не растёт, так ещё и то, что выросло, прикрыть нечем. Там какой-то мальчишка, который ей нравится, ущипнул её. Сказала что очень больно, а вот если бы она была одета, то не достал бы. За парня она тебе уже рассказывала, и бельё просила, но ты отказала. Вот она и обратилась ко мне, что тут такого? Вон у Светы, побольше грудь, они с Леной мерялись и наша тогда вечером плакала. А ты не преклонная. Тебе что, жалко. Пусть у ребёнка будет ещё одна игрушка. Она же ребёнок. - Это вы мужики меряетесь. Нам это не надо. Отрастёт у неё грудь. Ешё намучается с этими лифчиками. Каждое утро морока с застёжками. - Намучается, но это будет потом. Сейчас ей в радость. Вроде на этом и кончился этот скандал с тряпьём. Но всё равно, какой-то червяк сидит во мне и точит. Это, наверное, комплекс, или просто боязнь его потерять. Мне уже тридцать семь, а ему только двадцать семь. Дочери – пятнадцать. Расцветает. Светка приходит – вообще, сиськастая барышня. Тут, как-то опять меня девочки на работе поджучивать стали. Что он у них в комнате делает? Пусть дочерью на кухне или в зале занимается. Закроются в комнате и шуршат. Я-то знаю что Володя, Алёну и Свету подсадил на бисер, но всё равно. Женские языки – они такие. Стала я подходить к двери и слушать - Нежнее, нежнее, аккуратно, не суй, больно будет. Ай. Я же говорил. Не выдержала, заглянула. Света вскочила, собой всё закрыла, чтоб я ни чего не видела. Но я увидела всё что хотела. Сидят за столом. Всё прилично. Но какая-то тайна. Не стала затевать скандал, думаю, что надо немного подождать. Ещё жива в памяти неделя молчания. И, правда. К новому году, выносят они мне картину. На доске, из бисера, букет различных цветов. Обалдеть. Красота то, какая! Вот девки дуры. Хорошо, что я сдержалась, а если послушалась бы их? Скандал опять на неделю. И четвёртый год живём, всё прекрасно. В бар ходим. Дни рождения и праздники, всё там. У нас теперь такая семейная традиция. Приятно. Вот только опять мои комплексы. Мне тридцать девять. Как день рождения, так муки. Он у меня молоденький. Ему то и тридцати нет, а мне под сорок. Бросит он меня. Опять с девчонками в комнате зависает. Опять я в тихую следить стала. Но молчу. Не хочется скандала. И, слава Богу. Оказалось, девчонки ходят на курсы администраторов, и дали им задание сайт создать. Вот они и занимались. Вова и сам не знал как, но общими усилиями они сделали, а потом позвали меня. Сайт назвали моим именем и мне теперь необходимо заполнить его различными рецептами. Мне так понравилось, что я на работе занималась этим сайтом, и дома с девчонками сидела. - Ну что? Мне тебя ревновать. Что ты с ними сидишь, а на меня внимания не обращаешь. Как-то поддел меня Володя. А мне и самой стыдно, как я к нему не права была. Понимаете, на стороне к нему и придраться было не к чему. Утром всегда на работу, вечером сразу домой. За покупками вместе, отдыхать – семьёй. Я и на работу его пару раз ходила. Он там как-то задержался. Ну, я думаю, проверю. Да нет. Работает. И, правда, аврал у них в цеху был. В общем, на стороне ни каких поводов для подозрений. Хоть что мне девчонки не шептали, все их подозрения опровергались его жизнью. И тут мне сорок. Я в ауте. Мой комплекс на верху, правит мной. Тут я узнаю, что у Алёнки парень появился. Хорошо дружат. У меня немного попустило, но тут… Вова просто ушёл. Я же говорила, что он меня бросит. Я знала. Он наверняка нашёл другую, моложе. Оно и, правда, зачем ему сорока летняя старуха. А я как студентка бегаю за ним. Иду к работе. Провожаю до бара. Сижу за соседним столиком. Какая же я дура. За пять лет не спросила с кем и где жил до меня. Где его дом? Он не рассказывал, а я и не спрашивала. Зачем. Мы так любили друг друга. Ведь он меня любил. Я это видела, чувствовала, понимала. Я отвечала ему полной взаимностью. Я так же ему была благодарна за дочь. Ведь она ему не родная, а сошлись они так, что не каждый родной отец так относится к своему ребёнку. Сколько у меня было подозрений на их счёт, но всегда мои глупые мысли разбивались о мою любовь ко мне. Сейчас у Алёнки свой парень, я его видела. Так скажите, зачем он ушёл от меня. Может парень Лены его раздражает? Хотя нет. Вова сам, по секрету, со светящимися, счастливыми глазами, сказал мне о любви Алёны. Он сам хвалил парня, за то, что тот спортсмен, начитанный и смелый. Что произошло? Ни чего не говорит. Молчит и всё. Раньше я от него не слышала ни слова мата. Теперь же, когда я донимаю его расспросами, он может на меня заматерится. Меня девчонки на работе жалеют. - У вас любовь была как в кино. Такого в жизни не бывает. Ты исключение. Поэтому это не могло продолжаться долго. Забудь. Где твоя гордость? Ну, сходи к бабке или к гадалке. Может у него была жена раньше, и теперь решила вернуть его себе. Конечно же, любая о таком мужчине мечтает. Дали мне телефончик. Я позвонила. Там сказали: - Купи кусковой сахар. Два кусочка положи под подушку. Утром встанешь. Ни с кем не разговаривай. Возьмёшь сахар, и к семи утра я тебя жду. Деньги не неси. Возьми с собой пачку заварного кофе и десяток яиц. Это оплата за услугу. Всё сделала, как сказали. Завела будильник и спозаранку побежала по адресу. Встретила меня полная женщина, не очень приятной наружности. Ну да ладно. Поставила она две турки на газ. Взяла кофе, и сахар что я принесла. Я молчу. Заварилось кофе. Сидим. Пьём. Я молчу. Она свой кофе пьёт, а в мою чашку поглядывает. Когда мало осталось, она чашку забрала, а мне вторую налила. - Теперь можете пить и наслаждаться. Говорить тоже можешь, хотя, что тебе говорить, слушай. Все твои мысли я поймала. Они вот здесь, под кружечкой. И показала на первую кружечку, которую она перевернула и вылила всё содержимое на тарелку. Взяла эту тарелочку, смачно зевнула и начала: - Счастливая ты баба, тебе достался тот мужик, что был уготован судьбой. Все мы живём с мужьями, но не все именно нам приготовлены. Очень часто бабы живут с чужими мужиками. Чужими по судьбе, а не по жизни. Тебе достался твой. Ты, правда, не всегда это ценила, но он прощал, потому что твой. Сейчас у него горе, и у тебя горе, так же горе у дочери. Но ты их не подозревай как прежде. У него своё горе, а у неё своё. Он и тебя, от себя гонит, чтобы у тебя счастье осталось. Он сам хочет выпить эту чашу горя, что уготована, вам двоим. Что у него случилось, я не скажу, сможешь, сама узнаешь. И горе это, тяжёлая ноша. Тебе решать, нести или ему оставить. Если поделишься, то ждёт тебя дальняя дорога. У дочери твоей, всё будет хорошо, хоть не её это мужик, но проживут долго и счастливо. Двоих внучат тебе принесут. Иди. Всё. Больше не слова тебе не скажу. Сама думай и всё решай. Я тебе не советчик. В этом деле тебе ни кто не советчик. Это твоя ноша. И вытолкала меня на улицу. Ни чего толком я и не поняла. Хорошо хоть деньги не платила. Девочки на работе говорили, что с тех, кто просто приходит, из любопытства, с тех по тысяче берёт, а тем, кому надо, так помогает, за продукты. Значит, мне надо было. Постояла у ворот гадалки, и в бар пошла. Может Володю, увижу. Да и обдумаю то, что она мне тут наговорила. Вот и бар. Вова как всегда, за нашим столиком. Ну, хоть пару слов от него услышу. И нарвалась: - Что ты ходишь сюда? Сидишь. Смотришь. У тебя дочь в опасности, а ты… - У меня дочь, а у тебя? У тебя нету? А, ну да, ты же в стороне, ты герой, ты… - Да сделал я всё что мог, сделал. Теперь только ты. Выпил рюмку, встал и ушёл. Встала и я. Медленно, обдумывая всё, что он сказал, то, что сказала гадалка, я побрела домой. Дочь. И он, и она говорили о дочери. Да. Я со своей проблемой, совсем забыла о дочери и о доме. Подъезд. Ступени. Квартира. Прошла сразу в ванную, чтобы привести себя в порядок. Умылась. Оглянулась, полотенца нигде нет. Открыла корзину для белья. Полотенце с пятнами крови, лежит сверху. Ужасные подозрения закрались в мою голову. Стала рыться в корзине. Разорванная Алёнкина блузка, юбка, бельё. Всё в крови и грязи. Кошмар. Не вытираясь, выскочила из ванной. Бегом в детскую. Алёна, спиной ко мне, не чёсанная сидит за компьютером. В одной, тонкой ночнушечке. Так уже ведь день, не утро. - Доченька! Алёнка повернулась. Я как стояла в двери, так и села. Открыла глаза. Леночка возле меня. Ужасающая картина. Личико синее. Один глаз заплывший, второй весь в крови. Левая ручка на верёвочке на шее и вся перемотана. Да что же я за мать? У дитя такое горе, а я по барам бегаю. (( Простите, весь разговор передать не смогу, слёзы застилают глаза, да и длился он до утра)). Алёнка говорила очень медленно. Ей трудно было говорить, всё тело болело. Но вот суть рассказанного: - Мы с Витей (это её парень) гуляли в парке, точнее просто шли из кино домой, но медленно шли. - Да и я, помню, забеспокоилась, что вас долго нет, и стала звонить, но вы не отвечали. Потом я кинулась, Вовы тоже нигде не было, а телефон его дома. - Ну вот, шли мы домой, через парк. На встречу компания. Стали к нам приставать. Витя у меня спортсмен. Когда началась драка, он и сам защищался и меня защищал, но их было много. Я сам видела, как Витя уложил троих. Но потом и сам упал на колени. Я вырвала свою руку у того который меня держал и побежала до Вити. Какой-то гад подставил ногу, и я упала возле Вити. Нас продолжили бить ногами уже двоих. Было очень больно, я и сейчас как вспомню, аж жутко. Но тут я заметила, что с каким-то бревном, к нам бежит папа. Он с одного удара уложил троих. Развернулся и как даст одному по голове. Он сразу и лёг. Но тут кто-то крикнул – «Милиция», и вся компания, кто смог подняться, убежали. Папа присел возле нас. Тут и правда подъехала милицейская машина. Папу сразу и забрали. Сказали, что он кого-то убил. Меня ни кто слушать не стал. Витю, без сознания забрала скорая. Того парня, что папа по голове дал, тоже увезли. У Вити множественные переломы. Он надолго в больнице. А я вот сижу, дома и не могу его проведать. Куда я такая страшная пойду? Мы только перезваниваемся. Папа пришёл через какое-то время. У меня сил не было, я еле до дома дошла. Квартиру открыла и тут на пороге меня папа и нашёл. Посидел, поплакал возле меня, прямо на пороге. Потом встал, налил ванную тёплой воды. Отнёс меня в неё на руках. У меня вообще сил не было. Он меня раздел, положил в ванную, отмыл всю грязь и кровь, а потом отнёс в комнату, надел рубашку и уложил в постель. Меня трусило как от мороза. Он налил мне валерианки, я выпила, немного успокоилась и заснула. Потом папа ещё приходил, когда ты на работе, он меня кормил, носил в туалет, вот руку мне перебинтовал. И так всё время. Он живёт сейчас в нашем подвале. В милиции сказали, что его будут судить. Если парень, которого он по голове бревном стукнул, выживет, то будет хулиганство, а если нет – то убийство. А родичи этого парня подали в суд иск на пять миллионов рублей за ущерб здоровью и моральный ущерб. Вот папа и перебрался в подвал. Он там, в милиции сказал, что он бомж и живёт в подвале, и у него ни чего нет. За ним там кто-то следил. Вот он и прятался, чтобы на нашу квартиру не навести. Вот и скажите, ну какая же я дура? В семье, в моей семье такие проблемы, а я за мужиком бегаю. Хотя за таким мужиком, если его осудят, я и в Сибирь побегу. Вот только дочка немного окрепнет. Вот вам и гадалка. Правду сказала. Горе у всех у нас вместе и у каждого в отдельности своё горе. Так получилось. Судьба. За всё хорошее надо платить. Значит, поедем в Сибирь, сколько б ему не дали, я буду рядом. А Леночка? Гадалка сказала же, что они будут жить долго и счастливо. Сейчас бегу в больницу, до Вити. Там его мама, она за ним ходит, кормит его. Но я больше чем еду несу для него. Я несу цветочек из бисера, который Алёнка набрала одной рукой. Я думаю, для него это будет лучшее лекарство. Потом надо наварить борща. Вова любит. Я ему, в судочке, через бармена передаю. Вот так и живём. Дочь в кровати. Будущий зять в больнице. Муж в подвале и я, между ними. ----//----- Прошло полгода. Суд состоялся. Дали от пяти до десяти лет. Нет, не Вове, компании. У этой банды много было таких нападений. Даже кто-то инвалидом остался. Парень, что папа стукнул, выжил, и их всех, всю ораву, посадили. Иск на Вову, суд отклонил. И он вернулся из подвала домой. Витя тоже вышел из больницы. Официально мы расписались в один день. Две свадьбы разом. А теперь нам предстоит долгая дорога в Сочи. Детям подарили деньги, а у нас были небольшие сбережения. Вот и решили, чтоб не подводить гадалку, съездить далеко, хоть и ненадолго. Мир вашему дому. Андрей Панченко Симферополь

Алекс… Сколько себя помню, а это лет с пяти, не младше, у меня был письменный стол-парта. И этот стол стоял в дальнем углу коридора, самом тёмном и холодном. Просто рядом была дверь на балкон и из-за неё тянуло холодом. Ноги мои мёрзли так, что чуть не примерзали к полу. Над столом, как у других висят грамоты и регалии, у меня тоже висели две рамочки. Они были деревянные, с тонкими стёклами. В каждой боковине было по два гвоздика, которые и удерживали стекло и картонку, между которыми находилось изображение. За долгие годы я изучила даже изгибы рисунка древесины этих рамочек. В правой рамке изображение никогда не менялось. Это был бланк, с подписями и печатями. Только став много старше, я смогла сама прочитать, то что там написано. В левой рамочке была моя фотография, и она хоть и редко, но всё же менялась. Отец фотографировал меня и менял фотографию самолично. Прикасаться к рамочкам было запрещено всем в семье. Если это сборище жильцов квартиры можно назвать семьёй. Фотографировал меня отец тоже всегда сам. Это были ужасающие кадры (я их нашла в последствии). То я ещё в пелёнках, укрыта чёрной, траурной шалью. То на кладбище, стою за крестом, то стою в углу, то сбоку или сзади и никогда прямо. В лицо. Вроде как отец боялся смотреть на меня открыто. Боялся? Стыдился? Ненавидел? Не знаю и не узнаю уже. В те времена читать я не умела, но точно знала, что за бланк в правой рамочке. Папа купил мне место на кладбище, думал вот-вот умру. В правой рамочке был официальный чек на приобретение двух мест для погребения. Одно для умершей матери, а второй для меня. Отец почти каждый день подходил к моему столу, за которым я сидела или стояла перед ним на коленях, в наказание за баловство, так вот отец подходил, стучал по правой рамочке, по стеклу пальцем и говорил: - Ты тут временный жилец. Вот место для тебя. Я его купил вместе с местом погребения твоей матери, умершей во время родов. Ты следующая! Ты даже дышать должна через раз! И я старалась дышать через раз. Вы правильно поняли. Мать, дав мне жизнь, сама ушла из неё! Отец, я так думаю, очень любил её. Возле могилки, на пустующем месте он установил столик и две скамейки, из расчёта что мы вчетвером будем ходить, поминать и сидеть у покойной. Памятник-обелиск был на столько красиво и качественно сделан, что даже я, не видевшая свою маму ни разу живой, представляла её вроде как сидящей рядом с нами, за столиком. Говоря с нами, я имела ввиду отца и меня. Малолетку. Братья почти никогда сюда не приходили. Только на поминальный день или грозном окрике отца. А так, мы здесь бывали по два, три раза на месяц. Я же говорю, что он сильно её любил. Со временем боль притупилась, и отец стал реже ходить со мной. А я наоборот, чаще. Я ходила. Когда пошла в школу и мне не хотелось идти домой, я шла на кладбище. Тут моя мама и я виновата в её смерти. Тут место моего будущего упокоения, купленного отцом для меня заранее. Наверное, привыкала. Сидела за столом и делала уроки. На кладбище. До темна. А потом плелась домой, волоча старый ранец за лямку по земле. И маленькая птичка весело щебетала всё время моего пребывания там. Когда-то этот ранец был новым, но два старших брата привели его состояние в полное барахло. Дырки отец в нём залатал, и я ходила с ним в школу пока, в четвёртом классе мне не дали следующий портфель недоносок. Почти такой же, подшитый, ободранный, но уже не ранец, а просто портфель. Всё это были мелочи. До определённого времени моей жизни, я не замечала всего этого. Того что в семь лет я стояла у плиты и пыталась готовить каши или макароны. А основной нашей едой являлась яичница. Дальше больше. Ну нет. Конечно же не всё сама. Отец приводил много разных женщин. Бывало, что они жили с нами даже по несколько месяцев. До того момента, пока у отца не начиналась хандра. Тогда отец напивался, избивал очередную свою жену, и та или сама убегала или выдворялась со скандалом и криками на улицу. Бывали женщины, что ко мне пытались относиться даже лучше, чем к братьям. Но все по началу принимали меня за мальчишку. Одна увидев во мне девчонку стала учить меня готовить и убирать по дому. Она всё ходила и причитала: - Как же так что всё в куче. Чистое и грязное вперемешку. Почему дети не убирают за собой. Как не делят между собой где чья одежда. Да много чего говорила. Только кто б нас научил? Отец только работал. А роль прачки на меня была возложена перво-наперво. Среди кучи тряпья, раз в неделю, выбирала всё что считала грязным и складывала в машинку. Отец добавлял порошок и включал стиралку. Потом сам всё вывешивал на балконе. Высохшее просто скидывалось в общую кучу. Жили мы коммунальной семьёй. Всё что есть – общее. И только вещи отца никто не носил. Слишком большие. Белого не носили никогда. Отец не любил и не покупал. Правда, я так думаю, постирав в машинке темное и белое, всё становилось одинаковым. Однажды отец привёл в дом женщину, которая очень удивилась, увидев меня раздетой: - Так ты что деточка? Девочка? Фу какая гадкая! Я-то думала и видела, что у твоего отца трое сыновей. Шла как на войну. С мужчинами, с ними по-другому ни как. А тут оказывается я не одна и у меня будет помощница. Давай оденемся как подобает женскому полу. Где твои вещи? Но отдельных вещей она не нашла. Хоть и разложила всё по полочкам. А мне наказала чтобы я следила. За тем как братья будут аккуратно брать из сложенного. А если кто не послушается, то докладывать ей. Женщина даже купила мне некоторые вещи. Это от неё я узнала. Что девочки носят белые трусики, а не семейки. Это она одела на меня простенькое. переделанное из отцовой рубашки. платье. А когда она вручила мне тонкие, капроновые колготки, я расплакалась и убежала. Просто испугалась что при первом же прикосновении порву их и получу ремня. Убежала как всегда, к маме на кладбище, на моё место, купленное отцом. - Мамочка! Милая! Прости меня, за то, что ты умерла. Я не хотела. Я честное слово не хотела, и я так не буду. Приди ко мне или возьми меня к себе. Мне плохо без тебя. Ты видишь какой красивый столик папочка сделал для тебя и для нас. Но он занимает моё место. Папа сказал, что это моё место. И я придумала. Мне очень стыдно. Но я раскачиваю столик и скамейку. Поливаю их ножки водой. Когда столик сгниёт, он рухнет. Можно будет вырыть ямку как у тебя и лечь в неё, рядом с тобой. Не хочу этих чужих тётев и моих, хоть и родных, но злых братьев. Они постоянно обижают меня, стаскивают с меня одежду и смеются надо мной. Возьми меня к себе мамуля. И это было правдой. Женщины в доме менялись, но каждая следующая была хуже предыдущей. Некоторые говорили, что я отстаю в развитии. а сами были не умней моих тупых братьев. Только отец любил меня. Своей своеобразной любовью. Он один подходил ко мне каждый вечер. Гладил по голове. Стучал пальцем по картинке. Говорил свои слова и уходил. Я росла. Шло время. Однажды, когда я делала уроки у мамы. Ко мне подошёл старый дед: - Эй! Парнишка! Ты что здесь делаешь? Я уже много раз видел тебя на этом месте. Тебе понравился столик или здесь кто-то тебе знакомый? Хотя нет... Не отвечай. Если тебе приложить длинные волосы и сделать причёску. То ты будешь как две капли воды похож… Это твоя мама? - Да. - Понятно. А зовут тебя как? - Алекс. - Сашка. То есть. - Не знаю. Все зовут меня просто Алекс. - У тебя есть дом? Семья? - Да. Дедушка. И папа, и братья. А живём мы в квартире. -Как-то не радостно ты сказал слово «братья». Обижают? - Да нет. Просто они старше и им вдвоём интереснее. Мы ещё немного поговорили на тему школы. - На вид тебе лет четырнадцать. Но умом ты не блещешь. Хотя мне нет до этого дела. Послушай, я у себя дома занят небольшой работой. Смог бы ты мне помочь? Только сразу скажу. Деньгами я и сам не богат. Но вот хорошим борщом и котлетами моя супруга нас накормит. Ну что – согласен? - Пойдёмте. - А дома тебя не кинуться? - Нет. Все знают, что я у мамы. Но в этот день никакой работы мы не делали. Просто познакомились и договорились что я приду с утра в субботу. Зато бабушка Катя и правда накормила нас тёмно-красным и вкусным борщом. Раньше я такие видела только на картинках. Дома из первых блюд были только супы быстрого приготовления. Это на второе отец покупал или пельмени, или котлеты и жарил картошку. А я варила кашу или макароны. Вот и всё наше разнообразие в еде. А тут борщ. В последствии именно баба Катя учила меня готовить. Стирать и ухаживать за собой. Это теперь я поняла, что наша встреча с дедом Сашей была не случайна. Именно в их семье я почувствовала себя девочкой и стала девушкой. В нашей семье это событие, наверное, меня бы убило или довело до дурдома. Низкий поклон вам старики. А особенно бабушке. Которая рассказала. Показала и научила меня быть девушкой. Да и в последствии рассказывала каково это быть в жизни женщиной. А не пацаном. В ближайшую субботу я пришла на помощь деду Саше. Он похвалил что не обманула и объяснил в чём суть работы. Я залезла на крышу. Дед стоял на лестнице и указывал. Крыша была железная. Горячая и прогибающаяся. Страшновато. Но войдя во вкус работы всё отступило, и я позабивала все гвозди, вылезшие от времени. Дырки замазала шпаклёвкой и молотком отстучала загнувшиеся по краям углы железа. Когда слезла с крыши коленки немного трусились, но на земле всё быстро прошло. Старики о чём-то спорили на кухне, а я села на стул и прикрыла глаза. Хорошо и покойно. В руках такая необычная, но приятная усталость. Когда открыла глаза. Передо мной стоял дед: - Скидывай портки баба заштопает. Во какую дырищу на заднице разорвал. Видно зацепился за гвоздь. Сейчас зашьёт и будем кушать. Сними и отдыхай. Я сняла брюки и оставшись в трусах и рубашке опять уселась на стул. Из кухни донеслось: - Ну что старая? Опростоволосилась? Нормальный пацан. В семейках. Была бы девка. Не сняла бы. Стеснялась. А тут. Видишь? Зашей. - Ничего не понимаю. Да она ходит почти как девочка и взгляд. Ну ладно. Корми её. - Опять? - Ну его. Если ты так хочешь. И всё затихло. Зазвенела посуда. Дед стал накрывать стол прямо во дворе. Как хорошо, что идти не куда не надо. Кайф. Силы как-то враз покинули меня. Сильно заболел низ живота. Я закрыла глаза и вроде как отключилась. - Сашенька! Я открыла глаза. Передо мной. С брюками в руках стояла баба Катя. - Ты поранилась детка. Вон даже кровь. Это видно не только брюки. Пойдём я зелёнкой замажу. Я нехотя встала. По ногам потекло. - Вот старый козёл. Пацан, пацан. Пошли скорее Сашенька. Я помогу. Мы вошли в дом и долго там были. Так я стала девушкой и мне рассказали, как это, быть ею. Что делать и как. А пока я легла поспать. Бабушка где-то нашла новые трусики и всё что надо. Только свои трусики я носила под семейками. Стыдно мне как-то. Пока. В женском. О своём, новом положении в жизни, я рассказала из всей семьи только маме. Она женщина, она меня поймёт. Старики стали для меня второй семьёй. Всему что я умею и знаю, я обязана именно им. Отец был занят работой. Ещё бы! Троих молодых необходимо накормить, а ещё и одеть, обуть. Я его никогда не осуждала. Мне просто не хватало ласки и внимания от него как от отца. Братья? А что братья? С самых плёнок я была оставлена на их попечение и конечно их тоже могу понять. Возиться с мелкой ссыкухой. Переодевать её, пеленать, кормить. Убирать и мыть всё что вышло это никого не обрадует. А они ничего – справлялись. Правда по их же рассказам, к полутора годам я уже умела всё, кроме как застёжки и шнурки- оставались сложными. И, наверное, из-за этого у нас никогда в подростковом возрасте не возникало вопросов на сексуальной почве. А чего мы там друг у друга не видели? Вот так, живя на две семьи и на три дома (третий дом на кладбище, где отец заранее купил мне место) прошла моя юность. Шло время, но в принципе ничего не менялось. Только старшие братья ко мне цепляться и начали пропадать из дома на несколько дней. Но я их опередила. Во-первых, после того как я стала девушкой, и баба Катя объяснила роль женщины в жизни я стала усиленно учиться и заниматься собой. А во-вторых познакомилась с парнем и по достижении возраста мы расписались. Вы себе не представляете, как мне повезло. Я радовалась жизни и благодарила судьбу. Это достойная и долгожданная плата за все мучения детства. Каждую неделю – цветы. При токсикозе – любые желания. В роддом чуть не на вертолёте. И вот мы дома. Муж взял отпуск и нянчится с нашим первенцем. Я ночами даже плакала, не веря в такое счастье. Сравнивая себя ранее и ныне. Прошли два года и вновь беременность. Доченька. Муж счастлив безмерно. Я горда и велика. У меня есть дом, муж, сын и дочка! Его родители купили нам автомобиль. Не новый, но достаточно приличный и просторный. Лидочка в люльке. Димка в детском кресле на заднем сиденье. Мы впереди. Едем за город на дачу к его родителям. От куда он взялся? Мы его просто не видели. Мотоциклист выскочил ни от куда. Все правда живы и здоровы. Даже мотоциклист сломал только ногу. Единственная жертва, вы уже поняли. Стала я. Пять лет в больнице. Кома. Беспамятство. Воспоминания и реабилитация. Когда стала ходить по немного, по стеночке, ко мне пустили мужа с детьми. Посидели. Пообщались. И только ночью меня как громом разбудила мысль. Дети! Красивые! Милые! Лучшие мои дети называли меня тётей! И что-то за женщина, которая заглядывала в плату и звала мужа? Через два дня он пришёл один. - Ты должна понять. Дети бы не выжили без матери. Ты обязана дать развод. Документы я принёс. Не спеши. Тебя никто не выкидывает на улицу. Ты сестра моей жены. Вы даже похожи. Какое-то время поживёшь у нас. Честно скажу, я был против, но Ира настояла (Это её имя). Так что из больницы к нам. Потом что ни будь придумаем. Детей можешь видеть и общаться. Одно прошу, не травмируй их. У них есть мать. Ты только тётя. Я всё подписала. Прошло пять долгих лет. Дети выросли без меня, но они мои дети и всё равно вернуться ко мне. Я в этом уверена. «Время лечит» - брехня! Время приучает жить с этой болью. Болью в сердце и голове. Ты просто живёшь и чувствуешь эту боль постоянно. В какой-то момент боль всплывает выше. Потом опять ниж. Но так уже всегда! Единственное что я попросила мне принести, так это моя рамочка с документом на купленное отцом место для меня на кладбище. Прошло ещё немного времени и меня выписали из больницы. Собрав свой не хитрый скарб. Я отправилась к себе. Да-да! К себе! У меня с рождения есть место на этой земле. Не каждый может похвастаться этим. Здесь всёё заросло. Столик покосился. А скамейка ещё ничего. Стоит. Я села. Сложила все свои вещи на стол и задумалась. Что дальше? Куда идти? Что делать? Ничего же нет. Кому я такая нужна? Прилетела синичка. Села на оградку и стала заливисто насвистывать. Она всегда прилетает, когда я сижу тут. Сначала я думала, что птица прилетает в надежде что я кину хлеба. Но это мамина душа! Я так решила. Я здесь, и она рядом. Сейчас даже хлеба нет ей кинуть. А нет. Есть вот яблоко. Поднялась и положила яблоко на край памятника. Синичка перелетела с оградки на стелу и стала клевать. Я засмотрелась. А потом вроде как задремала. Сил ещё мало, и я сильно устала. Тут сзади подошла старушка. Положила мне руку на спину. И так мне тепло стало, легко и покойно: - Иди девочка домой! Ты всё уже искупила. Теперь всё будет хорошо. И тишина! Оглянулась! И никого! Привиделось что ли? Встала и пошла. Домой. К отцу. Дверь приоткрыта. Тишина. С улицы в тёмной комнате не сразу разглядела. Отец сидит в углу. За моим письменным столом. Он маленький и отцу не удобно. - Вам кого? Вы ошиблись. А он сильно постарел. Осунулся и опустился. Видимо пьёт сильно. Раньше он себе такого не позволял. Поднял голову. Глянул на меня и вскочил. Шарахнулся как от привидения. Стал молча открывать и закрывать рот. Прошла на кухню. Налила воды и отнесла отцу. Он сделал несколько глотков. Успокоился. Но говорить ещё не может. - Папа! Это я! Доченька, любимая твоя. Что с тобой? А он трясущейся рукой показал сначала на меня, а потом на рамочки над моим столом. Их опять две. Да! Там, где всегда и висели. Только раньше это был документ на моё место на кладбище и моё страшненькое фото. Теперь же с фотографий смотрели друг на друга две женщины. Они очень похожи лицом. Только одно фото пожелтело от времени и на женщине костюм устаревшей моды семидесятых годов. А на втором фото это я – до больницы. Пять лет назад. И да! Мы с мамой очень похожи. Были. В то время, когда она ушла из жизни. И я могла, но каким-то чудом выжила. Избежала гибели. - Не бойся! Это не привидение. Я просто долго лежала в больнице. Ты что не заметил, что я долго не приходил? - Заметил! Я считал, что ты так же, как и твоя мать ушла и предала свою семью. А это не честно. Бросать мужа с маленькими детьми на произвол судьбы. Чем тебя кормить? Где брать деньги если сидеть с тобой? Мальчишкам ты в тягость. Бывали моменты, когда я был готов уже хоронить тебя. До трёх лет ты всегда болела. Что мне было делать? Как жить? С кем? Привести вам мачеху или тянуть самому? Мы долго сидели и говорили. Плакали и смеялись. Вспоминали прошлое. Солнце глянуло в наше окно как луч света в тёмное царство. - Папа! Свет! Смотри! Он светит именно нам. Мы пойдём по нему и у нас всё будет хорошо. Вставай. Пора пить чай. Мы искупили свои долги. Теперь у нас всё налаживается. Мой новый муж на работе. Я пока дома. Старый отец гуляет с коляской по двору. Он счастлив и горд. Возвращается у него вкус к жизни. А я спокойна. Он уже вырастил одну девочку – меня. И с внучкой справится. Одно огорчает. Нет ни каких новостей от братьев. С бывшим мужем мы поддерживаем хорошие отношения. Дружим семьями. Там ведь мои – кровные дети. И может быть, когда ни будь они узнают правду. Но пока, жива их приёмная мать, и детям хорошо и спокойно с ней, я лезть и мешать не буду. Это мои дети но Ирине за них я благодарна. Не хотела бы я такого детства какое было у меня. С отцом мы часто сидим на кладбище у мамы. Подправили столик и всё покрасили. Посадили много цветов. Это место для того чтобы прийти, посидеть и помянуть. Документ про покупку места на кладбище, что отец покупал для меня – пропал. Не смогла его найти. Да он мне и не нужен. У нас теперь всё хорошо. Чего и вам желаем. Счастья и удачи. Послесловие. Нет! Конечно же я не осуждаю. Мужики! Что тут скажешь? Один при живой жене заводит другую. Второй тянется сам. Не всё получалось, но он всё же воспитал одну девочку – меня. Вырастил и воспитал. Как же можно судить и осуждать отца и мужа. У них, у каждого своя жизнь. Но не спились. Не бросили семью и детей. А это уже не мало. Спасибо им. Сильные и смелые мужчины попались мне на моём жизненном пути. Ну и Слава Богу. Счастья вам и взаимопонимания.

Безразличие Кровавые лужи травой порастут И разбитые храмы поправят Только сотни убитых домой не придут И вот это уже не исправить! Мне сорок пять, мать троих детей. Нормальная, обычная семья. Всё почти хорошо, но я хочу рассказать свою небольшую историю и, по возможности, получить совет как поступить в сложившейся ситуации. Вся моя жизнь, должна была разделена на пять этапов. Родилась, три раза родила и умерла в старости. Всё. Но это в идеале. На самом деле, как всегда, всё вышло не совсем так. Порой мы сами, не осознавая, что творим, своими словами, речами, закладываем программу нашей будущей жизнедеятельности. Как теперь, с годами, я стала понимать весь смысл сказанных когда-то слов. Была у меня в молодости такая присказка: - Меня это не касается. Я эти слова повторяла в разных ситуациях, к месту и нет. Сейчас эти слова в моей памяти всплывают как видения: - Меня это не касается – и жизнь течёт мимо. И как бы я не пыталась её изменить, ничего не получается. Ну а начну издалека, чтоб вам понятнее, да и самой разобраться. Родилась, в уже не существующей стране, в 1970 году. Как говорят сейчас, тогда в стране был Коммунизм. Спички одна копейка, стакан газировки – тоже. Колбаса варёнка один рубль шестьдесят копеек. Но это всё воспоминания родителей, мои воспоминания — это школа. Пионер лагеря, выезды, на каникулах, по путёвкам выходного дня. Первые любовные слёзы, окончание школы. Институт. Первый курс, зубрёжка. Второй курс – вторая любовь и, как сейчас говорят, первый секс. Беременность и свадьба. Все говорили, что нашему браку, три дня жизни. Но, так уж получилось, что мы до сих пор вместе. То ли я была такая уступчивая, то ли он никогда не наглел, но мы вжились. Даже ребёнок нам не был обузой. Наш первенец был здоровый бутуз, вылитый папаша, такой, что даже свекровь, по началу воротившая от меня нос, глядя на спящих, сына и внука, плакала от умиления. Институт, конечно же, бросила, сидела в декрете. А муж молодец, доучился. Мне все говорили, чтоб восстановилась, можно, ведь. Сын подрос, и муж работает, а я махала рукой: - Всё пройдёт, проживу и без высшего образования. Отстаньте. Меня это не касается. Тут пришли девяностые, неспокойные времена, а мы надумали второго ребёнка рожать. Мне все твердят: - Одумайся, трудно будет. А я по привычке махала рукой: - Всё пройдёт. Меня это не касается. Я ношу в себе новую жизнь. Родила. Началась перестройка, рэкет, бандиты. А я всё своё: - Что вы рассказываете и пугаете. Меня это не касается. И жизнь течёт дальше. И двое парней подрастают в нашем доме. Уже нет детского лепета, взрослые рассуждения с отцом за ужином. А у меня свербит как что-то, где-то: - Меня это не касается. И вот я снова беременна. В свои-то сорок. Меня стыдят: - Старуха, а туда же. А я опять в ответ твержу: - Меня, то это не касается. Мне твердят: - Оглянись, посмотри, что вокруг. А я опять в ответ твержу: - Меня, то это не касается. И дочка радует первыми зубками и первыми шагами. Мне говорят, что вырастет и улетит как птичка. А я опять в ответ твержу: - Меня, то это не касается. Будет что будет. И вижу я как-то сон. Идёт женщина по нашей улице. То к одному забору подойдёт, то к другому. Махнёт рукой, и дальше идёт. А из ворот этих домов выходят мужчины и идут за женщиной. Встала я посреди дороги, руки в бока упёрла, благо Господь телом не обделил. Стою, дорогу преграждаю, а женщина ко мне подходит. Я, грудь вперёд и ору: - Куда это ты мужиков собираешь? Работы у них без тебя всем хватает. И смотрю ей прямо в лицо, но глаз не вижу, чёрным платком прикрыты глаза. Остановилась женщина. Подтянула и поправила платок. Увидела я её глаза. Увидела и обомлела. Знакомы мне эти глаза. Каждое утро я вижу эти глаза – в зеркале. Да и лицо моё, но ведь не я же! - Меня это не касается. Сказала я, не я, сама себе. И прошла женщина сквозь меня. И мужики идут мимо, опустив головы и не глядя вокруг. -И, вроде, Меня это не касается. Всплыли в моей памяти все жизненные моменты, где я любила ввернуть свою волшебную фразу: - Меня это не касается. И так часто и много я эту фразу твердила, что три ночи мне снились кошмары. Три дня я была не в себе. Вымоталась полностью. И только на четвёртую ночь, на субботу, как легла в десять вечера, так и встала в десять утра. Отдохнула. На себя в зеркало взглянула, даже помолодела. Мужики мои, видно на работу умчались, а дочку я ещё вера, погостить к матери отправила. Занялась работой по дому, убралась, обед наварила. Выскочила на улицу, собаки лай подняли. Гляжу, мимо автобус медленно проезжает. Стёкол нет, в бока различные дырки. Беженцев везут. Дело в том, что наша дорога идёт в направлении Крыма. Раньше, когда, никогда машина пройдёт, а теперь кучами и легковые и автобусы. Бегут люди от войны. Хмыкнула я как обычно своё: - Меня это не касается. И только развернулась, чтоб в дом зайти. Мелькнуло что-то чёрное на дороге, знакомое. Остановилась я. Сердце заколотилось от чего-то не понятного. Обернулась. Женщина в чёрном идёт по дороге. Как в моём недавнем сне. Зажмурилась я, а вдруг померещилось. Открыла глаза, ну точно не та. Не та это женщина, свекровь то идёт. Фу ты, напугала. Но почему в чёрном? Случилось что? Я к ней: - Что такое, мамо? Как зыркнула она на меня, не добрым взглядом. Никогда ранее она на меня так не косилась. Дёрнулось всё у меня в душе, воспротивилось. - Муж только из дома, а ты уже вон как расфуфырилась. Отчитала как молодуху. Вроде и не жили мы с её сыном тридцать лет почти. - Мамо! Из какого дома? Куда муж? Он же с детьми, на работе. - Ночами надо дома спать, а не шляться неизвестно где. Тогда и знать будешь, где муж твой и дети. Суббота сегодня, какая работа? На войну их забрали. Хотя…Тебя это не касается. – Уколола она. - Как забрали? Кто и куда? И почему это меня не касается? - Да тебя никогда ничего не касается. А вечером налетели солдаты и, почти всех мужиков с нашей улицы на войну увезли. Только тебя это не касается. Оглянулась я, и правда, тишина на улице. Только по дороге машины с узлами едут, да автобусы после обстрелов. Только меня это и вправду – не касается. А то, что меня в плотную коснулось, я изменить то и не могу. Ушла я в дом. Наплакалась. Мама дочь привела, сама тоже в чёрное одета. А я нет. Не верю в плохое. Живы мои мужики. Смерть меня тоже не касается. Авы как думаете? А? Или вас тоже - это не касается?

Радоница День весенний Тёплый долгий Пасхой называет люд. А с неделю на задворках К кладбищу цветы несут. Поминаем мы усопших Дань несём в мир мертвецов. Вот и слёзы на ресницах Понимаем. Всё пройдёт! Пройдут горе и печали Время лечит – говорят Только боль в сердцах рубцами Огнездилась Не унять. Помянули. Прослезились Вспомнили былые дни. Всё хорошее что было Подняли со всех былин. Улыбнулись миру дети Праздник – им же говорят Радоница – мир в расцвете Помнят, любят и скорбят.

Кумир В 1973году мне было семь лет. В силу семейных обстоятельств, я жил в небольшом городе – Гусь Хрустальный, у дедушки с бабушкой. Обучался в первом классе и был-таки доволен сложившимися обстоятельствами. Дело в том, что, честно сказать, правописание давалось не очень просто. Я всё понимал, неплохо учился, но почерк… Почерк оставлял желать лучшего. Он и сейчас не блещет, но тогда, не то, что мама, даже учительница не всегда могла разобрать мои закорючки. Но хочу рассказать не об этом. Через дорогу от нашего дома, стоял ларёк Союз печати, всего каких-то триста метров. В мои обязанности входила покупка газет для дедушки. Дедушка мой был, надо сказать, очень умный человек. До войны работал преподавателем математики в единственной, Гусевской, школе. В сорок первом году был призван в армию, но послужить Родине долго, не получилось. На подходе к фронту, именно на подходе, потому что техники не хватало, колонну атаковали юнкерсы. Самолёты вынырнули из-за леса. К Москве их не подпускали зенитки и поэтому лётчики люфтваве искали цели для бомбометания, на стороне. Такой целью и стала колонна солдат, которая шла к Москве уже более двухсот километров. Люди устали и не очень хорошо смотрели за небом. Колонна шла по лесной дороге, до фронта было ещё, как все думали, далеко. Поэтому даже когда самолёты начали бомбить колонну и поливать солдат из своих пулемётов, не сразу последовала команда “Разойдись” и “Укрыться под деревьями”. После того, как эти команды прозвучали, и остатки солдат разбежались по лесу, на дороге осталось лежать более половины призывников. В число тех, кто не смог подняться был и мой дедушка. В госпитале он провёл около года и летом сорок второго года был комиссован и возвращён в свой город. Когда я его спросил, почему они сами не разбежались в тот момент, когда их начали бомбить? Чего они ждали? - Внучек! Это были тяжёлые времена. Люди не всегда доверяли друг другу. Идя в общей колонне, мы были чужие люди, которые больше боялись самих себя, чем дружили между собой. Поэтому шаг в сторону леса, мог выглядеть как дезертирство или предательство. Выглядит сейчас это конечно глупо, но тогда…. Тогда нас бомбят и расстреливают из пулемётов, а мы упрямо идём на фронт. Идём защищать Родину. После того как передо мной упала бомба и земля поднялась передо мной выше солнца, я уже ни чего не видел. Не видел, не слышал и не чувствовал. Не знал я уже и когда и как в меня попали из пулемёта. Да и пришёл в себя я только в госпитале, через месяц. Так как начало я помнил, а то чем всё закончилось, нет, то мне рассказали другие раненые. Те, что после бомбёжки нас начали вывозить только через четыре часа. Остатки колонны были отправлены далее на фронт. Раненых отправили в город Владимир, в госпиталь. Погибших похоронили в братской могиле в ближайшем селе. Меня тоже тащили хоронить, но когда положили на кучу трупов, стал шевелить руками. Это меня спасло и теперь твой дед возится с тобой, а ты плохо пишешь, не стараешься. После года лечения в госпитале, дед был отправлен в Гусь Хрустальный. Домой. Лето подходило к концу. Скоро осень. Учителей не хватало, и директор школы сама пришла домой к дедушке и предложила вернуться в школу, в роли преподавателя. Даже, невзирая на то, что ещё не полностью восстановилась речь, деду пришлось согласиться. С первого сентября он стал вести в школе несколько предметов. Математику, алгебру, тригонометрию и историю. В то время все учителя вели по несколько предметов. Людей не хватало. В мае сорок третьего, после выпускного, деда пригласили в обком партии. К концу учебного года речь и здоровье почти полностью восстановились, и поэтому дед взяв котомку с вещами первой необходимости отправился в обком. Вызывало удивление, почему не в военкомат, но с повесткой спорить не будешь. Домой он вернулся главой обкома партии города Гусь Хрустальный. И проработал на этой должности до осени. В сентябре отправился в исполком, чтобы просить разрешения вернуться в школу преподавателем. Так как из-за отсутствия учителей, дети не получали почти ни какого образования. Но его желания ни кто не учёл. На оборот, в связи с военным положением он вернулся домой уже в роли мера города. Главой он проработал до августа сорок пятого года. После чего, по состоянию здоровья, а больше от того что в город вернулось много здоровых и крепких мужчин, дед был возвращён в школу. Где и проработал до пенсии преподавателем математики. Каждое утро, в воспитательных целях, я отправился за газетами. Во первых, так я учился считать, во вторых приучался распоряжаться карманными деньгами, и стоя в очереди за газетой, читал всё что вывешивают на окнах киоска Союз печать. Вот так в одно утро я стоял под ларьком в очереди и читал развёрнутую и выставленную для обозрения литературку. Так в народе называли “Литературную газету”. Обычно я покупал несколько газет: “Советский спорт” “Правда” “Литературная газета” “Труд”. Но в этот раз, растирая слёзы и сопли по лицу, я купил только литературку и побежал, рыдая к деду. Я бежал, ничего и не кого, не замечая. Бежал и плакал. В то время машин ездило мало, иначе бы меня точно задавили. Я не видел дороги, машин и людей. Прибежал и уткнулся в бабушку носом и разрыдался полностью. Старики перепугались не на шутку. Кое-как отпоили меня водой. Умыли и попросили рассказать, что случилось. Но говорить я не мог. Просто указал на статью в газете и опять зарыдал. Дед взял газету. Опустил со лба очки, которые были привязаны на резинке, и стал читать. Бабушка гладила меня по голове и что-то шептала. Я всхлипывал и смотрел на дедушку. Прочитав, он отложил газету. Взял меня за руку и поставил перед собой. - Внучёк! Ты расстроился из-за того что написали что “Штирлица на самом деле не было”. Ты уже большой и я тебе просто по секрету скажу, и это не надо ни кому передавать. Запомни! Это военная тайна. Штирлиц был. Он есть и сейчас. Он просто работает. Эта статья в газете, обеспечивает ему безопасность. Шпионы стали подозревать его и по этому у нас написали эту статью. Штирлиц продолжает работать в тылу врага. Это был, наверно, самый счастливый день в той моей жизни. Я шёл в школу и улыбался. Я знал и хранил огромную тайну. Штирлиц жив и работает. Андрей Панченко Симферополь

Крым – Донецк Вот мы и вернулись из командировки. Надо с утра сходить в церковь, поставить свечи. Кому за здравие, а кому за упокой. Самую большую свечу, я поставлю Владимиру Николаевичу. Хирургу! И Человеку! Это Хирург и Человек с большой буквы. Человечище! Спасибо вам, Владимир Николаевич, от всех тех, кого вы вытащили с того света, да и ещё вытащите! Но давайте по порядку. Москва отправляет белые КамАЗы с гуманитарной помощью. Пусть не так много и не так часто, но Крым тоже собрал свою помощь. Четыре Мерседеса Вито, были забиты полностью. Даже рядом с водителями лежали коробки. В пятой машине ехали добровольцы. Хирург и два ассистента, анестезиолог, два журналиста, резервный водитель и руководитель, отвечающий за груз и за всю поездку. В этой, в пятой машине, в проходе, между сиденьями лежали свёртки, кульки, коробки. Выехали из Симферополя рано, в пять утра. Едем через Керченскую переправу. Первая поездка, которая проходила через Чонгар, окончилась ни чем. Через границу нас пропустили свободно, а вот далее, на подъезде к Донецку, нас остановили. Выкинули всё из машины. Пищу и медикаменты оставили себе, игрушки, памперсы и одежду просто выкинули в кювет. Мы просили, чтоб хоть то, что им не нужно, отдали нам, но лейтенант Чупрун, как он представился, сказал, чтоб ехали отсюда, пока сами целы. И мы вообще должны благодарить его и в ноги кланяться, за то, что он нас отпускает. С такими сволочами и террористами как мы не церемонятся, к стенке и в канаву, вслед за теми вещами, что там уже лежат. Так мы и вернулись домой ни с чем. Бесславно закончилась наша первая экспедиция. Вот поэтому мы едем через переправу, а далее через Ростов и погранпост Успенка. Первая остановка на шестьдесят седьмом километре. Это Топловский, женский монастырь. Матушка вышла лично благословить нас. Монастырь добавляет свои собранные вещи. Самодельные игрушки, вещи, булочки, лечебные настои и чаи. Груз располагаем уже на коленях добровольцев. Уложить просто не куда. В каждую машину дали по розочке, все кто хотели тоже взяли. Розы лежали перед образами и теперь нам послужат как оберег. Цветочки подсушены, но всё равно приятно пахнут. Передали для Украинской церкви, что в зоне военных действий, просфоры и свечи. Масло для лампад. Вы себе не представляете! Когда мы подъехали к переправе, очередь была километровая. Только закончился шторм, и паромы не ходили. Люди, узнав с каким грузом и с какой целью мы едем, пропустили машины без очереди. Мы подъехали к парому. Он уже загрузился и собирался в путь, но задержался. Пять машин вернулись на Крымскую землю, чтобы пропустить нас. Мы не хотели, говорили, что скоро второй паром подойдёт, но люди настояли. И через полчаса мы съехали с парома в порту Кавказ. И на выезде из порта, машины разъехались по сторонам, чтобы нас пропустить. Спустившись с парома, мы проехали через ряды сигналящих машин, а потом наша пятёрка возглавила колонну выезжающих из порта. Далее по дороге, нас ни кто не обгонял, и только со временем наша колонна уменьшилась. Все остальные машины разъехались кому куда надо. Вот и граница. Российские пограничники дотошно выполняют свою работу. К машинам по очереди подводят двух собак. Одна ищет наркотики, вторая оружие и взрывчатку. Ни чего из выше перечисленного у нас нет. Проверка личных документов и накладных на груз. Всё. Нас долго не задерживают, но всё равно это около часа. Проезжаем до Украинских пограничников. Кстати. Номера на машинах, старо крымские. С новыми номерами, в прошлый раз, одну машину не пустили. Теперь мы научены. Украинские пограничники лаконичны. Обходят вокруг машин, проверяют личные документы, ставят печать и, мы едем дальше. Вот она – Украина. До воюющих далеко и здесь спокойно. Но по мере приближения видны воронки от взрывов и сгоревшие, разрушенные дома. Наши машины тоже обстреливали из автоматов, все прошлые разы. Мы уже привыкли. Были у нас и раненые, правда, легко. Только первый раз сильно страшно, все пули летят только в тебя, потом привыкаешь. От границы нас всегда сопровождали два, три ополченца. Они садились в наши машины рядом с водителем, но не в этот раз. У нас свободных мест не было, и поэтому они выехали перед нами, на отдельной машине. Цель уже была близка. На этот раз наше путешествие проходит без приключений. Проехали село, в котором расположился госпиталь и рота выздоравливающих. Здесь остались журналисты, ехавшие с нами. На выезде из села нас остановил патруль: - Добрый день. Спасибо что приехали. Далее езжайте быстрее. У нас позавчера участок боёв от Тельманово до Комсомольского, километров в пятьдесят, несколько раз переходил из рук в руки. Да утром ещё произошло ЧП. Какие-то молодчики, рано утром, пролетели на джипе селом, кинули две гранаты в госпиталь и постреляли все стёкла в домах вдоль дороги. В госпитале убило нашего доктора. - А мы как раз везём бригаду врачей. Хирурга, двух ассистентов и анестезиолога. Но надо зарегистрировать их в Донецке, а потом может к вам, и отправят. - Счастливо добраться. Мы выехали с Новоазовского направления в сторону Донецка, ниже Тельманово.. Скорость набрали быстро. Тут из кустов кто-то кинул камень. Первая машина, с солдатами, успела проехать. Камень, который оказался гранатой, взорвался перед нашей первой машиной. Время остановилось. Нет, только замедлилось. Граната летит на землю, перед автомобилем. Нога автоматически слетает с педали газа на педаль тормоза. Машина тормозит. Зад машины поднимается вверх. Перед лобовым стеклом, в которое бьётся голова водителя, разбивая его из нутрии, вспыхивает взрыв, и волной стекло вдавливает в машину. Машина подскакивает от взрыва и переворачивается на бок. Следующие сзади машины не успевают затормозить и четыре машины выстраиваются в один ряд как единое целое. Из первой машины выскакивают ополченцы и стреляют из автоматов. Крик. Взрыв. Стон. Тишина. Очнулся со связанными руками на земле. Перед собой вижу только траву и обочину дороги. Попытался сесть, не получилось. Руки за спиной, затекли. Стал шевелить пальцами, но верёвка сильно впилась в запястье. Больно. Перекатился на спину. Машина рядом. Отталкиваясь ногами, придвинулся к машине. Упираясь то головой то плечом в колесо, получилось сесть. Прислонившись к колесу, полулёжа, но сижу. Стал осматриваться. Возле первой машины лежат, раскинув руки два ополченца, мертвы. Третий из нашего сопровождения, лежит чуть в стороне, стонет. Видна окровавленная кость, торчащая ниже колена. Меня оглушило или контузило, не знаю. Мутит. Звуки доносятся как-то снизу и из далека. Кто-то стонет и плачет, поворачиваю голову в сторону звуков. Медленно. В ушах шумит, в глазах темнеет от резких движений. Ещё медленней. Голова ложиться на колесо, а крыло машины закрывает обзор. Пытаюсь приподняться. Лучше б этого не делал. Хотя нет, надо это видеть, что бы свидетельствовать против этих моральных уродов. Двое бандитов, в форме солдат украинской гвардии насилуют женщину, лет тридцати. Помощницу хирурга, которая ехала с нами. Вся одежда на ней разорвана. Висят только несколько лохмотьев. Сама она вся в грязи и в крови. Руки вывернуты и связаны за спиной, а ещё привязаны за шею. Так, что она своими движениями сама себя душит. Эти двое насилуют и ржут. Закончили и бросили тело на землю. Зовут других. Женщина лежит без сил и не двигается, только стонет. Лица женщины не узнать, один глаз чёрно сине красного цвета, второй глаз залеплен грязью. Она ни чего не видит, и наврано ни чего уже не понимает. Когда к ней подходят другие двое и поднимают её, она не сопротивляется. Она не держится на ногах, падает. Её бьют, и снова поднимают. Падает. Тогда ставят на колени и насилуют так. Подонки. Я это видел. Дайте мне нож и развяжите мне руки. Да я без ножа буду рвать этих подонков на куски. Отвожу взгляд. Не в силах смотреть. Но и тут картина не лучше. Четверо мужчин связаны и сидят вместе. Солдаты пинают их ногами и бьют прикладами. Кто-то просит, чтоб не били врача. На что один солдат наступил на руку доктору каблуком и сильно придавил. Доктор дёрнулся и сразу получил удар прикладом по голове. Сразу обмяк и повис на верёвках связывающих мужчин. Далее удары посыпались на того кто просил за доктора. На земле лежит, а точнее шевелится наш кладовщик. Так мы звали Павла Сергеевича, отвечающего за груз. Он просит не трогать вещи. Это всё для детей. Несколько человек выгребают из последней машины коробки. Рвут их, осматривают и бросают в сторону. Красивое, красное платьице в белый горошек, его носила, наверное, маленькая принцеска. И достаться оно могло такой же милой девчушке, но нет. Оно упало прямо на лицо Павлу Сергеевичу. И. Выстрел. В упор. В лицо. Прикрытое красным платьицем. Тело дёрнулось и затихло. Медленно, белый горошек сливается цветом с кроваво красным платьем. Всё платье в крови. В голове туман. Тошнит. Выстрел. - Очухался, скотина!. Удар. Тишина. Сознание медленно приходит ко мне. Лежу на земле. Ничего не чувствую. А, нет, чувствую. Холодно. Значит, ещё жив. Слышны голоса, стоны, выстрелы. Пытаюсь открыть глаза, но приоткрывается только один. Медленно вожу глазом по сторонам. Болит голова. Лежу на траве. Рядом обнажённое, разорванное тело. Оно синее, всё в царапинах, кровоподтёках, грязи. Это Валентина Петровна. Ассистент хирурга. Я узнал её только по волосам. Когда-то красивым каштановым кудрям, весёлой женщины. Теперь узнал по каштановому локону, торчащему из слепка грязи, крови и травы. Перевожу взгляд своего глаза чуть дальше. Машина. За рулём лежит, точнее на руле лежит голова. Во лбу дырочка от пули. На лице застыла гримаса боли. Всё залито кровью. Кругом затихло. Только голоса. Шепот. Нет голоса. Пытаюсь пошевелиться. Кто-то подходит. Вижу, как накрывают простынёй. Дёргаюсь. В гортани крик: - Я живой! Живой. Но слышу только тихий стон. Тряпка слетает. Слава Богу, меня услышали. Как я рад. Меня ощупывают. Поднимают. Что-то делают. Я чувствую, как в онемевшие руки по капле втекает кровь. Руки оживают. Развязали. Я радуюсь и смеюсь. А в ушах только стон. На голову льют воду. Воду! Пытаюсь разлепить спекшиеся губы и высунуть язык. Хоть глоток. Этот кто-то понимает, разлепляет пальцами губы и вливает в рот живительной влаги. Меня умывают. Переносят занемевшие руки вперёд и кладут на колени. В пальцах пульсирует кровь. В висках стучит. Вы себе не представляете, как хорошо жить. Больно. Мучительно больно, но хорошо. Меня ставят на ноги. Ведут. С усилием открываю один глаз. Ещё день. Или уже день? Усаживают на что-то тёплое и уходят. Пытаюсь шевелить руками. Плохо слушаются. Растираю запястья, ладони, пальцы. Медленно возвращается чувствительность. Ощупываю своё лицо. Опухло. На лбу шишка и ссадины. Глаз вроде цел. Пальцами пытаюсь его открыть. Получается. Но так устал от своих движений, что руки падают на колени и глаза закрываются. Посидел в тишине. Хотя нет. Звуков много, голоса, даже шум. Что-то тащат по земле. Медленно открываю глаза. Получилось. Осматриваю себя. Вроде цел, только весь в крови и грязи. Рубахи нет. Руки синие. Болят рёбра и голова. Пальцами зато, шевелю. Я просто чувствую, что жизнь втекает в меня понемногу. Могу поворачивать головой. Смотреть. Ко мне подошёл наш врач. Осмотрел. Протёр спиртом лицо и лоб. Я заорал. О, вот и голос появился. Спасибо доктор. Хирург и его оставшийся ассистент обходят раненых. Кого перевязывают, кого осматривают и обтирают спиртом как меня, а кому-то говорят на операцию. Кругом ополченцы. Много. Носят трупы солдат. Складывают возле развороченного КрАЗа. Сам КрАЗ лежит на боку. Колёс нет. Кузов разбит. Из кабины свисает мёртвый солдат. Из под обломков достают оставшихся в живых и несут к импровизированной операционной. А где колёса? Я встал. Постепенно, шаг за шагом, ко мне возвращаются силы. Спотыкаюсь и падаю. Больно. Но это радует. Значит живу. Поднимаюсь на колени. Рядом лежит Валентина Петровна. Её умыли и завернули в белую простыню. Лицо ужасно обезображено, но это она. Добрая, жизнерадостная женщина, которая вылечила и выходила много людей. Ветром сдуло простыню, и теперь лежит здесь, голая и искалеченная на земле. За что ей это. Нет сил, смотреть. Прикрыл лицо простынёй. Но как укор опять подул ветер и откинул простыню. Ну, хочешь, смотри, не буду трогать. Прикрыл наготу, а лицо не стал. Пусть всё видит. Нас освободили. Она немного не дожила. А как со всем этим жить? Как помогать людям, лечить их? После всего, что с ней сделали. Может так ей лучше? Вон в стороне наш хирург, что-то уже делает. А вот и колёса от КрАЗа. Лежат четыре колеса, по два вверх. На них борт от КрАЗа. Всё накрыто простынями. Что же он делает. Да этого не может быть. Доктор организовал мини госпиталь для оказания срочной первой помощи пострадавшим. Доктор, с окровавленными, раздавленными пальцами. Герой. Я подошёл ближе. Смотрю на его руки. На импровизированном столе лежит ополченец из нашего сопровождения. Я его видел. У него сломана нога. Кость торчала из штанины. Теперь штанов нет. На месте торчавшей кости только шов. Доктор отошёл к другому краю стола, и занялся вторым солдатом. С первым остался ассистент. Смотрю на доктора. Умытый, чистый, в белом халате и перчатках. Такие же чистые и белые ассистент и анестезиолог. Простите, может, не связно рассказываю, но мне совсем не хорошо. Сел на какие-то обломки. Приятно смотреть, как работают руки доктора. Ни чего лишнего. Точные движения и положительный результат его деятельности. Молодец. Подошёл и сел рядом, один из наших водителей. Хрипит. Доктор сказал, что сломаны рёбра, но жить можно. Стали с ним разговаривать. Он тоже почти всё видел. Он видел, как убили водителя третьей машины. Того зажало в кабине при аварии, а когда он пришёл в себя и стал просить помощи, к нему подошёл солдат и выстрелил прямо в лоб. Он видел, как солдат подошёл к этому ополченцу, которого оперируют. Тот лежал со сломанной ногой у машины и стонал. Солдат выстрелил в него, а потом подошёл и ударил меня по голове прикладом. Я отключился. Он видел, как пристрелили Валентину Петровну. Тихо и хладнокровно. Как пристреливают сломавшую ногу лошадь. Подошёл вояка, приставил дуло автомата к виску. Выстрелил. Она сразу затихла. Он видел, как подъехал КрАЗ с солдатами. Но тут раздались выстрелы и взрыв. КрАЗ подлетел вверх, а упав, похоронил под собой много солдат. Выжившим гвардейцам оказывает помощь наш доктор. После взрыва раздались выстрелы, и ополченцы отбили нас и наш груз. Владимир Николаевич, хирург, работал как на конвейере. Отходил от одного к другому, а первого сразу несли в машину и отправляли в город. Он помогал и ополченцам и солдатам, без разбора. Мы обратили внимание на солдата, которого привели связанным. Он плачет навзрыд. Просит помочь. Кричит как больно ему. Доктор просит развязать солдату руки и после этого осматривает его. Плечо сильно опухло и рука неестественно вывернута. С солдата аккуратно снимают форму. Что-то мелькнуло знакомое в этом парне. Доктор осмотрел плечо, попросил помощника подержать солдата, а сам сильно дёрнул за руку. Раздался хруст, солдат взвыл и выматерился. Но тут, же и затих. Вывихнутый сустав вправили. Врач стал осматривать и обрабатывать вторую руку, на которой было касательное ранение. После этого доктор спросил, есть ли другие ранения, показывая на окровавленные штаны солдата. Тот ответил, что нет, и стал как-то воровато осматриваться. И тут. Простите меня. Я не знаю, откуда у меня взялись силы. Я вскочил и вцепился в горло этого гада. Никто, ничего не ожидал, поэтому нас не сразу стали растаскивать. Но я старался задушить его. Я царапал и пытался рвать его тело. Он выл и отбивался. У меня не хватало сил. На меня сверху кто-то навалился , хрипел и тоже пытался удушить эту сволочь. И нам вместе, почти, что это удалось. Подонок дёргался в агонии. Но нас оттащили. Мне помогал душить наш водитель, что сидел рядом со мной. Я ору бросьте меня. Бейте его. Это он. Он. Он. Нас оттащили. Меня и водителя держали ополченцы. Я хрипел и не мог сразу выговорить, что это ОН. Тот поддонок, что насиловал Валю, а потом наступил и давил руку доктора. Это тот самый поддонок. А врач в это время обрабатывал шею и тело этому солдату. Дал понюхать нашатырный спирт. Солдат пришёл в себя и смотрел на нас с ужасом и ненавистью. - Успокойтесь. Мы все узнали этого солдата. Но нельзя его так убить. Его должен судить суд. Пусть весь мир узнает о таки скотах. А вы, нужны нам живой и здоровый. Надо свидетельствовать против этих моральных уродов. Которые час назад с женщиной были героями, а теперь претворяются ягнятами и плачут от царапин. Я долго успокаивался. Постепенно отошёл. Солдату надели наручники, и вместе с тремя другими их забрала милиция. Нас попросили описать всё увиденное, дописать домашние адреса и сказали, что нас пригласят на суд. Наши показания приобщили к уголовному делу против Украинской армии. Далее было проще. Весь наш груз перегрузили на грузовики и отправили с ранеными в Донецк. Мы, через день, после всех событий, помыли и подремонтировали машины. Погрузили два цинковых гроба и отправились в скорбный путь домой. Через границу нас пропустили за двадцать минут, не осматривая, а только поставив штамп. Приехав на переправу, мы попали на паром бесплатно и без очереди. Наши машины, без лобовых стёкол, прошитые пулями, с разбитыми передками и задками были пропущены всеми и без разговоров. Видя нас, машины просто отъезжали в сторону, уступая дорогу. Полчаса, и Керчь. Дорога и дом. Похороны прошли тихо, по-семейному. Все машины на ремонте. Водители, кто домой, а кто в больницу. Двое с предынфарктным состоянием в реанимации. Но мы доехали. Мы сделали это. И после восстановления сил, машин и здоровья мы согласны ехать снова. Людям в Донецке нужна наша помощь. Они ждут нас. Спасибо ополченцам. Спасибо врачам. Спасибо всем. Счастья вам и доброты к окружающим. Помогайте нуждающимся. Мира.

Меджлис. Слава Аллаху нам не затыкают рот. Поэтому я попытаюсь облегчить свою душу и высказаться. Не все меня поддержат, но и не смогут отрицать происходящего. Не нравится, не читайте. Это сугубо моё. Ни до кого я не обращаюсь. Я не понимаю в этой жизни многого, хотя мне уже пятьдесят. Это бывает, скажут многие, а я скажу, что не профессор. Самое большое, что я не понимаю, и что меня возмущает так это вопрос: - Почему наш меджлис, совет мудрых и старейших, приписывает себе власть Аллаха над людьми? Но начну всё по порядку. Мой отец родился в Крыму в 1940 году. Как и все, был депортирован в Узбекистан. Слава Аллаху, доехали все. Кроме отца было ещё четверо детей. Все выросли, получили высшее образование и разъехались кто куда. Большинство осели в городе, а мой отец остался в селе, где вырос. Женился. Построил большой дом. Посадил сад. Вырастил пятерых детей, то есть нас. У матери грамоты и медаль – лучшему хлопководу. У отца награды – лучшему комбайнёру. У детей высшее образование. Дома три машины. Запорожец, жигули копейка и шестёрка. Всё как у всех. Всё нормально, слава Богу. Но в один день, не скажу что прекрасный, пришли представители меджлиса и сказали: - Всё берём и едем в Крым. Там яблоки как арбузы. Там груши на деревья как дыни на бахче. Там родина предков. На сборы не более двух месяцев. Если не уедите, жизни вам здесь не будет. Так постановил меджлис. Мне то зачем этот Крым, я его только на картинка видел. Да и отец в свои пять лет из крыма помнит только ужас депортации. Что мы там забыли? Зачем он нам? Но старейшины сказали. Меджлис решил! Тогда мы верили им как Аллаху. Покачал головой отец. Собрались. Продали дома представителю меджлиса. Собрались все дети в доме у отца. Распределили, кто на какой машине едет. Запорожец и копейку просто оставили во дворе. Документы на машины в доме оставили. Уложили носильные вещи по багажникам, а большая часть вещей была отправлена в контейнере. Сами выехали. Слава Аллаху – добрались нормально. В Крыму нас встретили представители местного меджлиса. Предложили участки на выбор. В городе или в селе. В городе, это новый посёлок Хошкельды. Обещали помощь и обустройство. Но мы сначала побеспокоились о родителях и купили им небольшой дом в красивом селе Урожайное. Правда, большая часть денег, вырученная с продажи трёх этажного дома, ушла на покупку домика из трёх комнат. Да и братья и сестры, продавшие на родине квартиры, здесь смогли купить только голые участки. Меджлис опять обещал помочь. Но, запоминая все обещания, и ни на что, не надеясь, стали сами обустраиваться. Семейно построили дом для младшей. А потом и всем остальным. Пришлось покрутиться. Жили на квартирах, а на участках ставили теплицы, сажали деревья. Выращивали кто цветы, кто рассаду, а кто овощи или фрукты. Своими руками и трудом отстроились. Жизнь стала налаживаться. Но и тут меджлис вмешался. У вас – говорят – всё хорошо, а надо помогать тем, кто сейчас приезжает. А нам кто и чем помог? Когда нам чем-то помогут? Ну ладно, из семейной копилки все выделили для меджлиса крупную сумму денег. Нам сказали спасибо, и даже в праздничной молитве упоминалась наша семья. Приятно. В сердце потеплело. Но в жизни не всё так гладко. Пришла весна, вроде всё как обычно. Рассада удалась, пора вывозить на рынок, торговать. Но разразилась гроза. Дождь, гром, град. От рассады и от теплиц ни чего не осталось. Всё на что рассчитывали – погибло. Тяжело как-то на сердце стало. Пошли мы с просьбой в меджлис, хоть за какой-то помощью. Стёкла купить для теплиц или хотя бы плёнку. Сказали, другим нужнее. У других больше проблем. Посидели на домашнем совете, подумали, может и правда другим нужнее? Может кому-то хуже чем нам? Восстановили всё сами, своей семьёй. Тут мой номер телефона нашёл одноклассник, Айдер Аблямитов. Он задумал собрать нас всех на встречу, уже здесь в Крыму. Ну, собрались, посидели. Хорошо так посидели, поговорили. Всё прошло прекрасно, все по очереди рассказывали, кто, где живёт и работает. Чего добились в жизни. Оказалось, что в нашем классе есть свой писатель и музыкант, журналист и актриса и даже певец. В общем хороший у нас класс. Я даже пообщался с писателем. Он рассказал, как начал писать, как ему приходят мысли и сюжеты. Как и сколько ему платят за статьи в газетах и на телеканале АТР. Крымско-татарский телеканал. Похвастался, какой дом ему построил меджлис, и какими суммами ему помогают каждый год. А когда я стал рассказывать, как живу и сколько денег отдаю меджлису, то он объявил меня лжецом. И сказал, что меджлис всем помогает, кто просит. Так мне обидно стало. Но промолчал. Оно, конечно, неплохо молчать, но стал я замечать отношение меджлиса ко мне, к нашей семье и ко всем кто трудится. И как относятся к тем кто пользуется трудом нашим и нашими деньгами. Вот к примеру, выращиваю я укроп и петрушку на продажу. Не большой доход, но постоянный. Сначала ездил на рынок рано утром , к пяти часам. Там сдавал оптом, чтобы не стоять весь день, по одной гривне пучок. Ко мне пришли из меджлиса и предложили сделать ещё проще. Чтоб ни куда не ездить и не тратить бензин – сдаю всю зелень и представителю по пятьдесят копеек. Представитель стал приходить, забирать всю зелень и отдавать все деньги сразу. Всё вроде нормально. Немного меньше денег стал получать с продажи, но успокаивал себя тем, что ни куда не езжу. Экономлю время и бензин. Пучки делаю большие, для своих же. Но вот попал на рынок днём. Ездил внучке покупать форму в школу. Так вот и увидел свою зелень. Ту что утром по пятьдесят копеек сдал представителю, здесь продают по две гривны пятьдесят копеек и при этом мои большие пучки разделены на три маленьких пучка. Подсчитал прибыль. Сто пучков по пятьдесят копеек продал – получил пятьдесят гривен. Это я получил. А представитель продал тоже , но по две пятьдесят. Получил двести пятьдесят гривен. Умножаем на три – семьсот пятьдесят гривен, минус мои пятьдесят. Чистой прибыли семьсот гривен. Я задумался. Приехал домой. Купил термос. К утру собрал жену. Сделал пучки по тоньше и отвёз торговать жену. Сказал продавать по две гривны. Ещё до обеда позвонила, что всё продала и приехала домой на маршрутке. Чистой прибыли получилось шестьсот гривен. Сколько радости было в доме, столько денег за один день. Но, правда, недолго веселились. К вечеру позвонил расстроенный отец и сказал, что сейчас придёт. Отец в дом – накрываем стол! Это всегда честь. Жена всё быстро приготовила и накрыла стол. Отец пришёл не один, с представителем меджлиса. И с порога стали меня ругать, что я обнаглел, зажрался, отвернулся от своего народа и живу, не почитая старейшин и меджлис. Распекали меня часа два. Наутро я всю зелень сдал представителю по пятьдесят копеек. Жена осталась дома. Проглотил я свою обиду. Живу дальше. Осень хорошая пора. У нас уродились хорошие розовые помидоры, а в этом года ещё и огромные, сочные. Всем на зависть нам на загляденье. Сдал я представителю дневной урожай по одной гривне за килограмм. Взял деньги и поехал на рынок скупиться по хозяйству. Всё что надумал – купил и пошёл на маршрутку. Встал на остановке, жду. А пока есть время, решил пройтись по рядам торгующих. Смотрю, мои помидоры представитель продаёт. Зашёл сзади, узнать почём. Тут женщина подходит, спрашивает. Оказывается, по три гривны продаёт. Опять я расстроился, стал подсчитывать, сколько денег теряю. Но тут меня отвлёк следующий покупатель. Сначала спросил, сколько стоят помидоры, а когда услышал что по три гривны, спросил; - А если для татарина? И стал на нашем языке, ну типа, чтобы русские не поняли, рассказывать, что он из городского меджлиса, и хочет взять килограмм десять. Тут наш представитель поднялся и они поприветствовали друг друга. Тихонько переговорили между собой и договорились десять кило по две гривны. Опять у меня в душе всё возмутилось. Нет, не тем, насколько дороже покупают мои помидоры, не тем, насколько меня обманывают и даже не тем, что для русских одна цена, а для нас другая. Меня возмутило те, что работая в меджлисе, ты имеешь такие льготы, о каких я только мечтаю. И опять меня успокаивал отец. Говорил, что так все живут и надо смериться. Он так мне говорил и тогда, когда узнали, что Турция выделяла для переселенцев в Крым по пять тысяч долларов на каждую семью. Вот только их ошибка, что деньги шли через меджлис. А нам выдавали всего по две тысячи. Остальные прикарманил Джамилёв и Чубаров. Так же, мы узнали, что Джамилёв в Ханском дворце, прямо на территории, возвёл кофейню. А меджлис ни чего не сказал за это осквернение святыни. Но тут революция. В Крым пришла Россия. Или на оборот. Не столь важно. Меджлис стал требовать, чтоб 16 марта мы не ходили голосовать. А что я теряю, если проголосую? Я всей семьёй пошёл. Отец вечером пришёл. Ни чего не сказал, только всё головой качал. А мне вроде как легче становится. Так сильно меджлис на меня не давит и денег уже не просят. Выборы объявили. Опять стали говорить, что на выборы ходить нельзя. И опять я всей семьёй пошёл. И опять не жалею. Вот теперь меджлис закрыли и запретили. Чубарова и Джемилёва в Крым не пускают. Торговать самому уже не запрещают. Может нам теперь без помощи меджлиса легче жить станет? Отец, когда в гости приходит, головой не качает и не осуждает. Он теперь всегда улыбчив и счастлив. Хорошая, добрая старость наступила у отца. И мы за него рады. Отец это – святое. А тут ещё Российские власти объявили главные татарские праздники – выходным днём. Слава России. Людям труда – слава. Андрей Панченко Симферополь

Конвой И что вы мне ни говорите, я не понимаю, почему именно конвой. Как я думаю это доставка кого то, кто может уйти или сбежать. Конвоируют заключённых, больных, может ещё кого. А мы доставляем и сопровождаем грузы. Гуманитарные. Нас можно назвать гуманитарный караван, потому что белые КамАЗы растягиваются по дороге в длинную вереницу. Можно назвать спасатели или спасители, как нас называют на Украине, выжившие жители. Да назовите нас хоть спец доставка, но никак не конвой. Как-то это слово не отображает нашего действия. Может, если я расскажу вам о том, кто мы и чем занимаемся, тогда нас начнут называть более правильно. Сам я из небольшого города во Владимирской губернии с названием – Муром. Точно. Именно из этого города Илья Муромец отправился служить князю Владимиру, в стольный град Киев. А проезжая мимо города Чернигова, разогнал татаро-монгольское войско. Только я не дотягиваю до богатыря ни силой, ни внешним видом. Хотя и на коне. Так получилось, что в армии служил в артполку и водительское удостоверение имеет открытыми почти все категории. Вот и мотаюсь на всём, что дадут. Лишь бы зарплата была достойная. Я, видите ли, жениться собрался. Мы с Машей решили свадьбу на новый год сыграть. На нашу автобазу пришли двое и предложили неплохо заработать. Сначала кинулись все. Но сказали, что женатых не берут. Сразу большинство отсеялось, а когда сказали что возить грузы в воюющие районы Украины, отказались ещё многие. В общем, с базы набралось человек двадцать. Но когда сказали что в колонне пойдут только КамАЗы, отсеялись те, у кого нет категории. Вот и выбрали нас семерых. Зато мы знаем друг друга, и можно сказать что дружим. На время нашего отсутствия, за нами на базе, сохраняются места. Так что когда всё закончится, мы спокойно вернёмся на свою работу. С нами провели беседу, в которой говорилось, что, разговаривая по телефону, или отправляя письма, можно говорить и писать о всём. И о грузе, о машинах, о людях. Но ни в коем случае нельзя говорить о маршруте и о месте нахождения нас и машин. Не стоит так же называть фамилии водителей, чтобы не накликать на родных неприятности от воюющих идиотов. Категорически запрещается иметь любое оружие, находясь на воюющей территории запрещается выходить из машины. Даже если пробиты колёса, обязан тянуть до общей стоянки. В самых крайних случаях разрешено бросать груз и машину и уезжать на другой. А вообще в каждой машине будет рация и можно спокойно по ней общаться. Все эти наставления немного насторожили, но то что люди ценятся больше чем груз и сами машины, успокоило. При всём при этом накладные на груз имеются, но ответственность за груз мы не несём. То есть накладные нужны только в пункте приёма, для их него отчёта. Кому и что раздали. По Российской территории машины сопровождают военные, а по Украине, мы нигде не останавливаемся. Но как говорится, хорошо всё на бумаге, но забыли про овраги. На базе, где стояли КамАЗы, выкрашенные в белый цвет, мы увидели, что все водители набраны, примерно в нашем возрасте. Из разных городов. Есть из Улан Уде, из Краснодара с Украины. Точно интернациональная команда. На сутки опоздали с погрузкой. После этого, оформление документов, ответ от принимающей стороны, неделя простоя. Всё ни как не могли с Украиной договориться. Всё бы ничего, но ехать придётся в воюющую страну и что там да как – не известно. Эта неизвестность заставляет нервничать, ведь вопросов возникает много. Если колесо пробьёшь, как ехать? Смотря, какое пробьёшь? А надо тянуть до общей стоянки. Приказ колёса не ремонтировать, бросать и ставить запаску. Их у каждого в машине по четыре штуки. А тут слух пошел, что дороги минируют, теперь как? Тоже смотр, как рванёт, сам чтоб живой остался. А если стрелять начнут или бомбить? А если нарвёшься на линию фронта? Обещали, что всё будет в объезд, но как оно будет на самом деле пока не ясно. Вот такие мысли и дают нервозность. Когда уже ехать? На этом буду заканчивать описывать подготовку, далее был белый караван. Мы подъехали ближе к границе и всю колонну разделили пополам. Одна половина шла в Луганскую область, другая в Донецкую. Половина машин ушла сразу, вторую половину разделили на подгруппы. Принцип деления был не понятен. В каждой группе свой старший, но количество машин в каждой группе, разное. Как вы понимаете, пишу я всё это для вас уже после возвращения. Уже собирают новый караван. А так как пить спиртное, в движении категорически запрещено, мы решили посидеть, отметить возвращение, и поделиться увиденным. До отъезда я просил ребят запоминать и записывать то, что с ними произошло. Предоставляю им слово. _____________________\\___________________ Регби Замыкающим нашей группы ехал бурят, с красивым именем Регби. Регби с бурятского – значит умный. Он сильно отстал и догнал колонну уже в пункте назначения. - Регби, ты зачем остановился? Ведь сказано, ни при каких обстоятельствах не останавливаться. - Я всегда ехал за вами, но когда въехали в село, то немного отстал. Смотрел на сгоревшие дома и постройки. Удивлялся что не видно людей. Брошенное село, ушли люди. Но вот в одном дворе увидел, стоит женщина и машет руками. Вы ехали, наверно не заметили. Я остановился. Женщина упала на колени и сложила в мольбе на груди руки. Рядом с ней стояла коляска и мальчонка лет пяти. Ты понимаешь что такое - Мать на коленях. Я не смог смотреть, побежал её поднимать. Рядом стоял их сгоревший дом. Она жила в хижине из досок и остатка стен, какого-то сарая. Я поднял её с колен и усадил на обгоревший пень, застеленный такими же обгоревшими тряпками. Женщина попросила хоть немного дать еды для детей. Любой. Побежал к машине, собрал весь свой сухпаёк, всё постельное и отнёс ей. Показал, как открывать. Вай. Ты не видел, как смотрел мальчик на еду, как он кушал, а она смотрела и не трогала, пока ребёнок не поел, хотя еды им хватит на несколько дней. Я плакал. Пошёл к машине и принёс ящик консервов. Рядом собрались старики и старухи. Это ведь тоже чьи-то родители. Я скинул с машины два мешка – сахар и муку, два ящика консервов. Мы ведь ехали помогать этим людям – вот и помог. Женщине с детками отдал все деньги, что у меня были. После поехал вас догонять. Ехал очень быстро. Когда выехал с села, дорога пошла плохая и поехал медленнее. В километре от села на дорогу вышли двое солдат с автоматами. Я остановился спросить, нужна ли им помощь, а меня вытащили из машины. Били и руками и ногами. Два раза по голове стукнули прикладом, но ничего, я выдержал. Больше было обидно, когда меня обзывали чуркой и чурбаном. Что такого, что я бурят. Меня так же родила мать, как и их, но они меня не слушали. Очень испугался, когда меня повели с дороги в кювет. Поставили на колени. Я им говорю, что привёз еду для их жён, детей и родителей. А они смеются и говорят, что еду привёз бандитским семьям, но они наведут порядок и продадут еду там, где можно хорошо заработать. Забрали у меня из кармана накладные и считали, сколько смогут получить денег за весь груз. Я всё время стоял на дне ямы на коленях. В луже и с поднятыми руками. Когда они подсчитали свою выгоду от проданного, сказали, чтоб я молился и прощался с жизнью. Высокий передёрнул затвор автомата. Я оглянулся, чтобы с ними поговорить. У второго запищала рация, он взял, чтобы послушать. Сказал, что поймали сепаратиста, сейчас расстреляют и придут. Я стал прощаться с жизнью. Раздалась автоматная очередь. Я открыл глаза. Оба солдата со знаками батальона Азов – лежали мертвы. Я не стал ни чего и ни кого ждать. Прыгнул в машину. Стал вас догонять. _________________\\____________ Группа “Ы” Ни кто не собирался воевать или вступать в боевые действия, по этому, когда наш конвой делили на группы, ни чего не предвещало неприятностей, и многие шутили. Когда дошли до третьей группы, то стали вместо буквы ”В” предлагать разные имена или клички, но победило высказывание Никулина. И назвали буквой “Ы”, чтоб ни кто не догадался. Все посмеялись и так записали. По приезде на место выяснилось что группа “Ы”, очень сильно пострадала. Только при въезде на Украину, когда проехали за границу посёлка пограничников, на мине подорвался первый КамАЗ. Ни кто не ожидал такого и почти, ни кто не видел, как большая, груженая машина встала на дыбы. Кабина отделилась от рамы и полетела вверх и в сторону. Полуприцеп, как бы споткнувшись, завалился на бок и загорелся. Кабина, упав в стороне, была полностью смята. Выжить в ней было не возможно. По рации, установленной в каждой машине, пронеслось предупреждение, ни в коем случае не останавливаться, помощь придёт от пограничников, всем вперёд. Машины медленно, толи опасаясь новых взрывов, то ли от того что глаза застилали слёзы, объезжали горящие обломки. Вслед за колонной от заставы выехал БТР, но как только он съехал с дороги, чтоб подъехать к кабине, раздался взрыв. БТР вспыхнул. Что было дальше, мы не видели. Останавливаться запрещено. Поля вокруг дороги минированы – нас ждали. Так погиб Виталий из Одессы, который очень хотел помочь жителям родной Украины. Его не хотели брать, но он упросил всех и поехал. Может он догадывался или чувствовал что будет? Он выехал первым, и первым пройдя пограничный контроль, поехал по родной Украине. Светлая память. Этому мальчику всего двадцать три. Было! Эта дорога, видно усеяна минами. Следом пострадал Антон из Рязани. Его машина шла в середине колонны. В какой-то момент машина вильнула и колёса полуприцепа, хватанув обочину, стали взлетать в воздух. Раздался оглушительный треск и полуприцеп, оборвав все крепления и провода, полетел в кювет. Перевернувшись с откоса несколько раз, разбрасывая мешки и ящики с продуктами, прицеп остановился в канаве с водой. Пожара не было, но все продукты пропали. Машины не останавливались. Приказ. Антон, перепуганный, но полный решимости продолжил движение в колонне. По рации сообщил, что всё в порядке, он цел и не ранен. Но сильно ударился головой о лобовое стекло. Снова не повезло этой группе уже при подъезде к месту назначения. Машины ехали по равнине. Небольшой поворот прошли больше половины машин. Но взрыв услышали даже в первой. Мина взорвалась под задними колёсами машины. Полуприцеп поднялся высоко вверх, замок выскочил из крепления седла. Отлетев немного в сторону, прицеп упал на лапы и устоял, а вот сама машина, задрав заднюю часть, перевернулась, упала на кабину и загорелась. Вся колонна резко скинула скорость, но не остановилась. По рации начались переговоры и Антону сказали срочно возвращаться и забрать устоявший прицеп. Он не задумываясь, по полю рванул обратно. Только тот, кто участвовал в этом, сможет оценить произошедшее. Десять белых КамАЗов, выстроились в круг и ездили вокруг трёх КамАЗов стоящих внутри. Кольцо разорвалось только раз, когда пропускали машину Антона. И когда машина прошла, кольцо сомкнулось. Антон подъехал задом к полуприцепу, стоящему в стороне от горящей машины. Трое ребят, орудуя домкратами и ключами, поднимали прицеп на лапах. Рядом горела машина. Тушить её не пытались. Переворачиваясь, она упала на кабину, раздавив и её и все, что было внутри. Машина вспыхнула, солярка вытекала из баков и пламя всё увеличивалось. Взорвалось переднее колесо, на него ни кто не обратил внимания. Антон выпрыгнул из своей кабины и кинулся помогать. А ребята работали так быстро и с таким рвением, что казалось, они на своих плечах поднимают полуприцеп. Когда просвет стал более подходящим, Антон запрыгнул в машину и стал подъезжать к прицепу, но высоты немного не хватало. Пришла умная мысль, и задние колёса машины немного приспустили. Зацепиться удалось с первого раза, но оказалось что порваны почти все провода. Запросили по рации, и нашли замену воздушному шлангу. Дело в том, что машина не поедет, если не будет положенного давления воздуха в системе тормозов. Пока доставляли шланг, кое-как, на скорую руку скрутили провода и замотали их изолентой. Антон завёл машину и стоял, ожидая пока в системе наберётся давление. Ребята разбежались по своим машинам. Кольцо из КамАЗов разорвалось, и машины стали выстраиваться в линию и поехали по дороге. Антон пристроился в хвосте колонны. Далее колонна двигалась без приключений. Мы потеряли, при взрывах на минах, два человека и две машины. Украинец, Одессит Виталий и сельский парень Николай, из России своими жизнями оплатили движение колонны группы “Ы”. И гуманитарный груз был доставлен. _______________________________\\_______________________ Хотел продолжать, но подумал и решил, что и этого хватит с головой, чтобы описать, как нелегко достаётся эта гуманитарка. Можно было бы рассказать как инкассаторский броневик с надписью ”Приватбанк”, преследовал колонну. После стал стрелять, и попал последнему грузовику по колёсам. КамАЗ занесло, он перевернулся. Слетел с дороги и загорелся, но падая, зацепил и увлёк за собой броневик. На обратном пути мы видели, что они сгорели вместе. Можно было бы рассказать как после обстрела гвардией всей колонны из крупнокалиберного пулемёта, на одной машине вспыхнул тент. И машина двигалась как факел. Водитель открыл дверь кабины и так и ехал. Боясь, что машина взорвётся, но жалея бросать драгоценный груз. И случилось чудо. Тент выгорел весь, в мешках, что были сверху, оплавился сахар, получилась карамель. Но остальной груз не пострадал. Много можно писать. Спасибо всем. Мира Украине. Народу слава.

Цветопад Весна. Тепло. Прикольно. И за зиму не больно. Ушла и попрощалась Три раза возвращалась. На каждый грамм капели Снега или метели А ныне в белом цвете Земля закрасовалась Кругом в одно мгновенье Кружит цветопаденье!

Восьминог Сколько себя помню, столько и прожила у бабушки. Изредка мать брала меня домой. Она все время пыталась устроить свою жизнь. Ей всегда было не до меня. Сейчас, когда я уже выросла, и попала в схожую ситуацию, конечно же, ее понимаю. Только ребёнка пока рожать, 'для себя' не буду. Ну не правильно это, родить 'для себя' и отправить к бабушке. Может я ещё не доросла до этого состояния? Мне всего-то двадцать восемь. Знакомые говорят, что такая потребность появиться позже, после тридцати. Но и не позже сорока, так что бы стать роженицей в нормальном возрасте. Врачи, вроде как, не советуют рожать первый раз, после сорока. Можно не разродиться. У меня ещё есть время, подумать над этим. Моя мать сглупила. Она меня родила в двадцать пять. Возраст, самый сок. Гулять, жить отдыхать, а она пузатая. Потом я, обуза на руках. Она или не думала, или просто зале тела. Тогда нравы были другие, и медицина слаба. Аборт побоялась делать, а может и бабка запретила. Я так замечаю, что бабушка меня любила, а вот как встретятся с матерью, обязательно поскандалят. Не знаю, что они не могли всегда поделить между собой. Ну, в общем, маманя удачно разродилась и также успешно скинула меня на руки бабуле. Та же, в своё время, и выкормила меня из бутылочки, как котёнка, которого подбросили. Бабка по деревне так про меня и говорила: - Подброшенная. Я ни тогда, ни сейчас не люблю деревню. Как только бабушка умерла, дом мы быстренько продали. За копейки, но с такой радостью. Что бы вычеркнуть из жизни все воспоминания об этом прошлом. И это, не нужное, плохое прошлое было у нас с матерью разное, но корни его исходили из деревни. А продав дом, мы думали убежать от этого прошлого на всегда. Но нет. Кроме ужасного прошлого, существует ещё более коварная вещь. Это память. Иной раз, среди ночи, всплывает какая то картинка, из деревенской жизни. Лежишь потом, ворочаешься, думаешь, с утра на работу, и вставать надо пораньше, а заснуть то и не можешь. Так проваляешься часов до пяти, встанешь разбитая морально, да и не отдохнувшая от вчерашнего, и весь день как пекло. И то не так и эдак плохо. Мне говорят, что это совесть. Врят-ли. Не может совесть меня мучить за деревенскую жизнь. Мала я ещё была, что бы на своей совести чёрных пятен оставить. Так, баловство разное, шалости. Ну, в школе, когда уже постарше стала, могла вложить учительнице наших пацанов, собирающихся устроить вечеринку, с пьянкой у кого-то на дому. Так это была месть. Во первых, за младшие классы, когда все меня обзывали толстой и не хотели из-за этого играть со мной. А во вторых за то, что никто из парней не обращал на меня внимания, как на девушку. Подруг у меня тоже не было. Так знакомые или одноклассницы. За это наша учительница первой узнавала кто с кем стал дружить, или наоборот расстался. Меня же не воспринимали вообще никак. Поэтому я любила встать в стороне, или за углом, а слух и зрение у меня дай Бог каждому. Что мальчишки между собой хвастались успехами на девичьем фронте, что девчонки рассказывали кто, где, с кем, и как. Все я это знала, и сразу выкладывала классной. Но правда в конце восьмого класса, я сама попалась на таком же. Одна, из так называемых, подруг, подслушала мой разговор с учительницей и все выложила на классном часе. В лицо мне и учительнице при всех. Экзамены, я сдавала экстерном. Точнее мне просто выдали аттестат за восьмой класс и поступила в училище. Вот здесь, я думала, и начнётся лучшая жизнь. Матери сказала что живу в деревне и по утрам приезжаю на учёбу. Конечно же ее это устроило, что бы я не мешалась у неё на квартире. Бабушке сказала, что буду жить с матерью. И старую это тоже устраивало. Так как обеспечить деньгами ежедневный проезд туда и обратно, она не могла. Я же все два года прожила в общежитии, на нелегальном положении. Мне как местной, городской, не положено место в общаге. Но я договорилась с комендантшей, которая теперь заменила мне деревенскую учительницу, и у меня появилась новая раскладушка, матрац и подушка. Жила я по разному. Переходя от одних к другим. Случилась у меня и первая любовь, и первое разочарование. Но он, правда, после этого вылетел из общежития, да и вообще из училища, с позором. А нечего меня шлюхой выставлять. А вообще именно здесь, в училище, я поняла, что такое деньги, и как много они значат в жизни. И ещё, та информация, которую я передал людям, может приносить не только различного рода послабления, но и деньги. Они же для меня, теперь становились идолом. С помощью денег я смогу худеть. С их помощью я смогу купить квартиру, а не жить как мать, всю жизнь на съемных. С помощью денег - да что захочу то и будет. Когда полгода жила в комнате у парней, со своим любимым за ширмой, знала все их секреты. Вот тут мне первый раз и предложили деньги за молчание. Я не пошла на учёбу, плохо себя чувствовала, и спала на раскладушке, укрывшись с головой. Тут услышала, что в комнату вошли. Стали разговаривать. Заглянули за ширму, но меня не заметили. Я замерла как мышка и превратилась вся вслух. Хотя они и не стеснялись в выражениях и мыслях, считая, что одни в комнате. Разговор сводился к тому, что бы подговорить моего Ромку, с ними поделиться. Дело в том, что когда мы за ширмой занимались сексом, то они, кто в туалете, а кто род одеялом - онанизмом. И вот суть заговора была в том, что когда Ромка кончит своё дело, на меня, дуру которая ничего не поймёт, быстренько ляжет второй, а потом третий и так далее. Якобы этому мешку с говном, то есть мне, не понять кто на ней, а им всем будет хорошо. Дальше они обсуждали других девчонок, а мне так обидно стало, что хотела встать и поубивать их. Но потом во мне взыграло все моё естество. Неужели. Ромка поддастся на уговоры? Хотя нет, он не предаст меня, но проверить стоит. Вечером я видела, что его водят поговорить за угол. Он приходит то растерянный, то злой, то какой то нерешительный. Я виду не подаю. Все как всегда, пива с ними выпила, рыбки для всех почистила. Убрала со стола, помыла кружки и вынесла мусор. Вернулась, а они уже все по кроватям. Мирно сопят. Усиленно делают вид что устали, выпили, их разморило, и они уснули. Мол, делайте что хотите. Я к Ромке прыг род одеяло. Он трудиться, а я честно притворяюсь, а сама слушаю. Ага, перешептываются. И тут мысль, а мне то как быть? Нет, то что я с ними сексом заниматься не буду это факт. Но как бы так все их планы нарушить и дураками выставить. Не додумала. Ромка слазит с меня, и говорит, сейчас, водички глотну, и делает шаг за ширму. Оттуда сразу другой. Ну хоть минуту подождал бы, так ему не терпится. А тёмно ведь. Даже луны за окном не видать. Вот этот второй крадется. Задирает ногу, что бы на меня лечь. А Ромка то был разгоряченный, плотный, от этого же холодом несёт. Я свою мысль так и не додумала, по этому сходу как двину ногой ему в промежность. От неожиданности и боли он так и отлетел в сторону. При этом сбив ширму. Я вскочила, накинула, заранее, приготовленный халат, и включила свет. Пикассо в натуре. Трое пацанов, с голыми писюнами лежат на полу. Готовились. Они, видишь ли, в очереди стояли и ширма, когда отлетала в сторону, их сбила. Четвёртый корчиться возле моей кровати, на полу, а мой Ромка лежит и плачет на кровати соседа. Я подошла, к троим лежащим, и занесла ногу для удара. Они в испуге стали расползаться под кровати. Смотрю и насильнику полегчало, уже не корчиться. Подошла и двинула ногой по голове так, что он лбом стукнулся о ножку кровати. Потекла кровища. Подошла к Ромке. Он стал лепетать, что не хотел, его заставили. Дала ему смачную пощечину и все. Я ведь его любила. Но такое не прощают. Как не было мне больно, но я собрала вещи, раскладушку с постельным и ушла спать к кастелянше. Пока собиралась ни кто так и не вылез из под кровати. Наутро, насильник пришёл с перевязанной головой. Трое прятались и не попадались мне на глаза. Ромку вызвали к руководству и выселили из общежития, за нарушение порядка. А позже и из училища. Ну не смогла я прощать такого предательства. Причём здесь любовь? Просто рассказала про него несколько историй. Это просто. Берешь два правдивых эпизода, о которых все знают, и обставляешь их такими подробностями, которые тебя устраивают. Факты общеизвестны и им все верят, а вот обстоятельства. Просто - как он мог? Он же знал, что был у меня первым. После этой истории меня стали в общаге звать гидрой или осьминогом. За то, что я была вездесущей. Меня видели в одно и то же время в разных местах. Я все про всех знала. Меня боялись очень многие, и поэтому последние месяцы учёбы, я жила в костелянной. Ни кто не пускал меня к себе в комнату. Но училище скоро закончилось. Предложили выселяться. Другого выхода не было, пришлось ехать жить, к любимой мамаше. Пожитки у меня небольшие, сложила в два пакета и собралась уходить, но решила задержаться на полчаса. Взяла свой телефон, удалила все контакты, все картинки, все файлы. Вытащила флешку. Взяла кульки с вещами и прошла на вахту. Там сидела Полина Семёновна. Мой злейший враг в общежитии. - Вот, возьмите ключ от костелянной. Проверьте мои кульки. Я ничего не взяла вашего. Также проверьте, что я включила плитку, чайник и свет. Что бы потом не было ко мне никаких претензий. - Давай ключ, а сама стой, не уходи. Сказала и пошла вдоль по коридору. А мне этого и надо было. Дело в том, что на вахте всегда лежали и заряжались несколько телефонов. Я всегда говорила, что кто захочет, то любой украдет. Но я же не воровка, какая. Я взяла самый навороченный телефон, вытащила флешку и вставила в мой. Мой телефон положила на зарядку, а этот, новенький положила в карман. - Так, там все нормально, показывай кульки. - Вернулась вахтерша и устроила мне натуральный обыск. - Может вам ещё и карманы вывернуть? - Съязвила я. Но она, молча стояла и перерывала моё бельё. Пытаясь хоть что-то найти. - Все давай свой обходной. Вроде все сдала и все подписала. Как мне не хочется, но уж подпишу, что б глаза мои тебя больше не видели. Я забрала обходной лист и, не прощаясь, ушла. А когда забирала диплом из училища, слышала, что эту заразу увольняют за кражу дорогого телефона. Ещё и зарплату не выдают, в счёт уплаты краденного. Так и надо гадине. А не чего на меня бочку катить. Со всеми такое будет, кто меня обидит. Все. Школа и училище позади. Времена образования прошли. Теперь, главное, найти хорошую работу. До депутата я конечно же не дотяну, но и дворником не буду. Походила, поискала. Мать, правда, постоянно недовольна. То тем что к ней вселилась, то тем что без работы. Мешала я ей, жить и развлекаться с очередным сожителем. А он вообще с мухами в голове. Требует, что бы я его папочкой называла. Пришлось. Зато, хоть с сексом не пристает, а то и такое бывает. Мне в общаге одна рассказывала, что ее отчим три года насиловал, пока она в училище не поступила и не переехала. Она даже в милицию ходила, но там ей сказали; - Это дела семейные. Тут вы на него заявление, а завтра простите, а нам работать. Сами разбирайтесь. Поэтому мой отчим еще как ангел. Буду звать его «папочка». Как просит. Маляром и штукатуром я работать не собиралась. А вот на кондитерскую фабрику – с превеликим удовольствием. - С жиру треснешь! – похвалила меня мама. Бабушка просто сказала; - Работай. И запричитала. Работа не пыльная. Работаем вдвоем. Называется «Кладовщик конфетного склада». Дело в том, что на фабрике делают еще печенье, вафли, халву и т.д. для каждой группы продуктов, свой склад. Так вот я со Светой, на конфетном. У нас еще есть два грузчика, которые таскают коробки с конфетами. Работаем два через два. Но, до последней машины. То есть пришла большая машина после обеда, так мы ее до одиннадцати ночи грузить можем. Но такое редкость. Да и для таких машин есть оптовый склад. Там грузят поддонами и любую продукцию сразу. Немного отвлекусь. Не помню точно, в каком месяце это было, но точно знаю что еще не совсем освоилась на новой работе. Пришлось брать отпуск за свой счет на неделю. Света же осталась, очень не довольна. А дело было в том, что у меня умерла бабушка. Соседи дозвонились и сказали, что нашли ее возле дома, мертвую. Когда мы приехали, нам показали фото ее, уже мертвой. Стоит моя бабуля во дворе, возле коровника. Облокотилась на вилы и задремала. Ни кто и подумать не мог. Только все обратили внимание из-за собаки и коровы. Собака долго и протяжно выла, в течении всей ночи. В хлеву мычала не доеная и не кормленая корова. Вот на животных и обратили свое внимание соседи. Подошли, потрогали бабу Шуру, она и упала мертвая. Вызвали скорую, милицию. Отвезли в морг. Ну, в общем, сказали, тромб оторвался. Похоронили мы бабушку. По соседям продали живность, вплоть до собаки. А дом опечатали. Деньги я забрала себе. Сказала, что материн хахаль все пропьет, а надо собрать денег на квартиру. Или так и будем жить по чужим сараям. Как так можно платить всю жизнь чужим людям, а себе ни на какое жилье не заработать. Вернулась на фабрику. Светка побурчала, про себя, что ей пришлось самой работать, но не выступала. Все прошло спокойно. Стала я осваиваться на работе. Зарплата средненькая, но есть одно но! Прошлась по цеху, там жменьку покушать, там с десяточек попробовать, а вот таких я не видела. За день несколько раз сбегаешь, килограмм пять наберешь. Да грузчиков попросишь, те немного принесут. Светку стала просить, а потом и заставлять. - А вдруг недостача, с чего платить? Вот мы и наберем по немного. - Да у нас сроду недостачи не было. Если только пересортица. Да и то мастера попросишь, она поможет. - Мастера говоришь?! Это идея. И, правда, хорошая идея. Подошла к мастерице. Попросила, сказала, где-то просмотрели пак шоколадных конфет. Эта лохушка дала. Все что натаскивают или мне мастер дает, то я через водителей отправляю своей знакомой продавщице. А после работы захожу, она мне деньги наличкой отдает. Пак хороших конфет от полутора до трех тысяч. Ну я не наглею, у разных мастеров, разные прошу. Приду пораньше на работу, пока Светки нет, прошу у ночного мастера. На следующий день остаюсь работать позже, когда Светка уже ушла. Прошу у другого ночного мастера. Да еще раз в месяц прошу у того с которым целый день работаю. В итоге получается, что на каждой смене у меня хороший калым получается. Грузчикам по соточке даю, на сигареты. Светке пятьсот, что б рот закрыла и не вякала. Себе штука остается. Жить можно. Зарплата 15 тысяч и халтуры не меньше. Жить можно. Вот только руководство Светку в другую смену перевели. Я всполошилась, уж не догадались ли случаем. Мне дали Маринку. Тоже девка ничего. Я недельку честно поработала, а потом и ее стала привлекать. Ничего, поддается. Так кто от денег откажется? Тут полгода прошло. Мать вступила в наследство домом бабушки. Стала подумывать туда переехать жить. Но я долго думать не стала. Дала объявление во все газеты, про обмен жилья в деревне на любое жилье в городе, без доплаты. И что б вы думали. Предложили мне две комнаты в малосемейке. Те деньги, что у меня лежали от продажи бабушкиного скотного двора, я пустила на переоформление и на банкет. У ее хахаля день рождения. Я накупила водки, закуски, пива с рыбой, шампанского. Весело гуляли, хорошо. Только перед сном; - Я вспомнила, мам! Тут нотариус просила подписать заявление на то, что ты едешь жить в деревню и не одна. Мне же в наследство остаются деньги за корову. Это честный дележ, ты же согласна? - Конечно, согласна доченька. Ты молодая, вот с этих денег скопишь и купишь себе домик, или когда я умру, ты в деревню переедешь! - Спасибо тебе, мамуля. Я эти денежки на депозит положу, под проценты и буду по немного докладывать. Так и соберу. Все улеглись спать, а мне не досуг. Бумага *руки жжет*. С утра я у нотариуса. Все документы выложила. И доверенность, и согласие на продажу. Ну короче все что надо, мать мне ночью подписала. Отзвонилась покупателям и через два дня договорились о полной договоренности и передаче документов. Через неделю я въехала в собственные комнаты. Душ и кухня общие, но мои комнаты на первом этаже, а по этому не будет проблем с тем, что бы для себя, что-то пристроить. Ну вот. У меня теперь есть работа и свое жилье. Я уже достигла большего чем моя мать. Глупая баба. Жилье это все. Своя крыша решает многие проблемы. Теперь ты можешь водить в дом кого хочешь и когда хочешь. Ни кто тебе не указ. Теперь надо решить для себя дилемму, что важнее, найти мужика или родить ребенка. Постоянный, свой, мужик, это конечно же хорошо. Но годы уходят. Есть шанс остаться или без ребенка, или родами навредить здоровью. Поздние роды опасны. Наверно остановлю свой выбор на ребенке. На работе водителей, пруд пруди. Надо выбрать менее пьющего, ну и чтоб не слишком страшного. Возраст значения не имеет. Мне его не варить. С Маринкой нашли общий язык. Мне кажется, она не слишком довольна, но я делаю почти всю работу сама. За что ей больше давать. Я порой думаю, что и это много. Надо было не приучать, а давать сотню, как грузчикам. Потом бы от щедрот своих накинула б еще сотню, меня бы на руках носили. У меня когда хороший приработок то грузчикам по сто двадцать дам, те меня целовать готовы. Они ведь мужики бесправные, что прикажу – то и делают. Я начальник. И водители мне подвластны. Я вот заметила, что ко мне не ровно дышит Валик Манян. Высокий, хорошего телосложения армянин. Почему не он? В следующий раз, как наведу разговор на скоромные темы, он наверняка клюнет. Обязательно предложит провести вечерок в баре. А я возьму и соглашусь. Думаю два, три вечера мне хватит, что бы подхватить. Сказано – сделано. На следующей же неделе, договорились после работы вместе поужинать. Вот дорогая мамаша, что такое свое жилье. Из бара, сразу ко мне. Ни тебе хозяйки, ни кого. Правда я только в одной комнате ремонт успела сделать. Но нам и одной хватило. Хоть я в его устах и называлась *пыражок*, но ему у меня понравилось. Жили они с женой и тремя детьми в однокомнатной квартире. А жена у него была как *сюхой, пожэлтэвший лыст*. Худая и злая. Конечно же, я, со своими формами и двумя комнатами для него была как богиня. Стал он жить на две семьи. У меня ремонт доделали. Я ведь и правда прихватила. Только токсикоз с первых дней. Что врачи не советовали, ничего не помогает. Так и мучилась всю беременность. Рожать сказали в марте. А в ноябре, когда выпал первый снег, произошли два события. Опять встревожившие меня. Первое, это то, что на работе руководство перевело от меня Марину, а ко мне поставили Лену. Она была постарше и сразу стала устанавливать свои порядки. Но я быстро ее осадила. Я умнее, я беременная и у меня токсикоз. Через неделю совместной работы, Лена сдалась. А Марина, как потом оказалось, просто уволилась. Еще на работу приходила жена Валика. Но на мою смену не попала. Поругалась там со Светкой, но ко мне на смену не пришла. А вторая неприятность дома. Как-то, не знаю как, мамаша вычислила, где я живу и приперлась ко мне скандалить. Орала, какая я сволочь, как я посмела без нее продать ее дом. Она вот хотела его продать, что бы со мной поделиться, а там чужие люди живут. Она дома кинулась искать документы на бабушкин дом. Не нашла. Решила что все документы в деревне. Поехала туда с очередным, новым своим женихом. Там живут совсем чужие люди. Она в милицию, в суд, к нотариусу. Все законно. Ее подписи, доверенности, оплата и полное согласие на продажу. Только тогда она поняла как я ее провела. И это она говорила о любви ко мне и жажде поделиться. Дом ей достался весной, а вспомнила о нем только глубокой осенью. Да и то, просто проболталась своему очередному мужу и тот решил поживиться продав бабкину хату. Повздорили мы с мамашкой конечно здорово. Она и жить у меня собиралась, и отсудить половину жилья. Да и убить меня хотела, только я халат успела расстегнуть. Она увидела как пупок выпирает, поняла что я беременна. Остановилась. Так то я, сама по себе полная. Живота не видно, а вот пупок, он сбрехать не даст. Она спросила только; - Когда? - В марте. – говорю. Она опустила голову. Ухватила своего женишка в охапку и ушли. Схватки начались в середине февраля. Валик отвез меня в роддом на своих Жигулях. Рожала мучительно долго. Хоть и обезболивали, но мучилась я вечность. Родилась девочка. Мне ее показали. Наутро принесли покормить. Она правда есть не стала. Все сосок выплевывала. Но на следующие три кормления было нормально. Между четвертым и пятым кормлением, что-то сильно бегали врачи по коридору. Девчонки в палате заговорили о трудных родах у кого-то. Но у меня как-то все внутри сжалось. Во время родов я сильно порвалась. Много зашивали. И вот теперь обильно выделялась сукровица. Когда девочек для кормления вывели в коридор, я же ходить не могла, в палату вошел доктор и медсестра со шприцом. Сделали мне укол, внутривенно. Все это молча. Встали, смотрят на меня. Я уже сама не своя. Чувствую мне плохо. И тут начинаю *плыть*. Доктор закачался у меня в глазах и говорит; - Ваша дочка умерла. Мы ничего не успели сделать. Врожденный порок сердца. И стал называть, что-то по латыни. А я помню что вроде кричала, -Верните мою дочку, всех убью, в тюрьму посажу. В себя пришла только утром. В отдельной палате. Рядом сиделка. Увидела, что я открыла глаза, побежала, позвала доктора. Он пришел. Принес в стакане какую-то жидкость. Меня приподняли и заставили выпить. Но я и так уже не шумела. Что криком добъешся? А доченьку не вернешь. Ну за что мне такие мучения принимать. Сначала мучительные, двенадцатичасовые роды, а потом смерть ребенка. Несправедливо это. Выписали на пятый день. Еще две недели больничный и на работу. Тут все жалеют. По-доброму относятся. Только Валик исчез. Уволился, как только узнал, что девочка умерла, и больше его никто не видел. А я не стала сама искать. Можно было, конечно же через отдел кадров адрес узнать. Да ладно. Он свою миссию выполнил. Другого найдем. Домой мать заглянула. Вся такая пропитая и постаревшая. Посоветовала бросить ей своего женишка алкаша. На что она меня просто послала на три буквы. На работе тоже не ладиться. Ни как я с этой Леной не найду общий язык. Каждую смену ругаемся. Пошла к руководству просить, что бы меня перевели в другую смену. К Светке. Но тут выяснилось, что кладовщики и грузчики написали общую бумагу, в которой отказываются работать со мной и просят меня уволить. - Ну вот как это? Разве по человечески. За что они со мной так? Что я им сделала? Я ведь и делилась. И организовывала все. Сидели бы без меня на голой зарплате. Все как то свалилось на голову, не разгребешь. Тяжело. Сама написала заявление об уходе. Неделю сидела, думала. Про спившуюся мать. Про умершую дочку. Про сбежавшего Валика. Про неустроенную жизнь. И про неблагодарных сослуживцев. Мать и так уже судьба наказала. На врачей, не уберегших мою дитинку, написала в прокуратуру. Там разбираются. Валика, я думаю, жена его накажет. Остались сослуживцы. Вот кого надо поставить на место. Вот кому я отомщу. А заодно и вернусь на любимую фабрику. Пошла в отдел охраны и предложила свои услуги. Взяли документы, просмотрели образования, данные трудовой и спросили; - Почему вы считаете, что можете быть нам полезной? - Да просто работая на складе, я выучила и узнала все лазейки. Все возможности хищений. Если вы меня возьмете, то, ясное дело, воровство на фабрике прекратиться. - Хорошо! Вы нам подходите. Мы берем вас на работу. Изложите в письменном виде, все что вы знаете. Мы вместе с вами займемся наведением порядков. Два дня. Целых два дня я описывала, сидя в кабинете, как воруют конфеты грузчики и кладовщики. Как мастера, отписывая упакованный поддон из 24 паков, ставят двадцать пятый. Лишний или левый, как хотите. Как женщины в лифчиках выносят до килограмма карамели. Это был огромный труд для меня. Всех вложила. Я потрудилась на совесть, но Абрам Маркович, наш начальник, не оценил трудов праведных. Прочитав, исписанные листы он сказал; - Молодец конечно, но это все сказка. Теперь ты должна, не одна конечно, с помощниками, к этому рассказу приложить акты задержаний. Каждый акт это премия отделу. Старайся и все будут тебе благодарны. С сегодняшнего дня, ты являешься старшей над охраной. То есть бригадир. Обучай их всех, как ты видишь правильной нашу работу, только в правовом поле. Ни каких нарушений закона. Если что, я за тебя заступаться не буду. - А вроде это быдло законы знает. Маркович – все будет в полном порядке. И я стала следить. Все проверить и пересчитывать. Даже пыталась конфеты в коробке пересчитать, только потом вспомнила, что их взвешивают. Ну, нет хищений, хоть застрелись. А начальник наседает. - Ты тут много написала, а как на деле, то ничего и нет? - Да есть. Только они маскируются хорошо. Придумала я новшество. Тихонько подойду к цеху или к раздевалке. Сажусь на корточки и снимаю телефоном на видео, что там происходит. Потом пересматриваю. Несколько раз ловила, что ночами не работают, а просто спят на пустых поддонах. Но это к делу о хищениях не пришьешь. То, что в раздевалке женской наснимала, можно было отправить на сайт с эротикой. Но опять без хищений. А когда так же сидела возле раздевалки мужиков, какой-то придурок с маху ногой так захлопнул дверь, что мой телефон разлетелся в дребезги. Хорошо хоть руку успела убрать. Оторвало бы. И опять никаких фактов хищений. Кто-то на проходной вывесил стишок: Если вдруг стало грустно Подумай про осьминога У него ноги от ушей И руки из жопы И жопа с ушами И голова в жопе И ничего – не жалуется. И подписали что восьминог это – я. Узнаю кто – уволю. Стала проверять машины на выезде. Опять неприятность. Выезжал мужик, по виду бурят. Требую, что б выгрузил товар, для пересчета. А он орет, что в лужи выгружать не будет. Чуть не до драки дошло. Тут он вдруг за сердце схватился и упал, прямо в лужу, возле машины. Я думаю, притворяется. Даже ногой его под ребра ткнула. Говорю; - Да ладно, езжай идиот. И пошла. А потом, уже из будки охраны смотрю, не едет. Вернулась, он лежит, как и прежде. Стала трусить, не встает. Позвонила фабричной медсестре. У нас работает пенсионерка, фронтовичка – Павловна. Она прибежала. Потрогала, пощупала, сказала, что он уже умер и что надо вызывать милицию. Я очень испугалась. Бегом к Абраму Марковичу. Рассказала ему, что да как было. Но он молодец. Быстро пошел, и изъял диск с записью с камеры слежения за проходной. Сказал, что заблокирует ее. А диск отдаст мне, только если я с ним… Ну зараза и вонючий же он. Хоть и обмылся у меня, под душем, но все равно. Чуть не обрыгалась. А диск, что он мне отдал, я поломала на мельчайшие кусочки. Милиция приехала, констатировала смерть. Маркович с ними переговорил, и уголовного дела не заводили. Все сошло на тормозах, а людям сказали, что водитель был после перепоя и от жары его хватил удар. Пришлось мне, на какое-то время прекратить слежку по фабрике. Стала я заниматься бумажной работой. Иногда пересматривала видео с камер наблюдения. Нет, сказать что совсем хищений не было, не скажу, но такого как раньше… Вот недавно укладчицу конфет поймали. Она стояла на укладке конфет *Аркадия*. Там конвейер, не сильно то, отойдешь. Но на выходе, в кармане у нее нашли три конфеты. Составили акт. Ну и что с того, если конфеты из другого цеха, да хоть с другой фабрики. Если заносишь что в карманах, записывай. Тогда при выходе через проходную тебя не задержат и не надо будет плакать, умолять, чтоб не уволили. А так выгнали за три конфеты – другим неповадно будет. Я всю охрану так застращала, что они сами стали бояться и меня и любых проверок. Просто двоих уволила и все. Одного за пьянку, а вторую за то, что воровку пожалела и отпустила. От камеры не скроешься. Охранница сумку то проверила, а дальше не стала. Я ей указала на эту ошибку. Это тоже явно видно. Женщина, когда заходила, у нее был второй размер груди, а когда выходила – чуть ли не пятый. Вот на это надо было обратить внимание. Наверняка что-то несла. Я в принципе ни тогда, ни сейчас не понимаю, почему на меня такие негативные гонения. Я ведь просто, честно выполняла свою работу. Нет, ну мстила, конечно, но поймать никого не удалось. А их высказываниям, что на складе только я воровала и заставляла их воровать – не верьте. Это они мне навредить хотят. Что б меня уволили, и они безнаказанно могли тащить все, что им понравиться. А при мне они все бояться. После инцидента с женщиной, на меня опять посыпались жалобы. Меня вызвал к себе Абрам Маркович, и стал распекать, как школьницу и вдоль, и поперек. Но только два слова, сказанные мной, привели его в ступор. - Я беременна. Он так и застыл с поднятой рукой и открытым ртом. - Да не бойтесь вы. Этого ребенка я рожу для себя. К вам никаких претензий и обязательств. Единственное что я прошу от вас, не заставляйте меня сильно нервничать. Вы, наверное, слышали, что моя первая дочурка умерла. И во всем этом виноваты все кто заставлял меня нервничать. Мать, которая пришла ругаться из-за старого, разваливающегося, бабкиного дома. Тогда мы чуть не подрались. Ну, теперь-то она не придёт, спилась, наверное, или на свалке сдохла. Ещё из-за кладовщицы Лены, с которой постоянно ругались. Да мало ли скотов довели меня до нервного срыва, из-за которого и умерла моя девочка. Ну что вы застыли как памятник, а в глазах ваших ужас. - Карина, я не думал что вы такой монстр. - Это, я то, монстр. Нет, я хочу только жить как нормальные люди. А все, вы понимаете, все и вы тоже, только мешаете мне. Крутитесь у меня род ногами, заставляет нервничать, переживать. Если бы не вы, я бы давно здесь всех поувольняла. Надо набирать молодежь и стариков. Молодых легче запугать, да им и тащить не для кого, нет у них еще детей. А старики без зубов. Это их последний шанс поработать. Не захотят же они перед пенсией вылететь на улицу по статье. Тоже честно будут работать. Вот вам шикарная идея. Так нет же, вы воров защищаете. Уйдите. Опять я из-за вас вся как на иголках. - Карина, куда же я из своего кабинета уйду? После этого нашего разговора, Абрам Маркович стал как шелковый. Не цеплялся ко мне и всех одергивал. А потом купил мне двухнедельную путевку в Израиль. Точнее в город Иерусалим. Сказал, что б я съездила. Поклонилась могилам святых. Попросила помощи при родах. Ну, это он загнул, конечно. Две недели в Израиле. Тур по святым местам. Ездить я конечно же ни куда не стала. Жара, куда мне пузатой. А вот в отеле бар, бассейн – вот это мое. По магазинам походила. Барахла и себе и доченьке купила. Почему то я была уверена, что у меня будет дочка. И заранее ее уже любила. Покупала вещи, игрушки, памперсы. Ну, в общем готовилась. Когда путевка закончилась, вернулась домой. Тут и декрет. На работу выходить уже не стала. Израиль! Вот страна где надо жить. А может женить на себе Марковича, да уехать с ним в Израиль на ПМЖ. Он будет работать, а я девочку нашу растить. Говорят, если троих родишь, то там помощь большая от государства. Можно не работать. Правда он старый и вонючий. Но главное ведь не это. Главное поселиться в стране, а там найдется, кто мне деток заделает. Эх, хорошая мысль. Жаль, что я раньше с Абрамом не замутила. Давно бы уже рванули в земли обетованные. Сначала в консультации, а потом и в роддоме я затерроризировала всех врачей. Узи мне каждую неделю делали. Везде и все показывало, что с ребенком все нормально. И вы знаете, я от себя даже не ожидала. Вторые роды были скоротечные. За тридцать-сорок минут я разродилась. И обезболили хорошо. В общем, врачей я похвалила и даже поблагодарила. Вернулась домой, и вот тут-то проблемы и начались. Бабки то у нас нет. Смотреть за малой не кому. Я очень сильно устаю. Надо и в магазин сбегать, себе поесть купить. Надо и приготовить, и убрать. Когда работала, то я больше в столовой кушала. Вечером там чайку с пироженкой, мыть одну кружку и не готовишь ничего. А тут пришлось. Голод не тетка. Хорошо малую к груди по времени прикладываю. Режим. В остальное время кручусь, год прошел. Малая ходить стала. Лопочет что-то. Я ей няню нашла. Днем с ней сидят. Вечером и ночью со мной. Вот уже и два года. А природа требует свое. Стала я осуществлять третий этап плана своей жизни. Пора выходить замуж. И вы знаете – оказалось, что это большая проблема. На раз – два, есть желающие. А вот навсегда? Никого. Как-то неохотно ко мне мужики идут. Заметила, тем, кто худее меня, везет больше. Тут же, сложился, так сказать клуб незамужних, кто ищет себе пару. Я б половину баб поубивала. Только мешаются. Хотя в принципе, я тоже редко без мужика оставалась. А сами понимаете, как вечер проходит. Посидели в баре, выпили. Пришли домой, выпили. У меня своя квартира. Сама хозяйка. Няне доплачиваю, они с дочкой в одной комнате, я с мужиком в другой. А что такого, это жизнь. Да-да. Я заканчиваю. Как-то раз, няня не смогла остаться на ночь. В шесть часов она ушла домой, а я малую уложила спать, а сама сидела с друзьями в соседней комнате. Малая почему-то не хотела спать и постоянно плакала. Я несколько раз ходила к ней, укладывала. Мои друзья тоже к ней ходили, то печенья отнесли, то бутерброд с колбасой. Что было, потом я плохо помню. Но, то, что после моего посещения комнаты, дочка перестала плакать, это поклеп. Ну не могла я убить собственную, любимую и единственную дочурку. Это кто-то из них. Если меня оправдают, то я им отомщу. Весь мир против меня. Все меня учат, понукают. Вот и эти двое, задушили мою дочурку подушкой, а теперь хотят, что б и меня убили. Я всю жизнь вкалываю, что бы хоть как-то выбиться в люди. Встать. Суд идет. Изучив все обстоятельства дела, суд признал ответчицу, Карину Агромян, виновной в убийстве собственной дочери и приговаривает ее к десяти годам тюремного заключения, в колонии строгого режима. - За что-о-о? Андрей Панченко Симферополь

Из грязи в …… твари Ты что, охамела? Да как ты посмела. Ты понимаешь, что сейчас приедет Сергей Владимирович, а ты тут развесила свое тряпье. Молчи бестолковая. Ты не понимаешь, какой у него изысканный вкус. И он увидит это старье. Эти трусы и лифчики. Нашла где растянуть свои веревки. Сереженька здесь ставит свою машину. Ты разве не знаешь что у него большущий джип. Приедет, откроет дверь машины и уткнется в твое дранье. Меня в дрожь бросает только при мысли, что он все это увидит и что за этим последует. Да он и тебя и меня заодно убьет. Господи, ну за что же мне такое наказание. Ни как не могу найти хорошую прислугу. Мне что, поснимать это убожество и отхлестать тебя по морде. Дрянь. Да мне и перед соседями стыдно. Не дай боже кто через забор глянет. Да меня засмеют. Убирай сейчас же. Ни на одной светской вечеринке мне нельзя будет показаться. Все будут смеяться надо мной, что я не могла прислуге приличного белья купить. Ты бы хоть сказала, что в такой рванине ходишь, я бы в своих вещах пересмотрела. Вот когда беременной ходила, вот эти вещи тебе точно подойдут. Послушайте! Да ты что, дрянь такая, ты еще пререкаться. Я ей самое лучшее предлагаю, а она нос воротит. Какое бесстыдство. Да послушайте же! Рот закрой засранка бесстыжая. Я сказала все снять и выкинуть в мусорник. Что б я это не видела больше. И вообще, не суши белье на улице. Своим исподним весь вид портишь. Хорошо соседи все разъехались. А то опозорила бы меня. Я тебя уволю. Как можно такую дрянь носить в наше время. Неужели нельзя подобрать себе что-то красивое и более нежное. Я кружевное ношу! Я сказала тебе рот закрой, и не пререкайся со мной. Как кружевное. Что ты хочешь этим сказать? Что это не твое. Тогда где ты чертовка это набрала. На какой свалке? И зачем у меня во дворе вывесила эти флаги позора? Кто тебя подослал? Тебя специально в агентстве мне подсунули, что бы меня опозорить и уничтожить. Признавайся бесстыжая. Не молчи. Убью тварина. Говори. Не чего реветь. Признавайся. Вы мне и слова не даете сказать. Эти вещи я нашла в чемодане, под кроватью в вашей спальне. От долгого лежания вещи стали дурно пахнуть. Я и решила их освежить. Я постирала их руками. Так как вещи очень старые и ветхие. Я не хотела вам плохого, по этому и повесила на улице. Ну, чтобы не с вашими вещами. Я так понимаю, что вы их храните как память о ком то… Молчи чертовка… Валентина Владиславовна села на ступени. Прислуга еще что-то говорила. То ли оправдывалась, то ли что доказывала. В голове помутилось,… накатили воспоминания. Я родилась в девяностом. Вся жизнь это грязь. Сколько помню свое детство, бутылки на полу, на столе, везде. Часто меняющиеся материны ухажеры и смрад перегара. Самое детство не помню. Наверно и нечего вспоминать. Грязь, мрак и беспросветное завтра. В школу пошла в восемь. Задержка в развитии. А я просто думаю что мною ни кто не занимался. Во всей стране бардак. Президент пьяница, а за ним и вся страна. Плохо было всем, только не той компании, что окружала мою мать. Приближался Миллениум. Так тогда называли двух тысячный год. Много говорили о сбое в компьютерах, о возможной из-за этого ядерной войне. Но все ждали прихода нового тысячелетия с надеждой на что-то лучшее. Что вот оно пришло и всем стало светло и радостно, сыто и весело. И оно пришло. Не знаю, правда, до кого? До меня новое тысячелетие, почему то не дошло. Нет, не так. У меня тоже наступило новое тысячелетие, но изменений в лучшую сторону не произошло. Так и осталось в доме пьянство и разврат. Правда мать, как только мне исполнилось десять лет, стала отправлять меня на ночь в другую комнату. И тщательно запирала дверь. Я поначалу возмущалась и пыталась вырваться, стучала в двери, просилась в туалет и там сидела подолгу. Мать, бывало, забывала обо мне и я убегала на улицу. Возвращалась только когда все пьяницы уже спали вповалку на кухне и в материной комнате. Но мать пресекла, такие мои выходки тем, что поставила в комнате ведро и сказала, что мне этого хватит на ночь. А если будет вонять, то я должна открыть окно. Она, наверное пыталась сохранить мое целомудрие, закрывая в комнате. Так это делать надо было, когда мне было лет семь. А за это время я уже насмотрелась на то, как и что с ней пьяной делали ее не менее пьяные дружки. Мне было противно и обидно до слез. Я сидела, забившись в угол, возле холодной батареи и смотрела на эти ужасы. Встав с утра пораньше, я начинала наводить порядок. Пустые бутылки выкидывать нельзя. Для меня это как закон. Да и будет законом. Просто один раз я с мусором вынесла бутылки к мусорному баку, а когда возвращалась в квартиру, то один из дружков так влепил мне кулаком в глаз, что я скатилась с лестницы и потом целый месяц лежала в больнице с переломом обеих ног и одной руки. Как там было хорошо. Меня купали два раза в неделю. Я спала на белой простыне, о которой дома даже не мечтала. И главное, меня кормили с ложечки, как маленькую, правая рука была в гипсе, три раза на день. За эти три недели я даже поправилась. У меня появился маленький животик, который я постоянно гладила. Потому что он всегда был полный. Кроме трехразовой еды, меня все, чем-нибудь угощали. Конфетой или яблоком, булочкой или мандаринкой. Один раз мне даже предложили банан. Я его спрятала под подушку и сказала что съем попозже, а на самом деле я просто не знала, как его едят. Но вот все-таки умная я тогда была. Подсмотрела, как чистят банан родители, для девочки, что лежала рядом, а потом и сама себе почистила. Говорят, что когда ешь что-то в первый раз, надо загадать желание. И я загадала. Чтобы мама перестала пить и пришла меня проведать. Но мама не приходила. А я для нее всегда в тумбочке держала печенье и яблоко. Думала вот она придет, а я с ней поделюсь. Угощу ее такой вкуснятиной. Мама конечно пришла. Такой как всегда. Через три недели, что б меня забрать. Но врач посмотрел на маму и сказал, что мне положена еще целая неделя реабилитации. Фу, еле выговорила. Не знаю что это такое, но мне все нравилось. Мне разрешили вставать с постели и пробовать ходить. Носили на массаж, это когда тетя руками ноги мне мнет и трет. Сначала было больно, а потом я привыкла. Дети там плакали, а я нет. Только тетя, смотрела на меня и сама плакала. Это была хорошая тетя. Она мне принесла целый пакет разных вещей. Когда она развернула пакет, то я увидела белые маечки и трусики, юбочки и кофточки, а еще красивый цветной купальник из двух предметов. Мне в первый раз в жизни завидовали. Как же это приятно. Я под одеялом разделась, надела купальник и вылезла в центр палаты. Я наверное с пол часа ходила по палате босиком, в одном купальнике и наслаждалась завистью всех девочек. Я важно подходила к каждой кровати и давала трогать свою обновку. Всех конечно интересовала верхняя часть. Ее ощупывали, отодвигали, смотрели во внутрь и каждая поправляла. Я была на седьмом небе от счастья. Да и все мы, девочки из палаты так были увлечены созерцанием и ношением, что не сразу заметили, что через стеклянную дверь на нас смотрит доктор и две медсестры. Доктор был суров, а женщины, почему то плакали. Я бегом прыгнула в постель, но в палату, ни кто не зашел. На следующий день за мной пришла пьяная мама. Схватила меня за руку и потащила. Хорошо, что я успела схватить кулек с вещами, а печеньки и яблоко так и остались в тумбочке. Когда вышли из больницы я ляпнула; До свиданья родная больница, как мне у тебя было хорошо. И в тот же момент я получила сильнейшую оплеуху. Синяк, который почти полностью прошел на лице, проявился вновь. Глаз заплыл, а я упала на попу. Мамочка, как я хочу быть больной и всегда болеть. Тогда меня все любят. Мать дернула меня за руку, я подскочила, а она занесла руку для следующего удара. Но тут ее за руку схватил, неизвестно откуда появившийся доктор. Он сказал, что если мама еще раз меня ударит, то он подаст документы на лишение ее родительских прав. Потом они отошли в сторону и еще о чем-то говорили, а я сидела на траве, так как стоять долго еще не могла. Сильно уставала. Подошла мама, вырвала у меня из рук пакет с вещами, схватила меня за руку и потащила домой. Больше этих вещей я не видела. Единственным воспоминанием остался купальник. Его я не снимала почти три года. Только когда он совсем почернел и изорвался, мне пришлось с ним расстаться. На этом мои детские воспоминания прерываются и перескакивают сразу на отрочество. Лет тринадцать. В принципе, ничего сильно не изменилось. Того, маминого ухажера, за разбой забрали в милицию. Потом еще были двое других, но тоже не долго. Во время описываемого воспоминания, с мамой жил дядя Витя. Под два метра ростом. Широкий в плечах. И как он себя называл; Профессиональный бомж. Он жил сам, и нас кормил и одевал со свалки. Я так думаю что он меня любил как ребенка. Потому что заставил мать навести в моей комнате порядок. Я помыла окна. Наша квартира стала не притоном, но хоть каким то убежищем. Я ведь неплохо училась. На четыре и пять. Тройка для меня редкость. Учеба давалась мне легко. Все что говорила учительница, я запоминала. А так как учебников у меня сроду не было, то на перемене я успевала сделать домашнее задание по книжкам подружек. Дома ведь у меня и стола то не было. Дядя Витя, правда, принес в дом запчасти и собрал подобие стола для меня. А еще табурет без ножки. Но, правда приделал как-то палку, и можно было сидеть на табурете возле стола. Это я сейчас понимаю, что тогда, в мои десять лет, мать закрывала меня в комнате от похотливых, слащавых взглядов алкашей. А теперь она стала ревновать меня к дяде Вите. Они даже ругались на этой почве. Опять же, сейчас я понимаю почему. Он, со своей свалки, приносил огромное количество вещей и давал мне в мешках с тряпьем рыться. Когда я хоть что-то выбирала себе, он брал эту вещь в руки, осматривал ее и так, с барского плеча, кидал мне в руки и говорил; Носи на здоровье. Ну типа облагодетельствовал. Потом собирал все в мешки и уносил. Так я подсобрала себе небольшой гардероб на вырост. Выбрасывают ведь почти новые вещи. Там дырочка маленькая или пятно. У нас в школе есть урок «Домоводство». Там я научилась шить и стирать. Теперь любую вещь могла довести до хорошего состояния. С блузками, кофтами и юбками у меня было все нормально. Даже двое Джинс появились. Одно плохо. Не было белья. И сколько я маму не просила, она ничего мне не покупала, да и сама не носила. Я так подозреваю, что один из разговоров с мамой, мог слышать дядя Витя. Потому как в один день, когда он, собрав мешки с перебранным тряпьем, ушел, то в прихожей остался лежать небольшой кулек. Я в него заглянула и сразу схватив, унесла в ванную, где и закрылась. Кулек был полон того, чего мне так не хватало. А взять у дяди Вити мне было просто стыдно. Как представлю, что он возьмет эту вещь в руки, осмотрит, кинет мне, то я даже в мыслях сгораю со стыда. А тут он просто забыл или потерял целый кулек белья. Я все тщательно перестирала. Высушила на веревке у себя за окном. Теперь гардероб был полным. Наконец-то мне улыбнулась удача. Но ненадолго. Вечером дядя Витя пришел и ничего не сказал. Толи не заметил пропажу, а может еще как, в общем, все тихо и как обычно. Жить вроде стали лучше. Он приносил кроме вещей много продуктов. Чуть подпорченных или с душком и заставлял маму готовить. Я всегда была рядом. Училась и помогала. Было очень приятно сидеть вместе за столом и есть суп или борщ из тарелок. Какие люди не экономные. Стоило только обрезать края заветренного куска мяса, и продукт приобретал свой первоначальный вид. Или курица, помытая с уксусом, сваренная с лавровым листом получалась со вкусом прованского сыра. Это такой, с плесенью. Дядя Витя приносил. Вообще при его жизни с нами, я поняла слово семья. Мы жили более дружно и сытно. Второй раз в жизни у меня появился животик. Который я поглаживала и радовалась сытой жизни. Правда пьяные оргии не прекратились. Так же, каждый вечер, когда мама закрывала меня в комнате, на кухне разливалась не одна бутылка водки. Как же так получилось? ДЯДЯ Витя, как он рассказывал, бывший военный инженер. Из-за какой-то ошибки в расчетах, произошла авария. Было заведено уголовное дело и его просто выгнали. Ушла жена, забыли дети. Из военного в бомжи. Я думала об этом, но разве могла тринадцатилетняя девочка построить логическую цепочку длинною;- Армия-свалка-бомж. Счастье не может быть долгим. Дядю Витю на свалке, то ли задавили, то ли убили. Домой он просто не пришел. Не было день, другой. Мы с мамой поехали на свалку. А там милиционер. Он все маму расспрашивал. А потом погладил меня по голове и сказал; Все детка, не ищи больше папу. Уехал он, и на долго. Выживайте, как-нибудь. Как он был прав, этот милиционер. Мать не хотела работать и не работала. Но времена были тяжелые. После одной из пьянок, в квартиру пришли люди и вышвырнули нас и наш не большой скарб на улицу. Пока было тепло, мы жили под лестницей. Соседи, жалея меня, кормили. В школе сквозь пальцы смотрели на то, что я ходила в обносках и явном рванье. Даже одноклассники устали меня дразнить и донимать. Они просто брезговали со мной общаться. А за одно и учителя перестали проверять мои домашние задания, не вызывали к доске и не проверяли контрольные. Дома, на просьбу к матери; Ну, купи мне мороженного. Ну, хоть раз в году. Шел всегда один ответ; Я тоже люблю мороженное, но деньги есть только на водку. Как-то мать напилась раньше семи вечера и не успела или не смогла закрыть меня в комнате. Очередные ее друзья напоили меня. И это случилось. Я ничего не помнила и не поняла. Было только отвращение и чувство большой беды и грязи. Не хотелось жить. Я собралась с силами и пошла на реку. Не приветливо встретила меня наша речка. Здесь под мостом я всегда купалась и стирала свои вещи. Здесь мелководье и поэтому вода всегда теплее и приятнее, но сегодня река была черной. Холодный ветер нес над остывающей рекой обрывки тумана. В голове, не было ни каких мыслей. Я просто пошла в воду. Я шла и шла. Здесь мелко. Сначала вода обжигала ступни, потом выше и выше. Никогда бы не подумала, что холодная вода обжигает также как кипяток. Вот руки коснулись воды. Вот вода уже выше пояса. Ноги немеют. В голове вроде как светлеет. Набежавшая волна дернула рубашку. Пуговицы расстегнулись, оголилась часть тела, плечо. Вот вода уже у подбородка. Еще одна волна окатила лицо. Не делай этого. Доченька! Мама. Это ее голос. Успела обернуться. Мать бежит по берегу. Очередная волна накрыла полностью. И завертело, понесло, бросило об каменистое дно. Все. Тепло. Свет. Яркий свет, такой, что невозможно смотреть. Прикрыла глаза. Где это я. Что-то пищит. Лицо мамы, еще кто-то. Темно. Нет, опять свет. Рядом никого. Тишину нарушает только надоедливый писк. Я, наверное, жива. Я в больнице. Все напоминает то время, когда я ломала ноги. Но что-то все, же не так. Может все же я умерла? Такое чувство, что меня держат взаперти. Мною кто-то руководит. Кто-то дает команды телу и мне. И этот кто-то невидим. А почему этот, скорее эта. Я вспомнила. Я умерла там, на реке. Сейчас моим телом завладела другая или другой. Я еще не разобралась. Надо немного подождать, осмотреться. Что же будет дальше! Это явно женщина и она руководит мной. Пока мы еще были в больнице, мне позволялось нежиться в своем теле. Но как только нас выписали, моя добрая и нежная душа была отправлена в самые низы тела. Душа забилась в своде стопы и ждала освобождения. А его все не было. Другая я взяла бразды правления. Жесткая, расчетливая и коварная. Я ненавижу женщин и презираю мужчин, но я твердо знаю что тем и другим надо, в том числе и от меня. Выйдя из больницы, я не вернулась под лестницу. Сейчас я была чистая и благодаря чужим людям, не плохо одетая. Зачем мне возвращаться в грязь. Мой удел царствовать, а не прозябать. Надо искать удобный случай. Нужно оказаться в нужное время и в нужном месте. И этот случай не заставил себя ждать. Несколько дней я провела в вагонах, в которых сдают на ночь купе, а потом просто гуляла по городу и увидела объявление о студенческом бале с выбором королевы красоты. Ясное дело, что в одном и том же наряде мне не светило ни какое место. Но на конкурсе была возможность неплохо поживиться. Хоть вход и был платным, но представившись по фамилии, имени и отчеству потребовала проверить себя в списке приглашенных. От такой моей наглости охрана немного опешила, но меня пропустили. Так же я прошла за кулисы. Везде лежали сумки, платья, вещи и документы выступающих, а внимание всех сопровождающих было приковано к сцене. Где и происходили основные баталии. Мысль пришла одна. Как тогда, перед рекой. Вперед! Отступать некуда. Среди всех вещей подобрала для себя самое подходящее, в сумку сложила приготовленное. Так же взяла две большие косметички. Два найденных паспорта. Услышала овации и шум приближающихся шагов. Сразу заметалась в панике, что делать? Но быстро взяв всю себя в кулак. В другую руку сумку с добычей. Пошла по коридору, пробуя все ручки дверей. На удачу, вдруг какая откроется. Не заперта оказалась дверь туалета. Зашла. Что дальше? Окно. Выглянула. Выходит во внутренний дворик. Стоит несколько машин. Водители заняты кто чем. Выкинула сумку и следом протиснулась сама. На шорохи стали поворачиваться водители, но я удачно присела за мусорным баком. Немного выждав, выглянула. День был жаркий. Водители по открывали дверцы своих авто и сидели в ожидании хозяев. Тихонько пробралась к ближайшему джипу и юркнула на заднее сиденье. Сползла на пол и замерла. Но машина все же качнулась и дверца за мной захлопнулась. - Странно. Вроде ветра нет, а дверца закрылась. – сказал водитель и вышел из машины, намереваясь открыть обратно дверцу. Но тут раздался другой голос. - Садись быстро. Поехали. Там кипишь, поднялся. Кто-то, что-то спер. Сейчас менты налетят. Мне совсем неохота светиться, да еще и быть свидетелем. Пока мужчина говорил и садился, машина завелась. А как только захлопнулась дверь, мы рванули с места на огромной скорости. Как я буду дальше выпутываться, я еще не решила. Главное, уйти подальше от места действия. Машина долго петляла по городским улицам. Потом остановилась. Из разговора мужчин, поняла, что стоим на железнодорожном переезде. Решилась вылезти. Тихонько открыла дверь, стала вылезать, но была схвачена за шиворот. Я вертелась, кусалась, брыкалась, но их было много. Меня скрутили, бросили опять на пол в машине и мы дальше поехали. Большой двор. Высокий забор. Красивый двухэтажный дом. Елки, качели. Домик при въезде. Везде камеры, не убежишь! Куда-то я попала. Но не тюрьма. И за это спасибо. Сумку с вещами выкинули прямо на снег, на дорожку. Нашли паспорта. - О, шеф. Тут ксива этой куклы. - Михась, ты потише. Что шефа не знаешь. Девочка то смазливая. Если шеф клюнет, тебе несдобровать. - А я что, я ничо. - Шеф! Тут паспорт, вроде ее и еще какой-то старухи. Может тетка, но не маман. Фамилия другая. - Ведите в дом. Проверьте шмотки, чтоб ни камер, ни микрофонов. Косметику в топку. Там и черта можно спрятать. - Э, полегче, она столько стоит, что вам и не снилось. А может и снилось, раз такой домик и машинки. Меня ввели под руки в дом. В комнате, на диване, со стаканом в руке сидел мужчина. На вид лет тридцати пяти, приятной наружности. Он и оказался их шефом. - Снимите с нее верхнее тряпье, - сказал он. Меня начали раздевать, я сопротивлялась. Одному отдавила ногу, второго попыталась укусить, но потом, видя, что силы не равны, согласилась раздеться сама. Скинула блузку и еле стащила юбку. Так и стояла в одном белье, пока мужчина разговаривал по телефону. А потом стал говорить со мной. - Похоже, красотка, это ты развела на конкурсе, почти всех на тряпье, косметику и документы. Тебя уже вовсю ищут менты. Ты засветилась на камеры при входе и мне ничего не стоит сдать тебя властям. Но ты крошка вроде ничего. Если тебя приодеть. Обуть, накрасить. То с тобой вполне можно выйти в люди. Я предлагаю тебе поработать на меня в роли топ-менеджера. Это типа раз ногой топнешь – сразу вылетишь. А если будешь паинькой, то мы поженимся и дочку Васей назовем. Они хором все заржали над шуткой шефа. Один охранник, дернул за рукав другого. - Что я тебе говорил. У шефа новая игрушка. Обидишь ее, сам вылетишь и хорошо, если не в гроб. - Я согласна, все равно другого выбора нет. - О! Молодец. Люблю понятливых. Будь умницей и будешь есть с золотых тарелок и спать в шелках. Но, ни дай боже тебе повысить свой ангельский голосок. Мы живем уже десять лет. Я сразу говорила, что понимаю что нужно мужчинам и женщинам. Нрав у моего любимого очень крутой и только с ним я овечка. Все остальное вокруг, это свиньи и прихлебатели. Все в мире крутиться вокруг нас. нашему сыну уже семь лет. Он учиться в частном пансионе Англии. Красивый и успешный мальчик. По-английски он лучше говорит, чем по-русски. У него светлое будущее. Опора родителей в старости. Хотя мне моего личного счета и без него хватит с лихвой. Люди быдло. Совсем не понимают, чего от них ждут и хотят. На днях с испытательным сроком приняла на работу кухарку. Вы не представляете, что она мне в первый же день вписала в меню. Котлеты. Эта смесь мясных отходов, с хлебом, луком и молоком. Она что, не видит в какой дом попала? Предложила бы еще макароны по-флотски. Нищенская натура. Приходят разные голодранки. Да и прислуга, не поймешь что им надо. Прошу, пыль протирайте хотя бы через день. Так они все как сговорились. Не успевают, видишь ли. У нас всего-то двадцать комнат. А как люди во дворцах живут. Да и в остальном. Отдала им весь подвал. Стирайте свое тряпье, и сушите в подвале. Так нет же, засрались так что на плитке плесень появляется. А вообще у меня жизнь хорошая. Мы с мужем души не чаем друг в друге. У нас взаимная любовь. Вот только есть во мне еще частичка, какой-то низости, которая гложет меня. Вот и на днях. Служанка перестирала и развесила тряпье, спрятанное мной еще после свадьбы. Мне аж дурно стало. Уволила служанку и выкинула все эти шмотки вслед за ней. Нравиться мне моя золотая клетка. Никогда не вернусь под лестницу. С теми вещами я оторвала и выкинула последнюю нить воспоминаний. Друзья. Всем душевного благополучия и хороших друзей. Андрей Панченко Симферополь

Глупо, наверное, но – правильно Сама читала кучу историй из роддома, но никогда бы не подумала, что самой захочется выложить свою. Анонимно. Все началось и закончилось так, как звучит в песне Наргиз – «Ты моя нежность». Вот слово в слово, хоть верьте, хоть нет. Сижу, значит, дома, шастаю по сайтам, читаю истории будущих и состоявшихся мам. Грызу «очень полезное» яблоко от бабушки. И тут начинает звучать эта песня. Такая хорошая, милая. Заслушалась. Закрыла глаза и полетела. Да не поверите. Сначала в переносном, а потом в прямом смысле. Откинулась на спинку стула и бух. Лежу на полу. Головой и спиной сильно стукнулась, но это мелочь по сравнению с болью внизу. Скорая приехала быстро, и вот уже лежу на сохранении. Ну и ничего. Тут осталось все ничего. А после обхода, доктор сказала, что резать будут, если симптомы повторятся. Перестраховываются. Но я сама, если бы не подломившаяся ножка стула, здесь не очутилась. Завтра или послезавтра. Доходила, или долежала. А тут еще повезло. Девчонки в палате подобрались хорошие. Весело лежали. Тут еще по коридору, ходит какой-то гоблин. Такой инвалид, с короткой стрижкой, хромой и с явными признаками даунито. Пока он ходил мимо, мы веселились. А вот когда пришел день «Ч», этот весельчак пришел в палату с предметами гигиены для бритья. Стоит такой даунито, слюни текут, глаза кровью налились и так сально говорит: - «Ну что девоньки, буду готовить вас к родам. Сейчас я вам выбрею там так, что будет блестеть как у кота (сами знаете что). Мы как прыснули со смеху. Посмеялись, а потом до нас дошло, что он собирается нам именно там, брить. - Да что это такое, девчонки. Не хватало что бы нам вот это, между ног лазило. А ну отдай инструменты и вали отсюда. Мы друг дружке сами все сделаем и поможем. Короче выгнали мы его. Сами себе, правда, не смогли. Пузико мешает, а вот друг дружке – без проблем. Только закончили, все убрали, тут заведующая заходит: - Девочки, зачем вы Анжелу выгнали? Такой порядок, что перед родами по гигиене положено тщательное бритьё. - Алевтина Сергеевна, мы сами все сделали. Не хотели, что бы этот придурок лез, а Анжелу мы вообще ни какую не видели. - Девчонки. Вы уже две недели тут валяетесь и не знаете кто у нас медсестра Анжела. И тут из-за спины заведующей выходит наш гоблин. - Так это женщина? А мы подумали, что мужика к нам прислали на такое интимное дело. - Ну, подумайте, девочки. Акушерство и гинекология не для мужчин. Они здесь не выживут. Вымрут как мамонты в пещере. - Бывают же врачи – гинекологи и мужчины. - То не мужчины, то врачи. Они бесполы. Какие с них мужики, если они за целый день насмотрятся у вас всех, домой придут, а там такое же. Мы дружно хохотали. Даже двоих в род - зал увезли. Все прошло хорошо. Самый лучший мальчуган, мой Сашенька. Имя мы заранее придумали. Был, правда, один неприятный инцидент. Рядом со мной в род зале лежала сумасшедшая. Ну, это я ее так назвала. Ее со схватками скорая помощь привезла. Быстро подготовили и на стол. А эта дура как заорет, вскочила и бегом по коридору. В один конец, развернулась и в другую сторону бегом. Врачи повыскакивали, схватили, скрутили, уложили и привязали. Чего орала и скакала, родила очень быстро. А потом оказалось что, бросив ребенка, сбежала. Ее милиция задержала, так она отказ от ребенка в отделении писала. Нам заведующая позже рассказывала. Мы все сцеживались, что бы кормить брошенного мальчонку. Ходили на него глазеть и жалеть. Такой хорошенький. И вот день выписки. Собралась, оделась, иду по ступенькам на первый этаж. Знаю, что там вся родня собралась. А я иду и сама ничего не пойму. В голове, словно туман или дурман. Сделаю шаг, другой и стою, за стенку держусь. И тут перед глазами, как из тумана Наргиз со своей песней «Ты моя нежность». Да, именно та, с которой и началось мое путешествие сюда. «Я стояла на краю земли» – точно ведь стою на ступеньках как на краю. «Больше точно не могу лететь» – и шагу ступить не могу, не пускает что-то. «И уходят наши корабли» - вещи мои уже отдали мужу. «Нам наверно не успеть» - медсестра раньше унесла. «Эту песню нам вдвоем допеть» - а я хотела впереди всех появиться, как сюрприз. - «Ты моя нежность» - мой любимый. - «Ты мое небо» - сынок Сашенька. - «За тобой встану, где бы, ты не был» - а тут такое чувство, что вроде я что-то забыла. - «Ты мое сердце, ты мое чудо, обниму нежно и с тобой буду» - сердце стучит, почему мне не несут моего сынульку? «Ошибалась много раз» - это не я, а санитарка. «Не хотела делать я больней» - вот она глупая, убила бы. «Знаю, ты не веришь больше в нас» - конечно надо проверять, что и главное кого тебе дают в роддоме. «И в маршруты наших кораблей» - и документы тоже. «Я не отпущу, держу сильней» - забрала милый свёрточек из рук санитарки. «Ты моя нежность, ты мое небо, за тобой встану, где бы, ты не был». Стою на ступеньках держу Сашеньку, а вниз и шагу не могу ступить. Меня уже и санитарка подталкивает. - Иди, чего встала, там тебя все ждут. И тут следом другая санитарка бежит, с таким же свёрточком. - Постойте, постойте. Тот же отказник, вот ваш. - Ты что дура делаешь, этого надо было на скорую передать, что бы в больницу перевезли, - говорит вторая санитарка – первой. И тут припев пошел повторно. «Вы моя нежность Вы мое небо И за вами встану Где бы вы, не были. Вы мое сердце, вы мое чудо, Обниму нежно И с вами буду.» Тут меня и отпустило. Весело, как девчонка запрыгала вниз по ступенькам. А радости то было внизу. Никто ведь не ждал от меня двойняшек. Черненький – Сашка и белобрысый – Сережка. Как мы с Мишкой. Брюнет и блондинка. Конечно дурочка, зато добрая. Но никто ничего не узнает. Из роддома то они оба лысенькие приехали. Поэтому только материнское сердце сможет различить, если захочет. Но это на врят ли. Спасибо Наргиз. Красивая песня. Мы ее теперь на каждый юбилей включать будем. Я и слова заучила. Пою детям как колыбельную. Правильно, не правильно в моей жизни, мне самой решать. А я блондинка. Целую всех. Андрей Панченко Симферополь

Детки и клетки Мы медленно идём по тропинке. Солнышко, не спеша, поднимаясь к зениту, согревает всё вокруг. Хорошо-то как. Даже приходится жмуриться, от косых, но ярких лучей. И тут… - Медведь. Смотри деда, медведь. Аж ёкнуло что-то в груди. А детвора стали кричать от радости и кидать конфеты в сторону спящего медведя. - Тише, вы, тише. Дайте мишке поспать. Пошли по добру поздорову. Но медведь нас учуял. И нас, и главное, мой животный испуг, а самое главное инстинктивное желание бежать. Поднявшись во весь рост, и встав на задние лапы, медведь пошёл прямо на нас и так зарычал, что волосы зашевелились на моей, и так не заросшей шевелюрой, черепушке. - Такой сожрёт и не подавится Промелькнуло в голове. И тут, в ответ этому дикому рыку, раздались несколько менее громких и грубых рычаний. - Окружают, или обступают. Высветилась в голове новая мысль. - Да вы не бойтесь. Это просто у нашей Маши, подходит время кормления, а детвора на площадке молодняка играет. Вот она и зовёт их, а они ей отвечают, что здесь и играют. Вот видите, они откликнулись и она успокоилась. Стал нам, а скорее мне, объяснять смотритель. А медведица в это время просто села и привалившись к клетке, стала лапой собирать и есть конфеты. Клетка. Фу-ух! Как я раньше-то не заметил. Метрах в трёх от нас, покрашенные в серый цвет, под окружающую среду, довольно крупные прутья клетки. И, как бы, угадав мои мысли, продолжил смотритель: - Прутья здесь хорошие. Под массой медведя, даже не гнутся. Бывает, что когда детвора заиграется, то Маша нервничает, и усиленно трётся боками, но клетка надёжная. А то что в серый цвет покрасили, то я директору говорил, что должно всё различаться, а она ответила что так по феншую положено, чтобы наш зоопарк финансово процветал. - Спасибо большое за разъяснения. На самом деле с первого раза прутья клетки не заметно, и я даже за детей испугался. Ну что детвора, пойдём дальше? У нас ещё львы и тигры впереди. И скажите спасибо дяде, он хорошо всё рассказал и дедушку успокоил. Осмотрев вольеры с животными, мы перешли на детские площадки. Наша правая. Да. В самом центре зоопарка две детские площадки. Только одна за сеткой, а вторая за заборчиком из декоративных кустов. Сначала мы осмотрели площадку за сеткой. Три мишки, наверное Машины детки, два волчонка, три козлёнка, рысь и лама. Вот такая весёлая компания игралась за сеткой. Мишки залезали по лесенке на горку и скатывались вниз, совсем как обычные детки. Два козлёнка катались на качелях, стоя прямо на сиденьях. А третий подталкивал своей безрогой головой рысёнка, сидевшего на ветке сухого дерева и царапающего ствол. Волчата бегали друг за дружкой вокруг разложенных, окрашенных в разные цвета колёс. Лама важно стояла в сторонке и жевала капустные листья. Им было очень весело. Но и на площадке, за кустами тоже не было тихо. Детвора быстро потащили меня в ту сторону. Какое счастье. Паровозик, сетка, лестницы и горки, а самое главное скамейки. Достав из кармана газету, я пристроился на краю скамейки. Ещё раз глянув на резвящуюся детвору, которая как мошкара облепила постройки, углубился в чтение. Было так тепло и покойно, что глаза сами стали закрываться. Детский писк не раздражал, а наоборот убаюкивал. - Деда! Деда, а у Костика авария. - Что? Где? Он хоть не виноват? Все живы? - Ты что, деда? Костик, говорю, описался. Наш малыш стоял на верху горки. Штанишки были мокры, а вниз текла тонкая струйка. - Ну что ж, заигрались, а дед не уследил. Иди сюда, малыш. Снял с горки внука, скомкал газету и вытер последствия «аварии». Что бы другим, не было помехи. - Пойдёмте, уже и пора. Нас бабушка, наверное, заждалась. Обед для нас приготовила. Заиграл марш Мендельсона. - Вот видите? Мы о бабушке заговорили, а она сразу нам звонит. - Да дорогая. Едем. Хорошо погуляли. Ну, немного не уследил. Бывает. Они так хорошо играли и резвились, что просто не хотелось отрывать от веселья. Какая газета? Ну, всё-то ты видишь и знаешь. Едем уже. Накрывай. Я пока спа.., играл с детьми, сильно проголодался. И главное деду йогурт не забудь, ну и детям тоже. Конечно сначала борща. Да не отрывай же меня. Как я ехать буду, если ты всё время мне звонишь? Погуляли. Пообедали и спать. Первый день отдыха с внуками подошёл к своей середине. То ли ещё будет. Лучше самых любимых собственных детей, могут быть только дети наших детей. Внуки. Всем здоровья, любви и семейного счастья. Андрей Панченко Симферополь

«Дневник Великой» 26 февраля. Вот сегодня как раз тот день, когда я стану великой художницей. Старый дневник кончился. Повзрослела. Почти прославилась. Ну, правда за этим дело не станет. Сегодня тот день, когда мне сделали заказ на десять моих картин. Это просто чудо. Будет вечеринка. 27 февраля. Уже после обеда. Погуляли. Кто теперь будет убирать весь этот срач. Не друзья, а свиньи какие-то. Хотя нет. Отдохнули прекрасно. Я ведь, если честно сказать, такая же, как они. И когда вечеринка у кого-то другого, так же себя веду. Главное ведь оторваться по полной, а что потом – меня это не касается. Хотя вот сегодня коснулось. Интересно деньги еще остались? 28 февраля Денег много не бывает. А если ты ведешь еще и разгульный образ жизни, то тогда не понятно, откуда деньги вообще берутся. Так и у меня. Подкинули деньжат за одну картину, так всю неделю собираюсь гудеть. Нет, пора остановиться. Надо красок докупить, холсты и кисти. Откуда в моей голове такие правильные мысли? Наверное, заходил кто-то из родителей, пока я спала. Они, что мамик что папик, любят читать морали и нравоучения. - Виталина, не ходи за гаражи. - Виталина, не шляйся по клубам. - Виталина, не пей. - Мама, как не ходи, там же все наши пацаны. - Папа, ну как не пей, когда пьют все наши пацаны. - Ну как не ходить по клубам. Там же самый отпад. И все наши пацаны. А они мне чуть не хором. - Ну, ты же девочка. Виталина. Просто как проклятье, какое. Если девочка так ничего и нельзя. Даже не представляю, чтобы с ними стало, если бы сказать что я с седьмого класса не девочка. Мама б точно умерла, а папу бы хватил удар. Еще бы.. Спортсменка! Художница! И просто красавица. Только спортсменка я для себя, а не для рекордов. Представьте себе сухощавое, прыщавое, скелетонище – так вот это я. Была. Сама вычитала, что и как надо качать для улучшения форм. Кубики и банки мне не нужны. Это пусть парни качают. Для меня ножки до задницы – вот что главное. И я вам скажу, преуспела. Пока мои одноклассницы перемещаются на спичках, у меня формы что надо. Моя попа как орех, подержать ее не грех! Во как завернула. Мне братуха сразу объяснил, что и где у девок нравится. Как только во мне проснулось это желание – нравится. Теперь парни, глядя мне в след, только цокают языками или вздыхают. А в обиду себя не дам. Качая ноги, не забывала и про руки. Могу так задвинуть – мало не покажется. И при всем притом я еще и художница. Правда до недавнего времени не думала что знаменитая. Это вот только на днях. Понадобилось бабло на день рождения. То, что родители накроют поляну, это для своих. Мне же надо парням выставиться. Вот и поперла на барахолку с десяток своих полотен. А купили только одно. На которое я вообще не смотрела и не хотела брать. Это последнее мое творение. Написанное под… Все уже парни идут. Слышу, как ржут на лестничной клетке. Сегодня гуляем у Макса. Днюха! 3 марта. Весна в разгаре. Тепло. Снег тает. Голова трещит. Что я там написала. А про днюху. Нормально все прошло. С баблом все плохо. Подарила Максу себя. Так и дешевле и заморочек никаких. А он слабак оказался. Пару подходов сделал и съехал. Мне, правда, тоже не хило было. Макс спать остался, а я с ребятами догонялась. Не помню точно, что да как, но проснулась с Витьком по утряни. Макс на полу, Витек подо мной. Никак не начну работать. Так ведь проще. Написала картину – отдала. Деньги сразу. Нравиться – не нравиться, спи моя красавица. Заказ на картины сделан – забирай и плати. Сколько у меня картин просто пылится под лестницей. Ни кто на них не смотрит и не берет, а эту муть, о которой я бы сама сказала что мазня, вот именно это и купили. Правда при написании этой картины использовались некие нюансы и приспособления, но о них чуть позже. Даже самой себе мне страшновато признаться, что это опасное дело – использовать свое тело и сознание для рисования. Хотя – если берут и платят не плохие деньги, то можно рисковать. Если соберу хорошую сумму, то из маленькой мансарды можно будет переехать в большую студию. Надо стремиться. В богатой студии больше возможностей. Больше клиентов – выше доход. Тогда заживу. Можно будет подумать о доме и семье. Ох, замечталась. Дневник единственный мой друг и товарищ, которому можно все доверить. Все. Срочно все отставить и завтра за работу. 10 марта. Все. Закончила. Порой мне кажется, что стоя у станка, я бы уставала меньше. Написание картин опустошает полностью. Выкладываюсь как марафонец на сорок втором километре. Последние штрихи самые трудные. Хотя, правду сказать, каждое утро, приступить к работе большая трудность. Необходимо все точно отмерить. Установить. Настроиться на нужную волну. А это порой самое сложное. Поймать именно то, на чем вчера остановилась. Ежедневно, каждое окончание работы – это маленькая смерть. Нет. Нет. Тьфу. Тьфу. Не смерть, но все равно я падаю и лежу. Очень долго, приходя в себя. Во-первых, надо отдышаться. Потом привести в соответствие мысли. Потом рассмотреть что получилось, запечатлеть в памяти последние изменения и убрать до завтра краски. 11 марта. Полтора суток после окончания картины. Я восстановилась. Ждала с утра заказчика. Пришел. Ну что сказать. Сама я видно плохо разбираюсь в том стиле, что отображен на холсте. Мне, по сути, не очень. Заказчик, мужчина лет шестидесяти, в черном костюме тройке. Хоть на улице довольно тепло, он застегнут полностью, а рука холодна как лед. Он положил мне ее на плечо, и холод пронзил тело даже под бретелькой. - Смело, девочка. Смело и откровенно. Плачу за этот шедевр вдвойне. Ты мне должна еще девять таких полотен. Жду твоего звонка. И прошу не медлить. У меня тут приближается дата, ты должна успеть. Не тяни как с этой. И не пей. Отставь друзей в сторону. Если все картины меня устроят, я утрою твой гонорар. Правда, не деньгами. Ты получишь вечную квартиру. Понимаешь? В свое полное распоряжение, квартиру на века. Жду звонка. Он убрал руку. Взял написанный холст и ушел. А я еще долго растирала онемевшее от холода плечо. Ужас. Если бы не этот заказ и не такие хорошие деньги, ни за что не стала бы с ним общаться. Посчитаем! Вот это да. В два раза больше чем за предыдущую работу. Надо правильно распорядиться деньгами. Отложим на краски. На холсты и кисти. На питание. Как хорошо то. Тут хватит и шмоток себе прикупить и еще вечеринку провести. Бросаю все и по магазинам на шопинг. 12 марта. Сегодня работать не буду. Ну, его, со всеми ужасами. Мне надо восстановить свои моральные силы. Так сказать духовность. За то время что писала – забросила всех друзей. Сегодня большая вечеринка. Ура! Пригласила пол общаги студентов – художников. 13-14 марта. Не помню, какой сегодня день. Да мне оно и не надо. На хрен все эти картины. Нужно жить. Нужно успеть пожить. Для себя. Для других. Главное успеть пожить. 16 марта. Голова трещит. Влезла в свою заначку, что бы взять на бутылочку шампанского. Попустило. Вот это оторвались. Вот это я называю настоящий отдых. Пару дней вылетели из жизни. Был полный кайф и драйв. Только сегодня среди ночи мне приснился заказчик. Грозил пальцем и ругался. Сегодня отсыпаюсь. Завтра за работу. Пойду, выкину из постели Серегу. Всё, все надоели. 17 марта. Писать не о чем. Иду работать как бык на заклание. Как на эшафот. Тьфу. Тьфу. Ну что за мысли. 24 марта. Закончила. Устала. Первый раз за неделю взяла телефон. Звонил Сережа. Скучает. Просит встретиться. Нет, не могу. Надо работать. Заказчик снится чуть ли не каждую ночь. Он вообще на меня плохо действует. Как его увижу, так меня тошнит. Чуть ли не выворачивает. А этот требует картины. 25 марта. Иду работать. Не отдохнула. Мутит и сил нет. Не могу без отдыха. Но вот эту закончу и все. На неделю завеюсь в общагу. Не найдет меня старый хрен. 3 апреля. Пришел старый. Долго вертел головой. Цокал языком. Хотел положить руку на плечо, но я увернулась. Еще помню об этой ледышке. - Дорогуша! Я, предвидя новые вечеринки и загулы, хочу предложить вам исполнить одну вашу мечту. У меня пустует одна прекрасная художественная мастерская. До тех пор пока вы работаете на меня можете пользоваться мастерской бесплатно, а потом поговорим о стоимости. Я могу вам ее сдавать или продам по довольно сходной цене. Вас она устроит. Ну что сговорились? Так. Я вижу, что вы ещё колеблетесь. Не отвечайте сразу. Подумайте. Хотя я вижу. Сейчас у вас в голове только друзья. - Нет, предложение конечно заманчивое. Всегда мечтала о большой студии. Просто я уже выросла из этой комнатушки род черепицей. Летом краски плывут от жары, а зимой не успеваю камин разогреть, как уже темно. Но дело в том, что я сильно устала. Давайте вернёмся к этому разговору после очередной картины. 7 Апреля. Опять во сне приходил он. Требовал прекратить загул и писать. Срочно и много писать. А я не могу. Болят ноги от долгого стояния. Болят руки от того что я слишком много работаю. Болит душа – от того что я себя опустошаю. Болит горло, от постоянного давления. Деньги. Деньги. Деньги. Эти деньги не дают жизни и не дают покоя. Но и без них нельзя. А если я себя убью, кому достанутся эти деньги? С собой в могилу ведь я их не заберу. Но до могилы еще дожить надо. Я слишком молода, что бы думать о могиле. Хотя думать об этом никогда не рано и никогда не поздно. Ладно. Надо решать задачу – одно из двух. Или идти работать, или еще хоть денек провести в общаге. Здесь хорошо, друзья, компания. И когда есть деньги, а они у меня теперь есть, время летит не заметно. Но что бы пополнить запасы денег, надо идти работать. Дилемма. Да еще старый этот, снится ночами и требует картины. Знал бы он, как меня опустошает эта работа. Когда он купил первую картину – я была безмерно счастлива. Когда он сделал заказ на целых десять полотен. Я была на седьмом небе от счастья. Теперь, когда сделана часть работ, я не могу найти в себе силы продолжать и проклинаю все деньги на свете. Все, – какие бы они не были. Из - за них, этих денег, идут войны, люди убивают друг друга и самих себя. И я одна из них. Все, бросаю друзей, компании и гульки! Иду работать. 12 Апреля. Четыре из десяти. 16 Апреля. Пятая. Это половина. Я не выживу. Хоть и стала писать намного быстрее. Но мне кажется это такая халтура. Куда смотрит старый. Мне не хочется его обманывать, но он сам меня торопит. Что же остается делать? Главное дату не говорит. К какому дню надо успеть. Пиши и все. Главное быстро. А раз так, то можно и схалтурить. Да он вроде и не понял. Опять пришел. Долго рассматривал, хвалил и отвалил кучу денег. Опять тащил в свою мастерскую. Отказалась. Меня последнее время постоянно мутит. Тянет низ живота. Какое – то непонятное чувство. Но ничего. Вот закончу картины. Выкину на хрен все краски и забуду это как страшный сон. Главное в жизни это деньги, а они у меня теперь есть. А по окончании работ у меня их будут столько, что я о таком богатстве и не мечтала. Мастерскую у старика покупать не буду. На хрена мне мастерская, если я не буду рисовать. А вот если он исполнит свое обещание подарить мне « вечную квартиру», если я успею к дате, то сэкономлю еще кучу денег. Тогда можно будет жить вообще на проценты – дивиденды. Найду хороший банк. Но что же меня так сильно мутит. И есть совсем не охота. Даже к друзьям не тянет. Как спортсмены говорят – открылось второе дыхание. Мне хочется работать, быстрее и эффективнее. Главное успеть вовремя. 19 Апреля. Какая я молодец. Управилась в три дня. Мобильный поставила на беззвучный режим. Так он постоянно светится. На экране сменяются только номера. Приходится постоянно его отключать. За долбали эти завидователи. Не дают работать. Всем же не объяснишь, что вот успею к сроку написать картины, тогда и загуляем. Но совсем отключить телефон не могу. Тогда начинают ломиться в двери. А мне совсем не хочется, что бы видели мои картины раньше времени. Мне старик – заказчик пообещал большую выставку и знаменитость, после окончания работ. Так и сказал, что обо мне напишут в газетах. 22 Апреля. Закончена седьмая. Плюнула на всех и переехала в мастерскую, предложенную стариком. Здесь довольно уютно. Тепло. Камины включать не надо. По стенам развешаны все мои прежние работы. Я так понимаю, что он ими любуется. Некоторые из картин оформлены богатым багетом. Некоторые в подрамниках. Но все равно мне приятно. Такое отношение к моему творчеству. Я сама стала смотреть по новому на эти творения. Да, эти шедевры не для всеобщего обозрения. Это только для избранных. За моей спиной стояли и перешептывались. Я слышала, как хвалили и восхищались. Но мне, почему – то, было страшно повернуть голову и посмотреть на тех, кто был сзади. За моей спиной. Мне кажется это говорят сами картины или те, кто сошел с них. Здесь, в этой студии совсем тихо. Мобильный я оставила дома, что бы не отвлекали. Даже адреса никому не дала. Пусть попереживают. Только вот голоса. С одной стороны меня ругают и заставляют вернуться, подумать о себе, ребенке и семье. С другой стороны вопрошают, где та семья и дети. Главное ведь деньги. Заработаешь и иди на все четыре стороны. Деньги. У меня их теперь столько, что я их и не складываю. Они валяются по всей мастерской. Потом, когда все закончу, соберу и уйду. Здесь ведь нет никого кроме меня. А голоса? Они не возьмут. Мне старый гарантировал, что меня здесь не обидят. 25 Апреля. Устала. Села отдохнуть на свою любимую табуретку. Это единственное что я взяла со старой студии. Это старинный, вращающийся табурет какого - то художника или писателя. Мне его друзья подарили на новый год. И он мне так полюбился, что я не решилась его оставить. Да он ведь, вдобавок играет большую роль в моем творчестве. Мне осталось написать две картины. Наверное, можно поделиться своим опытом и нововведением в написании картин. Я случайно пришла к этому. Как-то накинула на шею свой шарфик и сделала к выходу пару шагов. Не заметила просто, что шарф зацепился и очень сильно сдавил мне горло. Я упала. Очнулась на полу. Перед глазами плыли круги и видения. Так что-то захотелось поработать. Схватила кисти, села на подаренный табурет и написала ту, первую, купленную стариком картину. Помню, мне самой не понравилось, а покупатель усиленно хвалил и сделал заказ на десять картин. Я долго думала « как» достичь такого состояния. И мысль пришла. Вбив в стену большой крюк, повесила на него бельевую веревку кольцом. Что бы сильно не давило горло, обмотала веревку шарфом, а мольберт установила так, что мне приходилось до него тянуться. Одев такую петлю на шею и потянувшись к холсту, я быстро приходила в состояние, необходимое для написания картин. Нет, умереть, точнее, повеситься я не боялась. Когда совсем становилось плохо, колени подгибались, и я опускалась вниз и назад. Тем самым разжимая горло и впуская воздух в легкие. Вот почему мне было так больно и тяжело первое время. А потом ничего. Втянулась. Но хватит. Все секреты выданы. Надо работать. Осталось две картины и свобода. Друзья, семья и дети. Хотя о чем это я. Главное у меня есть деньги. Много денег. А с деньгами я все себе куплю. 28 Апреля. Спешу. Я поняла. Старый хочет успеть к первому мая. Странно. Но не на парад же он их возьмет. В этом году совпали два праздника в один день. Первомай и пасха. Наверняка люди готовятся, а у меня ничего нет. Да и не странно. Главное у меня есть деньги. Все куплю. Даже праздник. Только вот тошнит меня здорово. Этот постоянный запах, он преследует меня. И от него меня мутит. Сейчас начну последнюю картину. Надо успеть. Голоса за спиной вторят: - Надо успеть дописать картину. А с другой стороны: - Надо успеть вырвать ее отсюда. Куда вырвать? Зачем? Я никуда не спешу. Мне и здесь хорошо. Если бы не тошнота и не запахи, то вообще не думала бы о том, что уйду отсюда, как закончу все работы. Сергей Витальевич, расскажите, пожалуйста, какой была она, ваша сестра. - Такой как все. Молодость прекрасная пора. Любила людей. Была жизнерадостной. Бывало, пропадет на день два. Мы находим ее со студентами академии искусств. Обсуждают картины, темы. Вступает в споры. Она была общительной и жизнерадостной девушкой. - Ну, тогда что же произошло? - Да мы и сами толком не понимали. Я, так все отнес к тому, что ей на новый год, друзья подарили табурет какого- то сумасшедшего художника Виталия Бонца. Не знаю, имя это его или псевдоним. Только наша Виталина так загордилась этим подарком. Везде таскала его за собой. У нее ведь имя в честь отца. Виталина Витальевна. И художник Виталий. Где-то она раздобыла его картины и начала пробовать копировать их. Ничего получилось. И нашелся какой-то меценат, что купил эту копию. Вот тут нашу девочку и понесло. Она стала уединяться в студии. Много работать. Мы даже испугались за нее. Как-то, тайком, когда она зависала у друзей в общаге, я проник в ее мастерскую. Та мазня, те монстры, что смотрели на меня с ее холстов, заставили зашевелиться волосы на моей голове. Мы с родителями решили показать ее психиатру или психологу. Но она опять закрылась в своей мастерской. Но не ломать же двери. Стали дежурить рядом. Когда-то она должна была выйти. Телефонные звонки – отключала. Значит жива. И вот в конце апреля пропала. Что и как, неизвестно. Просто перестала отключать телефон. Дверь взломали. Ни Виталины, ни ее страшных картин, ни ее любимого табурета. Мы сразу подали на розыск, но безрезультатно. Вот только во вторник, десятого мая, люди пришли на кладбище помянуть своих мертвых, ведь был день поминовения «Радоница». Тогда только и нашли нашу девочку повешенной. Прямо в склепе. Среди своих картин и прошлогодних листьев. Перед ней стоял мольберт с законченным очередным монстром. В руках кисти, под коленками ее любимый табурет. И еще «Дневник Великой» - как она себя называла. Следователи изучили и записи и рисунки. Сказали, что непонятно зачем она подставила под колени табурет. По ее методике, что она описала, могла бы остаться жить, а табурет не дал ей возможности. Он провернулся, и она задохнулась в собственной петле. Так что по их словам это самоубийство. Хотя мы считаем, что нашу Виталину довели до самоубийства. И довел ее до этого потенциальный отец будущего, не рожденного ребенка. Ведь врачи сказали, что она была на десятой неделе. Даже сдавала анализы. Но результат забрал какой-то мужчина. Когда выясниться, кто первый узнал о ее беременности, тогда мы и поймем, кто довел ее до смерти. Тайна, покрытая мраком. Ни за какие деньги не купишь жизнь и здоровье. Любите родителей, жизнь и детей. Андрей Панченко Симферополь

Вы думаете стоит? Я всегда сомневаюсь Лошара Иду вечером домой. Настроение не то, что ноль, вообще в полном минусе. Напиться бы, да не с кем. И тут вижу, у магазина мужичок в раздумье стоит. Подхожу: - Ну что, в раздумье пить или не пить? - А что, нужен компаньон? Слышу в ответ. Взяли. Он живёт в квартале от магазина. Зашли сели. Рюмка, другая. Вот и водка кончилась. Недаром умные люди говорят: - Сколько водки не бери, всё равно за второй бежать. А тут так по пищеводу запекло, в душе потеплело. Ну куда тут ещё бежать, а он говорит: - Спорим, я свой глаз укушу. - Да ну на…..! Берёт и достаёт стеклянный глаз из глазницы, кусает его и вставляет обратно. Ну что, пришлось мне бежать. Ну это мелочи. Прогулялся, даже лучше стало. Свежий воздух итд. Сели. Выпили по одной, другой и.… И водка кончилась. А настроение хоть немного и лучше, но все, же не очень. - Слышь, паря. Спорим, я свой второй глаз укушу. - Э-э-э! Врёшь брателла, меня и водку ты же видишь, значит не слепой. Спорим, и беги ты за бутылкой. А этот гад. Вытаскивает вставную челюсть и кусает свой здоровый глаз. Пошёл, взял две бутылки Андрей Панченко Симферополь

Близнецы Это сейчас я могу говорить и думать на эту тему. Сейчас, когда мне уже за полтинник, я могу пересмотреть всю свою жизнь. Удачную или не удачную, счастливую или не очень. Как-то вот так, утром проснулась, на душе тихо и покойно. Мысли текут ровно и плавно. Жизнь мелькает картинками диафильма и голос. Добрый и нежный голос – мамин, несущийся из теплоты и темноты. Из-за кадра. Всё как когда-то в детстве перед развешенной белой простынёй, с чередующимися картинками. Мамин голос сам задаёт вопросы и отвечает на них. Объясняет то, что я уже и сама осмыслила, в свете прожитых лет. Хотя иные мысли исправляет и объясняет почему. Роды Белая палата, даже скорее, операционная. Да, точно. Вот и врачи. Вот многоламповый осветитель, а вот и женщина на столе. Она тужится и кричит. Рожает. Но у неё ничего не получается. Акушеры в замешательстве. - Адам Иосифович, ну что с ней делать? Может, вскроем? - Ты что? Кесарить без особой надобности нельзя. Премии тогда не видать. Да ещё и затаскают. Знаешь ведь кто это? А крупный плод не повод. Давай так попробуем. Ты бери щипцы, а я сверху придавлю. Женщина отходит и возвращается с мудрёным приспособлением в руках. Мужчина начинает всем своим весом давить на живот. Определённые усилия и вот на свет появился ребёнок. Это девочка. Тонкий писк возвещает мир о появлении на свет нового и живого. - Ну вот и славно. У нас всё и так получилось - Да не так оптимистично, Адам Иосифович. Через всё личико след то захвата щипцами. Носик свёрнут да и голова угловата. - Ничего. Нос вправим, голову подравняем, а вот след исправят, когда подрастёт, у косметологов. И уже обращаясь к роженице: - Милочка. Успокойтесь, хватит тужиться. У вас прекрасная девчушка. - Адам Иосифович, по ходу родовая деятельность не прекращается. Посмотрите, ещё головка. Получается что у неё двойняшки. - Ты гляди, и правда. Куда же в консультации смотрели? Вот бл---ь идиоты. Если бы знать заранее, кесарили бы без последствий. - Ну за то запишем себе сложнейшие роды близнецов и без осложнений. - А как же с ребёнком? - Да что там? Всё срастётся и заживёт. - Во! Две прекрасные девчушки. Смотри, какая милашка. - Да, эта вторая милашка, а вот первая полный урод. - Так может, мамашке одну отдадим? А вторую оформим как брошенную. Тут голос, тихий, милый и родной, но где-то из далека сказал: - Я обеих заберу. Это мои девочки. - Зря вы женщина. Вам и с одной проблем не мало. Вы же у нас брошенка? Одинокая. Вам и одной, здоровой девочки хватит помаяться. А эта, больная, скорей всего не жилец. - Я обеих заберу. Это мои девочки. Мама! Милая моя Мама! Ты меня не бросила. Это ведь родились мы! Я и моя сестра Аллочка. Вот так, во сне, со мной говорит моя мамочка. Уйдя от меня два года назад, она не ушла навечно. Она здесь, рядом. Подскажет, поможет, поддержит. Так же как и всегда. Все эти пятьдесят с копеечкой. Неожиданно я выявила в себе эти экстрасенсорные особенности. Могла посмотреть на человека и через малое время в моей голове начинала говорить мама. Я спрашиваю, она отвечает. Всё, всё расскажет. Всю подноготную. Или вот к примеру пропал ребёнок, дают его фото и мама мне, в моей голове, рассказывает что видит ребёнок вокруг себя. А потом ещё и место укажет, где искать. Есть во всём этом только одно «Но». Тяжёлая плата за такие беседы – страшные головные боли. И чем дальше, тем больнее. Последнее время я даже уколы получала от врачей. Детство Года летят, мы растём. Аллочка хорошеет не по дням, а по часам. Вот ясли, где мы с сестрою в соседних кроватках. А вот уже нас мама ведёт в детский садик за ручку. Аллочка с непокрытой головой. Волосики развеваются. Очаровашка. Я иду рядом. Всегда в платке, зимой в пуховом, а летом, даже в самую жару, в льняном или ситцевом. С закрытым плотно лицом. Ну, ещё бы. Кому охота видеть с нежной, красивой, улыбчивой и открытой Аллочкой эту уродину - меня. Хоть врачи и обещали, но носик у этого ребёнка не выровнялся. А след от захвата щипцами, тёмно красная полоса, прошла криво от подбородка, через нос и на лоб. Страшилище. Увидев меня, люди отворачивались. Делать пластику врачи отказались. Рост, сосуды, переходный возраст. Обнадежили, что всё исправят после шестнадцати. Но мама! Вот она красиво одетая идёт в большой серый дом. Охранник приветливо улыбается на входе. Мама показывает красную книжечку и её с Аллочкой пропускают. А где же я? Вот они – первые обиды. Мама сестру водит с собой на работу, а меня оставляет в саду. К ней ходят в кабинет разные дяди. Они много говорят, но главное, они всегда дарят Аллочке шоколад. А та ест одна, без зазрения совести. Нет, вечером она со мной делилась остатками и при этом хвасталась, сколько уже съела днём. И опять обиды. А вот мама уже у начальника. Сначала просто говорят. Потом ругаются. Дальше – обнимаются. Результат? Я с мамой, за ручку иду по городу. Больница. Долгие недели. И вот она я!!! Оказывается я вылитая Аллочка. Только грустная копия. Прошло много дней и недель в больнице. Одна. Мама не может бросить работу. Порой я думала, что за меня забыли или просто бросили. Зато результат меня обрадовал. У меня тоже длинные волосы. Мне не надели платок на всё лицо. Могу играть с детьми в песочнице, и от меня не шарахаются как от тифозной. И не отводят своих детей в сторону. Я наконец-то стала обычным ребёнком. Как все. Ну, почти! За кадром голос мамы и картинка: Вот мы пришли из больницы домой. Аллочка не бежит мне на встречу. Она выглядывает из-за двери. Мама меня раздевает. Снимает шубку, ботинки и, наконец, платок. - Ну же, Аллочка, подойди к сестре. Посмотри какая она теперь красивая. Сестра подходит и…. И на отмаш бьёт меня по лицу. Болно неимоверно. - Противная. Она похожа на меня. Она украла у меня лицо. Теперь ты и её будешь водить на работу и она там будет есть мой шоколад. Обиды. Опять обиды. Пусть и детские, но такие горькие и обидные. Дальше. Я иду с мамой за ручку. Волосы развеваются на ветру. Счастливая. Зарёванная Аллочка осталась в детском саду, а я впервые иду с мамой на работу. А вот и дядя с которым меня знакомит мама. Говорит что это наш папа. Он очень занят и поэтому не часто бывает дома. А я видела, чем они занимаются дома. Дядя-папа постоянно мучит маму в кровати. Она то стонет, то плачет. А мне то противно, то маму жалко. Это ведь Аллочку одну пускали гулять, мне же постоянно приходилось сидеть на кухне. Скучно. Вот я и смотрела на них в щёлочку. И вот этот дядя подходит ко мне. Гладит по голове и протягивает шоколадку. А я так его боюсь, что вдруг он и меня будет мучить как маму. Жмусь к маминой ноге и закрываюсь юбкой. - Да! Вита это не Аллочка, а змееныш какой-то. Посмотри на её искажённое, полное страха лицо. Ужас, а не ребёнок. - Ничего, привыкнет. Это же её первый выход в люди. - Ты главное, научи её улыбаться. Иначе, глядя на неё хочется плакать и отдать последнее, всё что есть. С таким лицом на паперти, среди попрошаек стоять. - Лёва! Не наговаривай. Походит со мной, пообвыкнет, станет и улыбаться. Ты мне главное найди невропатолога стоящего. - Да где я его тебе найду? Мне легче бриллианты купить чем найти врача хорошего - Ты так же говорил про косметолога, но нашёл. Хоть и подпольного , но настоящего. Посмотри каков результат. Нравится? Теперь дело за нервами и головными болями. - Это у меня от тебя и всех вас троих нервы. Ладно. Я поищу. Только уведи это плачущее чудо от меня. - Она не плачет. Это у неё улыбка на лице. - Какой ужас. А эти её подёргивания, так вообще кажется что сейчас выхватит нож и кинется на тебя. - Вот об этом я тебе и говорю. Нужен хороший невропатолог. Это не произвольные движения и меня выводят из себя, но без врачей здесь не обойтись. Школа Вот и новые картинки всплывают за закрытыми веками. Мама снова пришла и говорит со мной. Болею? Да, вроде нет. После таких видений, один раз кинулась разгребать семейные архивы и документы. Большая часть того что вижу с закрытыми глазами, подтверждается бумагами. И справками от врачей косметологов. Выписки невропатологов и психиатров. Я нормальная! Только возможны не координированные, резкие движения. Хорея. То едва заметные, а бывают резкие и ярко выраженные. Врачи обещали что всё пройдёт к восьми годам, при первых попытках развития организма. Потом говорили к пятнадцати, затем к двадцати или после рождения ребёнка. Но ничего так и не изменилось. Резкие подёргивания мышц лица. Ужасные гримасы. Сокращение мышц тела – повороты головы, махи руками или ногами. Сжимание до боли – всех внутренностей. И выход из этого состояния только – укол. Так вот и в школе всё было. Нас с Аллочкой усадили вместе. Мама учительнице всё объяснила. Дала приготовленную железную коробочку с иглой и уже набранным шприцом. В обязанность сестры входило сказать, когда пора делать этот укол. Но она чаще всего молчала и злорадно улыбалась. А я, сжав сильно зубы, таращила глаза и царапала ногтями парту. Весь класс дружил с Аллочкой и любил её. На меня смотрел только один мальчик. Он был самый слабый и болезненный. Все его обижали и мне, порой приходилось защищать его. А силы у меня в руках было много. Даже учительница не всегда могла удержать меня за руку. И вот сижу я, царапаю парту, и только этот мальчик смотрит на меня, а затем кричит учительнице: - Иветке плохо. Только тогда мне делали укол и боль отступала. Пол началу, учительница отказывалась заниматься со мной, но мама вызвала её по телефону к папе Лёве, и всё наладилось. Обычно приступ бывал после девяти утра, а дальше весь день проходил спокойно. Хотя на экстренный случай, у меня в портфеле, лежала записка и коробочка со шприцом и лекарством. Так прошли все десять лет учёбы. Учились мы хорошо. Аллочка шла на золотую медаль, а мне это не грозило. Но главное я научилась не рвать свои тетрадки, резкими движениями, во время приступа и, хоть немного усмирила своё лицо. Теперь гримасы и нервные тики на лице, появлялись только, когда нервничала или переживала яркие эмоции. На экзамене в педагогический институт, куда нас заставила идти мама, что все хором сказали, что мне не быть преподавателем, но мамино влияние и папино положение, сделали своё дело. Мы поступили. С учёбой проходило не всё гладко. За Аллочкой увивались десятки кавалеров, но завидя рядом меня, все быстро ретировались. В институте сестра сама уже спокойно делала мне уколы. И старалась не дожидаться полного кризиса. Мы научились его предчувствовать. На лице у меня начинали подёргиваться веки и, если она успевала сделать укол, то глаза не выходили из орбит, и не перекручивало руки. Вот и настал этот день. Получение диплома. Мама в зале. Приехал даже папа Лёва. Наш декан поздоровался с ним за руку и вместе прошли в первый ряд. Аллочке вручали диплом и грамоты первой, затем мне и далее всем остальным. Наверное, боялись, что бы у меня из-за эмоций не начался приступ. Правда мама меня напоила отваром семи трав. Как-то этот отвар маме посоветовала старушка. Мы проходили мимо церкви и женщина, увидя моё лицо, посоветовала маме меня окрестить и поить отваром трав, названия которых подсказала сама. Отвар не отрава, мама собрала и заварила. Немного помогло. Гримасы на лице стали редкими. Уверовав в слова бабки, мама меня тайно окрестила. Аллочка отказалась. А мне полегчало. Движения не стали очень резкими, и я научилась по немного расслабляться. А вообще день получения дипломов запомнился нам на долго. Вся группа уехала гулять и праздновать. С ними порывалась и Аллочка, но мама ей не разрешила. Мы, вчетвером, отправились в ресторан. Кушали, слушали музыку и даже танцевали. Мне разрешили выпить немножечко шампанского. В голове зашумело, и было очень весело. А потом поехали домой, а папа Лёва на работу. Так было хорошо и покойно, но дома разразился огромный скандал. Мама даже пыталась напоить Аллочку отваром семи трав, что приготовила для меня. Ведь у Аллочки началась настоящая истерика. Она билась в конвульсиях, кричала и рыдала, кидалась подушками и посудой. А те слова что она выкрикивала, поражали меня. У меня случился приступ. Мама сама напилась моего отвара, напоила меня и сделала укол. Я лежала на полу, судорога медленно отпускала мои руки и ноги, а в это время Аллочка громко кричала: - Всё этой Иветке. Алла то, Алла сё. Алка туда, Алка сюда. Принеси, подай, уколи, помоги. А мне хоть раз кто чем помог? Эта дурра и кривляка распугала всех мужиков. Один раз затащила для себя в дм парня, так вместо того чтобы заняться любовью, занимались этим отродьем. Что бы поиметь мужика, пришлось создать ширму из общественной работы. Слава Богу что эта дурра ни чем кроме учёбы не интересовалась, иначе наверняка бы влезла и в нашу постель. А всё ты, старая дурра. Завела себе любовника. Папа Лёва, папа Лёва. Хахаль. Министр грёбаный. Настрогал заместителю двух дочек, а сам из семьи ни ногой. Только так, на выходные или праздники является. Шоколадку, конфетку. Да я обожралась этого шоколада у тебя в кабинете, пока ты Иветку туда не притащила. И пошло поехало. Ах, бедная крошка, больной ребёнок. Все жалели, помогали, подкармливали. А меня кто спросил, каково мне всё это? Всю жизнь при чёкнутой находиться. Мама попыталась её ударить, но Аллочка увернулась. И ещё много, много говорила, а я лежала и думала – какая же я бессовестная. Она ведь у нас очень красивая. Мне кажется что даже немножко красивее мамы. Это ведь Аллочка всегда была рядом. Мама уходила на работу – сестра рядом. В спальне наши кровати – рядом. В школе мы сидели всегда тоже – рядом. Десять лет. Это в институте Аллочка сидела чуть по одаль и сзади, чтобы не отвлекаясь от учёбы, следить ещё и за мной и за моим состоянием. Это ведь я на неё обижалась, когда Аллочка рассказывала, как у мамы на работе её все угощают шоколадом. А оказалось, что когда мама привела меня, то сестру лишили всего этого. И шоколада и внимания. Когда другие дети беззаботно играли, мою бедную сестру заставляли смотреть за мной и моим состоянием. Вместо игрушечного шприца, учили делать уколы – настоящим. А когда научили, то заставляли ежедневно делать эти уколы, да ещё и следить за состоянием самого шприца. Это ведь сейчас, одноразовые шприцы, а тогда, в школе, Аллочке, после укола мне, необходимо было идти в медпункт на стерелизацию. Где шприц обрабатывали в специальной печке. Это ведь всё время, и моей бедной, миленькой сестре, почти не оставалось времени поиграть. И вот так всё детство. Хотя и в институте было не на много легче. Даже своей общественной работой, из-за меня она не могла заниматься, если мама задерживалась на своих совещаниях. Как мне её жалко. Бедная моя сестричка. Приступ прошёл. Я смогла сама встать с пола и сесть в кресло. Аллочка металась по комнате. Хватала и бросала на стол какие-то вещи. А потом схватила скатерть со стола, свернула углы и завязала их узлом. Взвалила на плечо этот баул и вышла из квартиры. Больше я свою сестру не видела. Мама порой говорила что заходила Аллочка, что они виделись, встречались, общались, но со мной сестра не поддерживала ни каких отношений. Наверное, когда-то я её сильно обидела. Но она мне ни чего не сказала. Честное слово попросила бы у неё прощения. Дальше мы остались жить с мамой вдвоём. Папа Лёва приходил всё реже и реже. Мама устроила меня в школу для детей с отставанием в развитии, где я и сейчас работаю. География, которую я преподаю, не профилирующий предмет, и поэтому, ко мне и моему уроку нет больших запросов. Дальше был развал СССР. Смерть папы Лёвы. Мама же, как она сама говорила, удержалась на месте заместителя, и даже какое-то время работала И.О.. Но это были смутные времена. Появление компьютера дало мне возможность путешествовать. Я пересмотрела множество видео из разных стран. Прочитала десятки различных историй. Дети с удовольствием шли на мои уроки. Их не пугали мои подёргивания, резкие повороты головой или махи руками. Все привыкли и моя школьная, обидная кличка «Клоун», сменилась на обычную «географичка». Всем нравилось слушать меня, а иногда сами дети рассказывали, куда возили их родители. А это часто были Турция или Египет. Жизнь стала другая. Более интересная и насыщенная. Новости Однажды, придя с работы, я заметила, что мама стоит в комнате и тихо с кем-то разговаривает. Подумалось сначала, что по мобильному телефону с Аллочкой. Но оказалось, нет, обе руки у мамы были свободны. Я это увидела, так как мама достала из сумки кошелёк и открыв его достала деньги и передала собеседнику. Дальше я не видела ничего, потому что пошла, извиняюсь, в туалет. А вечером в нашем доме появился мужчина. Это было так необычно и очень волновало. Нет, мужчин то я видела и общалась с ними. У нас и в школе, трудовик с физруком, мужчины. И ещё завхоз. Но это так далеко, тем более что они со мной практически не общаются. Только по работе или про детей. А это дома, да ещё и сел с нами пить чай и ужинать. Мама сказала что его зовут Серёжа и это наш дальний родственник из деревни. Он приехал поступать в институт, пока поживёт у нас, а потом переедет в общежитие. Серёжа был приятный молодой человек. Знал много разных историй и анекдотов. Весь вечер мы разговаривали и шутили. Он рассказывал про нашу родню в деревне и разное всякое. Постелила ему мама Аллочкину постель, которая всё это время стояла пустой. Между кроватями поставила тумбочку, на которой лежали мои лекарства и шприцы. А так же стоял графин с отваром семи трав. Серёжи я не боялась, глупо чего-то бояться, когда тебе уже за тридцать. Да при этом он всё время учился, готовился к экзаменам. Даже не знаю, спал ли он. Я ложилась, он сидел на кухне. Я вставала, а он опять на кухне со своими тетрадками. На третий или четвёртый день, волнение улеглось во мне. Я успокоилась. И меня даже удивила та внимательность, которую проявляла мама ко мне. Когда я успокоилась, стала спокойнее и мама. В этот день всё было как обычно. Только одно изменение, как только мы поужинали, Серёжа ушёл спать. Мы с мамой сели в зале смотреть телевизор. Когда я пришла в спальню, слышно было ровное дыхание Сергея. Спит. Я разделась, надела рубашку и тут отметила что ритм дыхания изменился. Легла. И тут Это началось Он был нежен и корректен со мной как с хрустальной вазой. Было очень приятно. Я расслабилась и получила огромное наслаждение. Это было первый раз, но я всё мысленно давно пережила. Интернет хорошая штука. Я была готова ко всему и получала наслаждение. Сначала возбуждение было слабым и спокойным, но каждый миг дрож в теле увеличивалась и тело начало само извиваться и тут.. Тут все мои внутренности сжались в комок. Я даже в момент похолодела. Серёжа закричал. Включился свет и подошла мама. Сделала укол и попыталась напоить меня отваром. Какое-т время это не получалось, даже мои челюсти были сведены. Но лекарство начало действовать, губы разжались, и мама влила мне в рот отвар. Ещё через минуту, Серёжа смог освободиться из моего плена и убежал из комнаты. Мама ушла за ним. Я слышала, что они тихо говорили, а мне становилось так легко и приятно что по щекам текли слёзы. Это было полное счастье. В моей жизни случилось то, о чём даже не мечтала. Хлопнула дверь, это ушёл Серёжа. Больше я его не видела. В комнату вернулась мама. Села на край моей кровати и заплакала. Вроде ничего необычного, две женщины плачут в комнате. Только я плачу от счастья, а мама с горя. Сквозь её слёзы и причитания, я поняла, что Аллочка родила второго ребёнка и мама мечтала, что бы, и я смогла испытать счастье материнства и познать капельку женской судьбы. Не знаю как там с материнством, но для меня и этот миг был верхом блаженства. В школу я на утро не пошла. Мне просто не хотелось шевелиться, и не хотелось спугнуть это спокойствие тела. Наверное, впервые в жизни я лежала и не дёргалась. Да нет. Это не кому не понять. Для человека с моим заболеванием просто лежать и не шевелится не возможно. Даже во сне моё тело живёт своей жизнью. То рука двинется, то нога согнётся или всё тело дернется. Каждое движение будит, но я привыкла. Уснула, проснулась и опять заснула. Мама тоже заметила, что я лежу спокойно. Она успокоилась, глотнув моего отвара. Принесла полотенце и тазик с водой. Намочив полотенце, обтёрла всё моё тело и тихо ушла в свою комнату. Утром она ушла на работу. Несколько раз звонил телефон, но я не брала. Даже не вставала ни кушать, ни в туалет. Просто лежала и всё. Спина затекла, но мне очень не хотелось возвращаться в своё тело. Моя душа ещё витала в облаках мечты. Только после обеда начала подёргиваться рука и левое веко. Ещё полежав немного, встала и поплелась в ванную комнату. Сказка кончилась. Я вернулась. Пришла мама. Посмотрела на меня и ушла в комнату, я поплелась за ней. Она уже сидела в кресле, низко наклонив голову. На светлой юбке уже имелись следы от двух слезинок. Обняла её за плечи. - Спасибо мамуля. Я всё поняла и очень тебе благодарна. - Как мне хотелось, что бы ты была счастлива. - Я и так счастлива, мама. Это было не забываемо. И я горда тем, что этот опыт был в моей жизни. Скажи, дорого тебе это обошлось? - Да разве в деньгах счастье, доченька? У меня ведь вся жизнь только для тебя. Я старею, так хотелось, что бы ты родила. Тогда не осталась бы одна, после моей смерти. Сейчас у меня есть силы, и мы вместе подняли бы на ноги твою дочурку. - А если бы это был сын? Я хочу, чтобы он был похож на Серёжу. Да, что ты говорила про Аллочку? Она бедненькая, ещё обижается на меня? - Не обижается, но к нам домой – ни ногой. Д и к себе не приглашает. Вот позвонила на работу мне, и пригласила встретиться в парке. Познакомила с мужем, старшим сыном и малюсенькой дочкой. Они живут счастливо, и мы с тобой просто не имеем права мешать им. Пошли ужинать. - Пойдём. Только ты это, мам. Больше не зови ни кого. Я не хочу изменять Серёже. У меня был один муж, одна ночь, один секс и хватит всего этого. Я счастлива. Больше мы эту тему не поднимали. Прожили ещё почти двадцать лет. Как сказал один поэт: - 2 Я знаю тебя одиночество В бездонной вселенной людей» Как точно и тонко подмечено. Бездонная вселенная. Море людей, а я одна. Всегда одна. Дети ходят на мои уроки, слушают мои истории, но я им не нужна. Я одна. Мама ушла неожиданно. Просто позвонили из министерства6 - Ваша мама умерла, тело отправили в морг. Все проблемы связанные с погребением и все ритуальные услуги министерство берёт на себя. Проститься с телом можно в ритуальном зале, за два часа до похорон по адресу. Назвали день и час. Людей было не много. Аллочка не пришла. Детки её тоже. После похорон и поминального ужина мне отдали картонную коробку с мамиными вещами из кабинета. В ней, в том числе, был и мобильный телефон. Почти тысяча контактных номеров, но Аллочкин номер первый. Набрала. - Мама умерла. - Когда? - Вчера похоронили. - Номер места? Я назвала номер могилы и разговор сразу окончился. Собрала продукты и понесла на кладбище, как того требует обряд – завтрак на могилу. Долго сидела на скамеечке у соседней могилы. Спешить мне не куда. Затем обратила внимание на стоящую сбоку машину. Поняла что это сестра. Слишком долго из машины ни кто не выходил. Как же долго люди могут носить в себе обиды. Я уже и не помню почти ничего из детства, а моя Аллочка несёт эту ношу уже вот почти тридцать лет. Я встала и ушла. Не стала останавливаться и оглядываться. Да и почувствовала – скоро придёт приступ. Надо идти, делать укол. Мамочка научила меня колоться самой. Спасибо родная. Ведь только ты приходила ко мне в те моменты, когда это было необходимо. Ты у меня была сильной и волевой. Но инфаркт…. Как-то не верится. Один миг, один звонок и из внутреннего одиночества на меня упало полное уединение. Ах как ты была права, мамуля. Если бы у меня всё получилось с Серёжей. Если бы у меня родился ребёнок. Насколько проще мне было бы сейчас. Хотя, как ещё при нашем рождении сказал Адам Иосифович, мамин акушер: - Время всё излечит Вот так и я. У меня к пятидесяти годам полностью прошли подёргивания лица. Ночами я почти не просыпаюсь, а приступы настолько стали редки и замедленны, что уже не ношу с собой ни шприц, ни лекарство. Вот так, в полном уединении прошли ещё два года. Приближается пенсия, и этого боюсь больше всего. Если лишусь работы – это убьёт меня, и я быстро отойду до мамули. - Я, наверное, замучила вас своими россказнями? - Ой, нет. Что вы. Я, так же как и ваши ученики, желаю слышать ваш голос и ваши истории вечно. - Спасибо. Вы тоже не спешите? - Да все мы спешим, бежим, не успеваем и опаздываем просто пожить. Вот так вот и мой. Вечно в бегах. То дети маленькие – растим. Выросли – помогаем. А тут раз и его хватил инсульт. Он лежит, а сижу. Теперь дети бегают. За своими детьми, на работу и сюда, в больницу. У нас хорошие детки. Оба женаты, у обоих есть детки. Наши внуки. А вот времени на всё и на всех не хватает. А вот вы почему здесь сидите? Что то с вашей сестрой, Аллочкой? - Да вот понимаете, на старости лет обзавелась семьёй. Теперь тоже спешу и бегаю, по мере своих возможностей. - Что-то случилось? Несчастье? - Да кто его знает, горе это или счастье. Однажды вечером я читала книгу и слышу, что-то меня отвлекает. Какой-то посторонний звук. Прислушалась, может соседи. Ан нет. Это мой телефон. Мобильный. Звонить то мне некому, но от мамы остался, вот я и ношу его в сумке. Достаю только когда его нужно зарядить. Да счёт раз в полгода пополняю. Ну, тут думаю, что на работе «ЧП». Пока ковырялась в сумке, телефон умолк. Ведь как назло, на самом дне лежал. Пользоваться я им почти не умею. Ученики научили отвечать на звонки и ладно. Ну положила его рядом с собой, если надо кому, ещё раз позвонят – думаю. И правда, позвонили. Этот звонок и перевернул всё с ног на голову: - Алло, это Иветта Львовна? – это я значит. - Да. – отвечаю - Это Марина, но вы меня не знаете. Я дочь вашей сестры Аллы. У меня так всё и упало внутри. Это ж вы понимаете, племянница позвонила. Значит что-то серьёзное. - Что у вас произошло? - Понимаете, у мамы инфаркт. Тут меня саму начало трусить. Наша мамуля умерла от инфаркта. Хорошо, что Мариночка продолжила. - Но вы не волнуйтесь. Мама в больнице и врачи сказали, что поставят её на ноги. - Ой, ну и, слава Богу. - Да-да. Только у меня самой проблемы. Мы с мужем то развелись и Танюшку, дочку я воспитываю вместе с мамой. А вот теперь так получается, что я работаю, мама в больнице. Не могли бы вы взять на два- три дня Таню. Днём то она в садике, ей всего четыре года, а вот вечер и ночь, мне страшно оставлять её одну. Я знаю, что вы с мамой в ссоре и мои действия она не одобрит, но положение у меня просто безвыходное. Вот так у меня сначала появилась внучатая племянница. Она очень послушная, эрудированная и умная девочка. Днём я на работе, а вечером мы ужинаем, и я рассказываю ей великолепные истории про мир и разные страны, где мысленно побывала. Она слушает. Потом мы занимаемся немного трудом и рисованием. Лепим разные поделки из пластилина, желудей и листьев. А потом рисуем то что сделали. Потом у меня появилась племянница. Просто я один раз запретила ей будить в одиннадцать ночи, Танюшу, и уложила их рядом на Аллочкиной кровати. Теперь они живут у меня. Затем на мой мобильный телефон, а он кстати сказать, у меня уже не лежит без дела, позвонил племянник Алексей. Он сейчас в армии. Интересовался состоянием мамы. Так что у меня теперь есть семья. Я не буду одинокой. И вот сегодня. Вот сейчас. Врачи обещали отдать мне сестру. Мою Аллочку. - Ой! Вы только не волнуйтесь - Да, да, я держу себя в руках. Укол утром сделала. Отвар попила и с собою взяла. Я в норме. Я спокойна. Спасибо вам. За нашей беседой пролетело время. Уже скоро. Мимо прошли две молоденькие медсестры. Они шли и косились на нас. Да уж, возраст и болезни не красят человека. А болезнь близкого, вообще выбивает из колеи. Когда болеешь сама, то борешься, стараешься, а вот когда это твой близкий и ты понимаешь, что помочь ты не сможешь. Не чем. Только врачи и его желание выжить. Вышел врач. Подошёл к нам: - Ваш муж пришёл в себя. Всё в норме. После обхода вас к нему пустят. - Теперь с вами, Иветта Львовна. Как вы себя чувствуете? Давайте я посмотрю ваш пульс. Нормально. Хотя, может, укольчик сделаем? - Я в норме, доктор. Когда вы уже отдадите мне мою сестру? - Её одевают и готовят к выписке. Вы сами-то справитесь? Вам ведь самой нужна помощь. - Доктор! Моя сестра это лучшее лекарство. У меня квартира на первом этаже, довольно большая. Мариночка и Танюша живут у меня. На днях из армии возвращается Алёша. У меня большая и дружная семья. Неужели вы думаете, что мы все вместе не справимся? - Ну хорошо. Вот возьмите визитки. Моя. Если вдруг что, я или мой папа приедем по первому вашему звонку. - А что, ваш папа ещё практикует? Адам Иосифович когда-то помог нам появиться на свет. - Нет. Папа уже сидит дома, но он очень переживает за вас, в память о вашей матушке, которая, в своё время, спасла его. А вот и Алла Львовна. По коридору, молодая медсестра везла кресло, в котором находилась точная копия той женщины, с которой я только что сидела и разговаривала. На лице застыла маска, а левая рука и нога крупно дрожали и подёргивались. Моя собеседница поднялась, сделала несколько шагов и опустилась на колени перед сестрой. Она плакала и целовала ей руки. Просила прощения за давние обиды. Маска на лице была недвижима. Доктор помог подняться с колен и попытался усадить плачущую. - Нет, доктор. Спасибо. Я всё. Я спокойна. Мне необходимо быть сильной. Я смогу. Я не одна. Она взяла инвалидное кресло и покатила по коридору. Навстречу ей шли трое. Молодая женщина. Солдатик с чемоданом, и маленькая, миленькая девчушка, очень похожая на старушек близняшек. И я поверила! Всё у них будет хорошо! Люди! Сколько же драгоценного времени, которое отпущено для жизни и любви, вы тратите на ссоры, дрязги и обиды. Любите друг друга и будьте счастливы. Андрей Панченко Симферополь

Сильный пол Встречают по одёжке! И никто не убедит меня в обратном. Вот как пример. Красивая рыжулька, с кисточками на ушках. Распушённый изогнутый хвостик. В мягких лапках лесной орех. Правильно – это белочка. Тонкий, длинный, серый хвост, красные глаза и ужасный оскал передних резцов. Конечно же крыса. Догадались уже? Они из семейства грызунов. Вот вам и маркетинг. Как себя преподнесёшь. Всех умиляет вид белочки. И сколько крика и писка, когда мышка или крыска выглядывает из норки. Как мне нравится ехидничать, когда сильный пол критикует нас за крики. Ну ничего. Есть у меня в запасе пару историй из жизни для ответного смеха. Мышка-норушка Сидим мы втроём на диване и смотрим телевизор. Мама, что-то мурлыкая себе под нос, готовит на кухне ужин. Сестра увлеклась новой куклой. Отец уже мирно сопит, сидя рядом и только мне приходиться смотреть этот нудный сериал, который якобы слушает мама. И тут – писк, крик! С перепугу чуть сама не описалась. Вы себе не представляете, как испугалась крика!!! А потом как засмеюсь. И побежала на кухню. За мною сестра. А суть-то! Закричал и перепугал нас отец: - А! А вон она! Хватайте её! А сам прыг на спинку дивана и к стене жмётся. Мы с Дашкой выскочили, я схватила швабру, она веник и бегом обратно в комнату. - Правильно! Шваброй её! Шваброй! Бейте же! Чего ждёте! Кричит с дивана отец. Это и мне с испугу показалась МЫШЬ. А оказалось, что это совсем маленький мышонок. Дашка его веником прижала к полу, а потом ухватив за хвостик подняла вверх. Тут из-за двери выглянул наш кот Филимошка. Миг! Прыг! Хвать! И нет больше папиного ужаса. Отец на радостях побежал к холодильнику и отрезал в палец толщиной кусок колбасы для Фильки. Великая щедрость. Раньше такого никогда не было. Кот у отца стал любимчиком. Роднее собаки. Отец потом над нами подшучивал, что Мы испугались мышки и убежали на кухню. Мама при этом всегда останавливала наши возмущения по этому поводу. Хотя мы-то запомнили, что сильный пол не всегда сильный. Крыска лариска А это уже другая история. Когда я ходила беременной. Приехали мы с родителями и друзьями на дачу. Весна. Потеплело. Народ потянулся на природу за ароматом шашлычка. Как прекрасно провести первые тёплые денёчки на солнышке. Одуванчики и нарциссы в полном цвету. Тюльпаны выбросили краснеющие бутоны. Красотища!!! Мне только одно мешает. Женщины меня поймут. Туалет в самом дальнем углу дачного участка. И мои хождения туда-сюда мимо разожжённого мангала, даже меня достали, а не то что мирно попивающих пиво троих кочегаров. Мангал стоит возле дорожки и как раз по середине преодолеваемого мною пути. И тут. Только я подхожу к заветной двери, как передо мной, из-за куста крыжовника выбежала крыса. Я вскрикнула. Она остановилась. Помню бабушкины наставления: - Если чего-то испугалась, то руки в стороны. Себя не хватать, иначе у ребёнка на этом месте будет большое родимое пятно. Вот и стою, онемевшая с растопыренными руками. - Вика! Что там? Ты чего? Испугалась что ли? - Да тут крыса! Большая. И вмиг. Я даже не заметила, как, но три наших кочегара уже стоят на втором этаже, лестницы к даче. - Вот трусиха. Да ты её не бойся! Это отец кричит. - Возьми цапку и цапкой её! Цапкой! Муженёк разоряется. - Да она трусиха, вон как ручки в стороны расставила. Подначивает свёкр. А я стою и смотрю на крысу. Та на меня. Я, когда увидела её бегущую, вскрикнула. Крыса села почти как собака, только передние лапки на весу, и сидит на меня смотрит. Я на неё, она на меня! И что делать? Сейчас ведь точно описаюсь. Мало что дитё поджимает, тут ещё испуг. Нет. Бежать то я не собиралась, но то что крыса не убежала сразу – меня смутило. Она или бешеная, или отравленная, а значит может и укусить. Кинутся. Пришлось на неё прикрикнуть: - Кыш! Пошла вон! Та ни в какую. Сидит на месте и на меня смотрит. - Да что ты с ней там разговариваешь! Бей её! Раздалось со второго этажа. - Ну милая, уйди в сторону! Не видишь я в туалет иду? Не дай опозориться! Сейчас же с меня польётся. Стыдно мне перед мужиками будет. Иди! И что вы думаете? Крыса встала на свои четыре лапы, глянула на меня своими красными глазками бусинками и убежала. Как поняла меня. И тут у меня мелькнула мысль отомстить. Им ведь была не видна крыса, и следующее не разглядят. Я нагнулась, беру ком земли кидаю в сторону дачи и кричу: - Держите! Сами её убейте! Мне нельзя! Но последние мои слова были обращены уже в пустоту. Три мужика, толкая друг друга и прыгая через ступеньки, выскочили со двора и помчались по улице. Ну вы уж меня простите. Я всё же не сдержалась. Намочила немного трусишки. Очень уж было весело на них, удирающих, смотреть. Ну не боюсь я крыс и мышей! Только пауков немного. Вдруг укусит. Любите природу - мать вашу! С любовью и верой в семейное счастье!

Иванна Холодно. Очень холодно. Я никак не могу согреться. Мы уже несколько дней в госпитале, но все равно не могу согреться. И это в Крыму. Там, где люди купаются и загорают, жарятся на солнце. В том Крыму, что недавно стал Российским. Кто бы мне сказал ранее, что я буду в этой клятой раше, я бы плюнула ему в морду. Я и москали! Еще недавно это было не совместимо. В первый день, когда я стала осознавать себя, и узнала где я, то все озиралась и искала вооруженную охрану. А ее не было. Искала подвоха и ненависти со стороны окружающих - ничего подобного. Меня это бесит. Я готова тут все взорвать. Уничтожить. Такого не бывает. Я понимаю, что пропаганда не дремлет, и нам много рассказывают сказок про Россию, но такого не может быть. Когда я смогу подняться, то все станет на свои места. К нам приставят охрану. Главное надо молчать. Ни слова о муже, об Украине. Я еще не знаю, что им в КГБ известно. Точнее в ФСБ, хотя как не назови, ничего не изменится. Муж проснулся. Его дыхание изменилось. Мы давно вместе, и порой без слов понимаем друг друга. Но не до такой степени. Игорь приподнялся и сел на кровать. Тяжелое зрелище. Я его видела за миг до взрыва. Теперь же мне на него жалко смотреть. Забинтованная голова, гипс на правой руке, сам в трусах, а на ногах четыре повязки. Грудь и горло тоже перевязаны бинтами. Лицо в мелкую царапинку, как детская тетрадь в косую линейку. Он посмотрел в мою сторону, при этом я отметила, что ему тяжело поворачивать голову, увидел, что я не сплю. Встал и медленно пошел к выходу. Что он делает? Там наверняка охрана. Наверное, он не знает, что мы в России. Надо его предупредить. Попробовала позвать, но услышала только свой хрип. Он поднял руку. Я замолчала и стала наблюдать. Игорь открыл дверь и медленно вышел. Недоумевая, стала озираться. Обычная больничная палата, но большая. На шесть коек. Койки стоят по две. Но наши раздвинуты. Наверно, чтобы за нами легче было наблюдать в глазок или через дверь. Услышала шаги. В палату заглянула миловидная медсестра, и сразу ушла. Через минуту зашел муж и почти сразу военврач. Молодой мужчина с пагонами под халатом. Я же говорила, что нас так не оставят. Вот она охрана. За нами следят, за каждым нашим шагом. Врач подошел, бесцеремонно посмотрел в зрачки, взял руку и пощупал пульс. Потом откинул одеяло и слал постепенно осматривать мое тело. Когда я осознала, что из одежды на мне только бинтовые повязки, то сразу попыталась взять простыню чтобы накрыться. - Вот молодец. Теперь я вижу, что вы женщина, а не кукла, которую верти, как хочешь, а она просто лежит. Ваше желание от меня укрыться понятно, но я ещё не окончил осмотр. Вот сейчас посмотрим ваши прелестные ножки. Очень прекрасно. Отторжений нет. Ранки подживают. На ваших прелестных ножках даже рубцов не останется. А ну, пошевелите пальчиками. Прекрасно. Ещё и педикюр себе сделаете. Вот Игоря Александровича попросите, он за вашими ножками поухаживает. Возьмёт красивый лак, и на приём ко мне вы придёте уже красавицей. Сестра! Кризис уже миновал, так что можете вернуть в палату семью Кульчитских и Шароновых. Мы, милочка, из-за вас людей выселяли в другие палаты. Но эти хоромы для вас слишком большие. Вас, беженцев, мы размещаем семьями. Чтоб за вами ещё и близкий человек ухаживал. Я считаю это лучше любой, заместительной терапии. Две кровати рядом, как дома. Когда что-то не так, всегда легче супруга толкнуть в бок, чем звать сестричку. А многие и спят, взявшись за руки. После пережитых обстрелов и ужасов войны, родной человек рядом, это хорошая терапия для нервов и всего остального. Ну, вроде всё. Выздоравливайте. Скоро перевязочка. Да. Сдвиньте их кровати и поставьте ширмы. Иванну Михайловну лучше не накрывать днём. Тело должно дышать. Через час перевязочка. Болтун. Наговорил тут всего. Теперь надо всё вспомнить и разобраться. Хотя понятно. Я обязана тут голая валяться, чтобы за мной легче было следить. Чтобы в руках у меня ничего не было. В палате всегда будут шпионы, чтоб мы не сбежали. Кровати рядом, чтоб легче было наблюдать. Интересно, где здесь камеры. И чего Игорь сел на мою койку и улыбается? Идиот. Они уже знают его имя и отчество, да и мои тоже, значит в руках КГБ наши документы. Что же делать? Как сбежать? Ноги болят, тело Я ватник!. Когда этот липовый доктор на меня пялился и просил пошевелить пальцами, мне было больно шевелиться, но приятно от оценивающего мужского взгляда, значит я ещё ничего, могу нравиться. И чего этот лопух всё меня по руке гладит и улыбается, я ему тут в мыслях почти изменила, а он лыбится. Игорёк, как иной раз ты меня бесишь – убила бы. А, вот дверь открылась, заходят люди в больничных халатах и с интересом нас рассматривают. А муженёк всё улыбается, да накрой же меня. Ну, ничего не понимает. Ну и пусть мужики пялятся на твою голую жену. О, вот и медсестра. Наконец-то, женщина меня поймёт. Сестра поставила ширму и, раскрыв ее, сразу прикрыла нас от посторонних взглядов. Потом поставила ещё две ширмы, и мы получились как в небольшой комнате. Странно. Надо поискать камеры наблюдений, они наверно на потолке. Не могут же они не следить за нами. Осмотрела всё, нигде и ничего не видно. Молодцы, хорошо спрятали. Пришла сестра и, дёрнув за рукав мужа, куда-то увела. Наверно на допрос. А этот идиот всё улыбается. Пришли ещё две медсестры, делать мне перевязку. Не буду описывать подробности, скажу только, что было больно, иной раз думала, что теряю сознание, но нет, держалась. Когда они закончили, а на перевязку ушло не менее часа, я так устала, что глаза сами закрылись. Я уснула. Проснулась от небольшой боли в руке. Мне кажется, что тело стало меньше Я ватник! и болеть. А эту боль мне доставлял муж. Наши кровати сдвинуты, его рука лежала на моей кровати, а моя рука в его руке. Во сне он шевелил пальцами, и мне было немного больно. Вы знаете, эта боль меня немного даже обрадовала. Когда у тебя болит всё тело, когда всё Я ватник! в общем, эта отдельная боль приходит как осознание того что ты жива. Значит не всё твоё тело рана. Значит, есть ещё места, где тебе можно что-то чувствовать. Это меня порадовало. Красивый доктор сегодня приходил. И если его профессиональный взгляд немного пересмотреть, то мне было приятно, как он на меня смотрел, на моё тело, и хвалил его. Это тешит моё самолюбие. Зато муженёк мой придурок. Как я только проснусь, он смотрит на меня и улыбается. Что-то он совсем плохо выглядит. Может его бьют на допросах? Я как-то видела, как избивают пленных. Может и мой улыбается от того что спокойно сидит со мной, а я его, дура, идиотом обзываю. Его опять куда-то водили. Как он бодро, бедный держится. Что-то в голове мутиться. Жалко его. Лампочка меркнет. Светло. Игорь сидит на моей кровати. Увидел, что я открыла глаза, заулыбался. Потянулся к тумбочке, взял карандаш и бумагу, написал и дал почитать. - Мы в Крыму, в военном госпитале, ни слова о прошлом. Всё потом. Если есть силы и что-то надо – пробуй писать. Молодец. Самое главное, ни слова о прошлом. Значит я права. Надо молчать и отрицать все обвинения. Медленно подняла руку. Он вложил карандаш в руку и подставил бумагу. Смогла написать три буквы - Спа… Рука без сил упала на кровать, карандаш вообще скатился на пол. Игорь глянул на него, наклонился. Стал на колени и стал доставать его из-под кровати. На это ушло много времени. Когда он вылез и стал писать, я уже дремала. Проснулась опять от боли. Мне делали перевязку. Мужа не было. Наверное, меня пичкают наркотой, потому что я постоянно сплю. Перед глазами чередуется то лампочка, то свет из окна, то перевязывающие меня медсёстры, то улыбающийся муж. Так прошло несколько дней. Один раз, открыв глаза, увидела, что возле моей кровати, на стульях сидят, мужчина и женщина. Они о чём-то разговаривали с мужем. Я, наверно, дернулась, чтобы прикрыть свою наготу, но обнаружила, что накрыта и не просто простынею, а одеялом. Это прогресс. А то я лежала как кукла на витрине, под названием «Голый пупс». Женщина первой заметила, что я зашевелилась. Встала, взяла мужчину за руку, и они ушли. Игорь посмотрел на меня и, достав бумагу, показал мне - Спи! Чем больше спишь, тем быстрее поправишься. И меньше боли будешь чувствовать. Потом поговорим. Если что надо пиши. Он протянул мне карандаш. Я отвернула голову. Нет! Вы понимаете? Я повернула голову и мне, не было больно. Я стала шевелить руками и ногами. Всё работает. Я жива и цела. Слёзы обжигают щёки. Да. Это слёзы, и я плачу. Ещё три дня прошли в полусне. После очередной перевязки, медсестры не уложили меня, а подложив две подушки дали возможность посидеть. Сказали, что сейчас будет осмотр. Сидя мне видна была вся палата. Две койки были пусты и аккуратно были заправлены, а на двух других сидели мужчина и женщина в больничных халатах. Те люди, что я уже видела, когда они приходили к нам за ширму, в гости к мужу. В палату зашли врач и медсестра. Установили ширму, отгораживающую нас. Медсестра помогла снять с меня халат. Опять я осталась, в чём мать родила. Но в этот раз мне самой было интересно осмотреть своё тело. - Ну что, дорогуша, приступим к осмотру? Вот ваши, два огнестрельных ранения руки. Это самое лёгкое, что у вас было. Быстро заживает, и почти не оставит следа. Вот осколочное ранение под правую грудь. Что, больно…? Щекотно. Мы очень переживали за это ранение. Ну, я вам скажу, вы родились в рубашке, и эту рубашку мы вам подлатали. Поднимите ножку, не бойтесь. Вот это ранение в бедро, могло, закончится для вас большой кровопотерей, но, ни каких больших сосудов чудом не задето. Эти ожоги и очаги обморожений хорошо зарастают. Мы взяли лоскутки вашей кожи с мягких тканей. Кожа прижилась, и вы скоро не заметите ни каких следов. Очень тяжелы были обморожения. Мы удалили повреждённые ткани и ещё через недельку вы начнёте пробовать ходить. Поздравляю вас. Благодарите Бога, мужа и тех ребят, что вас сюда вовремя доставили. Теперь мы будем часто видеться. Мы меняем метод лечения на восстановительную терапию. Теперь всё будет зависеть только от вас и вашего желания быстрее от нас уйти. Как не жалко терять такую красивую пациентку, но ваше выздоровление — это наша награда. И получить её мы хотим скорее. Доктор ушёл. Медсестра помогла одеть мне халат и отодвинула ширму в сторону. Игорь сидел на стуле, рядом с теми людьми, что были в палате, и которые приходили к нам за ширму. Муж, видя, что осмотр окончился, поднялся и пришёл ко мне. Как я по нему соскучилась. Надо разузнать, сколько времени я спала? Часто ли его водили на допросы? Как проходил допрос? Мысли переполняют голову. Эти двое, что сидят на соседних кроватях, подозрительные люди. Непонятно что Игорь им постоянно пишет? Сынок Не могу смотреть телевизор. Новости убивают. Что делать? Как помочь людям? Зачем они постоянно обстреливают Донецк. Задолбали эти рашисты. Зачем убивают мирных людей? Неужели эти люди, которых мы ещё недавно считали нашими братьями, теперь пытаются захватить богатые углём земли и уничтожить всё население, что там проживает? Этого нельзя допустить. Все газеты, по всем каналам телевидения рассказывают о беженцах, которые заполонили Киев и окрестности. Правда, они тоже наглые. Требуют, раз мы не смогли их защитить, чтоб содержали и не хотят работать. Вот это наглость. Если не будут работать, отправить их восстанавливать разрушенные Россией города, в которые уже вошли наши части нацгвардии. Поговаривают о новом этапе мобилизации мужчин. Если моего мужа призовут, то я или с ним поеду или подпишусь на контракт. Невозможно на это смотреть. Я бы этих ватников на вилы и в Днепр. На днях ездили в город, проведать внуков. Так замотались, то купили, и то надо, за тем в очереди постояли, а когда стемнело, было уже поздно ехать домой. Остались ночевать у детей. Весь вечер занимались с внуками. Строили из кубиков дома и ломали их руками и ногами. Как на войне в Донецке. Тьфу ты, и сюда войну приписала. Когда внучат уложили, сели пить чай. Включили телевизор. По новостям выступал премьер Яценюк. Рассказывал о наших потерях. Пятерых убитых и восьми раненых, а также семидесяти убитых сепаратистах. Сын сделал телевизор тише и сказал: - Придурок. Свинья брехливая. - Зачем ты сынок так? Он правильно говорит. Наша армия лучшая. Перебьёт русских и бандитов и будет у нас мир. - Не всё так просто, мама. Это война. - И я говорю война, но мы на своей земле. Прогоним врага и заживём спокойно. - Нет, мама, я не о том. Это война информационная. Ты не слышишь, как он врёт? Не понятно, почему и зачем, но врёт - Как врёт, сынок. Что ты такое говоришь? - Мам, смотри. Показывают, что бандиты подбили пять танков и две машины БМП. Это боевая машина пехоты. Танки показаны в поле, то есть, разбиты в бою. Но в танке, же не один солдат воюет? Как минимум трое. Раз у танка сорвало от взрыва башню, значит трое погибших. И если в пяти танках по три человека, то это уже пятнадцать. А ещё БМП. Если с пехотой, то по десять человек в машине, это двадцать два. Итого погибших тридцать семь. А Яценюк сказал, что только пятеро погибших. Зачем соврал? - Ну, для поднятия духа. Чтоб наши ребята не боялись идти в бой. Это как пропаганда. - Вот и я говорю, информационная война, только воюют и с русскими, и с нами. Нам врут, и врут на каждом шагу. Проходит передача пленных. Мы им возвращаем бандитов и все они с украинскими фамилиями и паспортами. А что, русские в плен не сдаются? Так выходит, что мы пленных набираем своих, по сёлам. И меняем на наших, настоящих военных. Чушь какая-то. - Ты что, в москали записался? Да как ты можешь жить с такими мыслями? Я тебя родила не для того чтобы ты нас предал. Мы вот с отцом старые, и то думаем поехать воевать, хоть чем-то помочь Украине. А ты, молодой, здоровый, почему ты не в армии. Почему не защищаешь Родину от рашистов? - Мама, я работаю в банке. Я на хорошем счету. У меня карьера. Мой начальник очень ценит то, чем я занимаюсь. Поэтому он договорился с военкоматом и меня в армию не возьмут. - Отец. Поднимайся. Нечего нам делать в доме труса и предателя. Мы уезжаем. И чтобы не случилось, чтоб ноги твоей в нашем доме не было. Так, поссорившись с сыном и невесткой, мы среди ночи вернулись домой. Через пару дней, мы с мужем отправились в районный военкомат с просьбой призвать нас в армию или принять на службу по контракту. На что военком сказал: - Вы геройские люди. Мы гордимся вами, но дело в том, что людей вашего возраста пока не мобилизуют. Ведите среди молодёжи, пропагандистскую работу. Знаете, сколько молодых парней, уклоняются от службы в армии. Можете так же помочь армии тёплыми вещами, продуктами или финансово. А как только объявят дополнительную мобилизацию людей вашего возраста, тут-то мы вам повесточку и принесём. Слава Украине. - Героям слава. Спасибо пан полковник. А вот вещи, тёплые к вам нести или надо в саму армию отправлять? - Можете и сюда нести, у нас тут тоже плохо топят. Мы с мужем ушли домой. Вечером стали собирать тёплые вещи. Набралось не много. Так мы решили пройтись по всему селу. У многих уже призвали детей или мужей, и когда мы объяснили, что это для армии, то люди отдавали по много вещей, носков, рукавиц, обуви. В итоге мы набрали несколько мешков различных вещей. Стали думать, как быть. Если отнести в военкомат, то могут растащить и до армии ничего не дойдёт, а если ещё денег передадим, то вообще не с кого будет спросить, куда что делось. И мы решились. На те деньги, что мы решили передать для армии, мы заправим машину и сами, лично отвезём солдатам все собранные нами тёплые вещи. Как решили, так и сделали. Единственное, что мы просили, присмотреть соседей за котом, собакой, и за домом. Дня за три – четыре, мы думаем вернёмся. Сели и поехали. Армия Вот она, наша армия. Бедные ребята. Ни каких условий. Грязные, холодные и голодные. Мы, когда собирались, я напекла пирожков с картошкой, луком и яйцом, с повидлом. Соседи нанесли кто сало, кто окорок, печенья и варенья. То, что мы привезли, расхватали за миг. Банки с огурцами и помидорами открывались сразу же и уже через пару минут, нам отдавали пустую тару. Бедные. Солёные огурцы и пирожки с повидлом. А пирожки с картошкой заедали вареньем. Мужики соскучились по домашней еде. Давно мы не видели таких людей. Куда же смотрит начальство? Когда ребята понаедались, то стали делить носки, шарфы, одежду. Парню, лет двадцати с сороковым размером обуви, достались сапоги сорок пятого размера, так он взял трое носков. Все одел и был такой счастливый, что теперь сапоги не болтаются на ноге, а самим ногам тепло и вольготно. Начальству, правда, почти ничего не досталось. Супруг отдал блок сигарет, три литра отменного самогона и большой кусок копчёного сала. Самогон достался и солдатам, только отдали мы его тихонько, втайне от командиров. Солдатики, хватив по стакану огненной воды, предложили нам пострелять. Муж отказался, а я не умею. Но ребята подвели нас к небольшой пушечке, зарядили пять снарядов и выстрелили. Очень громко. Откуда-то спереди, раздались взрывы. - Старики! Это салют в вашу честь. Может там ещё и пару сепаров положили. Нам выделили комнату, но нормально выспаться не получилось. Всю ночь стреляли. А на утро к нам подошёл командир и предложил ещё помочь армии. - Понимаете! Нам очень мешает один блок пост. Мы вот собрали им посылочку. Немного тряпья и банку самогона. Вы им к вечеру всё это отвезёте, как вроде от мирных граждан. Они напьются, а мы ночью, без выстрелов, чтоб никто не пострадал, их возьмём в плен. А вы через два дня вернётесь. Мы вашу машину знаем, на подъезде вы нам ещё флажком помашите, и мы вас встретим как героев. В общем, обсудили детали, показали по какой дороге ехать, чтоб ничего не заподозрили боевики. И мы поехали. На блок посту нас встретили радушно, машину сразу проводили в укромное место, где не видно с дороги. Подаркам обрадовались. Благодарили. Спросили куда держим путь. Я сказала, что к родне в город. Их командир попросил отвезти носки, те, что мы привезли им в подарок, в детский дом. Там дети мёрзнуть. Мы согласились, а куда деваться? Когда командир ушёл, то мы одному боевику, явно русскому, говорил он с окающим акцентом, отдали банку с самогоном. Сказали, чтоб выпили, пока командир не видит. Он так обрадовался, даже меня в щёку поцеловал. - Спасибо родные, у нас так плохо с этим делом. Срочно несу в медчасть, а то там инструменты уже нечем стерилизовать. Огромное вам спасибо. Мы опешили. Что делать? Они же не напьются и наши, ночью нарвутся на трезвый блок пост. Тут я вспомнила, что взяла номер телефона у нашего сержанта. Когда мы отъехали в сторону города, я ему позвонила. Когда сказала, что они не стали пить, он очень долго матерился и не став дальше слушать, отключил телефон. Вот и город. На самом деле ехать и останавливаться, нам было негде. Мы решили, что заберемся, в какую-нибудь брошенную квартиру. Проезжая по окраинам, видели много разбитых и сгоревших домов. Даже если попадались пятиэтажки, то в них было много выгоревших квартир. Хоть было и холодно, мы решили остановиться в такой квартире. Но когда зашли в подъезд, то увидели, что все двери открыты. Мы выбрали квартиру с целыми окнами и стали готовиться лечь спать. Но тут началось такое!!! Кругом грохот, взрывы, огонь. Дом качается, стёкла звенят, осколки летят и свистят. Это свето представление какое-то. Мы бегом на улицу, тут ещё страшней. Муж меня схватил за руку, тянет. Сразу не поняла, а потом дошло, в подвал. Спустились, открыли дверь и аж отступили назад. Спёртый, тяжёлый воздух дохнул на нас. В разных местах горели свечи. В подвале сидели десятки людей. В основном женщины и дети. Были ещё и старики. - Заходите скорей, дверь прикройте, а то они на свет стрелять начинают. Мы прошли и сели в уголок, куда нам указали. Дети не плакали, но и не спали. Удивительно, в такое позднее время. Мы спросили почему. - Да потому что привыкли. Тут каждую ночь так Украине спать не дают. Уже к утру, дети на пару часов засыпают и всё. Привыкли. Вот ихние мамки совсем не спят, только так, в полудрёме, от взрыва до взрыва всю ночь. Вдруг нас в этом подвале засыплет. Хотя наши командиры знают, что этот подвал жилой и каждое утро приносят флягу воды и проверяют, все ли живы? - А откуда вы знаете, что бомбят украинцы, а не русские, вы же здесь в подвале ничего не видите. - Вы наверно приезжие, вам простительно. Во-первых, русских здесь нет, и они никого не обстреливают. А, во-вторых. Наш дом так стоит, что одна сторона его смотрит на центр города, где наши ополченцы, а вторая сторона смотрит за город, где находится национальная гвардия. Так утром, когда стрелять перестанут, выйдите и посмотрите, с какой стороны целые стены, а с какой всё разбито. А вы, кстати, куда и к кому. - Да мы тут не далеко. У нас тут родственники, Соколовские. Так вот мы к ним. Да ещё десятка два пар носков везём в детский дом от нашего села. - О. За носки спасибо огромное. Детки мёрзнут. Их котельную разбили, и теперь они мёрзнут, там холодно. А Соколовские? Я их знаю, это те, что в шестнадцатом доме жили, так они в Россию переехали. Они молодцы, успели, а мы тут как котята в ведре, ждем, когда воды нальют и потопят. Рано утром, когда взрывы переместились куда-то в сторону, но ещё не рассвело, мы вылезли из подвала. Я посмотрела на дом, он и правда стоял лицевой, разбитой стороной к лесу, из-за которого, в сторону города, летели огненные полосы. Но это ведь, ничего не значит. Бандиты тоже могли стрелять из леса. Чтоб запугать здесь весь народ, и чтоб все отвернулись от украинской армии. Мы два дня ездили по городу, останавливались в разных подвалах. В одном попали на детский сад. Там и оставили носки. Детей, хоть и бандитских, все-таки жалко. В навигаторе отметили, где находятся госпиталя. Где находятся бандитские части. Где стоят машины с ракетами и пушки. На третий день, как и договаривались, мы должны были вернуться на наш блок пост. Выехали после обеда, чтоб нас быстрее пропустили, но нас и так никто не досматривал. Один солдатик, видно узнал нас или нашу машину, помахал рукой, и мы поехали. Когда отъехали на приличное расстояние, я достала флажок и прикрепила к лобовому стеклу. Мы ехали, не быстро, чтоб сзади не заподозрили, а спереди рассмотрели флажок и поняли, что мы свои. Взрыв раздался слева, я почувствовала, что стёклами меня посекло, глянула на мужа. Он дёрнулся и уткнулся головой в руль. Машина врезалась в сугроб на обочине. Всё это в какие-то доли секунды. Из леса, из нашего леса, к машине потянулись яркие нити от пуль. В машину несколько раз попали. Лопнуло лобовое и заднее стекло. Нас с кем-то перепутали. Я схватила флажок и стала махать, открыла дверцу, но тут взрыв, огонь, удар. И тишина. Темно. Всё болит. В голове стоит гул. Во рту кровь. Тихие голоса на улице. Кто-то тихо шуршит. Нашу машину куда-то тянут. Сава Богу. Это помощь. Врач. Запах самогона. Мне протирают лицо, а оно болит. Говорят, везти. Что и куда? Тишина. Госпиталь Муж подошёл ко мне, достал из кармана карандаш - Да что ты всё пишешь? Мне пишешь, им пишешь, сказать не можешь? - Горло болит. Говорить не могу. Прохрипел и стал писать записку. - Меня не допрашивают. Документы проверили и вернули. Когда нашу машину подорвали, мне горло сильно повредили. Хорошо, что не задели артерии. А так, доктор сказал, через неделю выпишут. Дома буду долечиваться. - А на чём мы в село поедем, если машину разбило? Пешком от Киева не дойдём. - Ты значит, ничего не помнишь? Ночью, после того как нас из леса расстреляли, к нам подползли двое ребят с русского блок поста. Зацепили машину тросом, и потом лебёдкой и БТРом оттащили к себе. Под прикрытие своего поста. Достали из машины и отправили в госпиталь. Врач осмотрел, оказал первую помощь и сказал, что надо везти на большую землю. Утром нас отправили в Крым. Сейчас мы в военном госпитале в Симферополе. Он писал. А я через руку читала. Так это что? Мы у москалей? В плену? Аж вскрикнула. Соседи обернулись на меня, а потом опять занялись своими делами. - Всё, я устала. Убери из-под меня подушки. Я буду спать. Легла. Отвернулась от мужа в другую сторону. Мысли толпами бегали по голове. Что делать? Потом в памяти стали всплывать разные моменты. Я уже думала над этим. В минуты просветления, между сном и явью, мне муж уже говорил об этом. Надо всё вспомнить. Я и правда устала. Утро. Нет, наверно ещё ночь, все спят. Горит лампочка. Попыталась встать. Опустила ноги на пол. Сижу. Кровь сильно пульсирует в пальцах ног. Неприятно, но не больно. Попыталась встать. Держась за спинку кровати и стойку для капельниц, поднялась, постояла и села. Нет, пока я не готова бежать. Ноги не держат. Подождём, посмотрим, что будет дальше. Почти всё вспомнила, из того что было в полусне. Вспомнила, что, когда сидела в разбитой машине, сильно мёрзли ноги. До умопомрачения хотелось в туалет, а когда всё же не удержалась, своя собственная моча обожгла обмерзающее тело так, что я стонала от ожогов. Вспомнила как моё лицо, трогал русский солдат, смотрел, жива ли я. А когда я открыла глаза, он улыбнулся. Вспомнила, как нашу машину тащили со страшным скрежетом в тишине и как дикой болью во всём теле отдавались все ямки и бугорки на дороге. Вспомнила толстого мужика, в маске и белом халате, как он меня обтирал тем самым самогоном, что мы привезли и как всё пекло. Вспомнила те разговоры с другим врачом, уже здесь. И как я голая лежала в окружении ширм, медсестёр и мужа. Вроде всё. Но как мы сюда попали, никак не вспомню. Наверняка нас накачали наркотиками и везли с какой-то целью. Посмотрим. Пока надо делать растирания и пробовать ходить, но так чтоб, никто не догадался. Камер я здесь не видела. Наверняка, за нами наблюдают эти двое, что в нашей палате. Устала. Вообще-то не плохо на первый раз. Я сама села и даже встала. Значит, дело идёт на поправку. Правду мне сказал врач- болтун, скоро меня приведут в его кабинет. Немного поспать. Легла. Рядом заворочался и захрипел супруг. Это он так храпит, наверное. Бедный, я со своими болячками совсем за него забыла. А ведь я помню, что он раньше меня пострадал. Ещё когда раздался первый взрыв, слева от машины, ранило его, а меня уже ранило после того, как машина врезалась в сугроб на обочине и по ней стали стрелять. Почему наши, по нам стреляли? У нас же была договорённость. Может, перепутали, или не рассмотрели флажок в машине. Но когда я стала махать в окно этим флажком, по мне уже стреляли пулями, а потом ещё и взрыв. Наверно, наш блок пост захватили ватники? Это наверняка, так и было. Пока мы три дня добывали разные сведения, на наших напали. Захватили блок пост и потом стреляли по нам и по городу и по-своему блок посту. Ну, точно. Аж легче стало. Это они и по нам, и по своим стреляли, чтоб все боялись. Утро. Мужа нет. Огляделась. И второго мужика нет. Женщина сидит на кровати, красится. Ширмы отделяют две, ранее пустовавшие кровати. Оттуда раздаются шорохи, тихий говор и громкие стоны. Женщина, видимо заметив, куда я смотрю, сказала, что вечером привезли ещё двоих, а сейчас там перевязка. Они тяжёлые, как и мы были. Поэтому перевязывают прямо здесь. Мужики, чтоб не слышать, ушли курить. Когда медсёстры ушли, мужчины вернулись. Весь день в больнице по распорядку, завтрак, обед, ужин. Я не удержалась и всё же поднялась на ноги. И даже сделала несколько шагов вдоль кровати. Соседи тихонько аплодировали. По вечерам здесь в холле все смотрят телевизор, но я пока не дойду. Хотя там наверно интересно, громко что-то обсуждают, даже медсёстры успокаивают. Муж и соседи тоже там, а за ширмой тихие стоны. Сначала раздражали, а потом дошло, что сама такая была неделю назад, и просто перестала обращать внимание. Растирания, гимнастика, специальная зарядка и вот уже нормально передвигаюсь по палате. Познакомилась с соседями, милые люди. Говорят, что тоже с Украины, но о нэньке не говорим. Только общие фразы. Сегодня, впервые с мужем ходили в перевязочную, а вечером пойдём смотреть телевизор. - Дура! Чему радовалась? Как бы я не скучала по телевизору, но от такого просмотра я бы отказалась сразу. Муж меня ещё удерживал. Да что там смотреть? Рашистские бредни. Они же ни слова правды не говорят. Я, конечно, понимаю, что нахожусь в стане врагов, но ведь мой муж, соседи, да и как я узнала, несколько солдат – мы, же Украинцы. Как можно смотреть, когда на твоего президента наводят поклёп. Он якобы не хочет мирных переговоров. А кто объявил о дополнительной мобилизации для защиты наших новых границ. Русские захватили всю Луганскую и больше половины Донецкой областей. Теперь надо устанавливать новые границы и охранять их. А если получится, то вернуть в Украину захваченное москалями. Отбросить их за старые границы. Слышала споры о том, отдадут ли Львовскую и другие западные области Польше. Что за маразм? Причём здесь Польша? У нас война с русскими, а не с Польшей. Сейчас главное здесь навести порядок. Потом вернём Крым в Украину и засунем поляков глубоко в ж….. Там одни жиды и трусы живут. Да и Евросоюз не даст Польше отхапать от Украины кусок. В общем, не досмотрела новости до конца. Сказала, что устала и вернулась в кровать. А на следующий день вообще не пошла, смотреть этот маразм. Только через день не выдержала. Скучно. Через силу, порой закрывая уши, досмотрела новости. Зато потом показали шикарный фильм: “В бой идут одни старики”. Какой здесь Быков молодец. Вот кто прославляет Украину. Рассказывает о своей любви к Родине. Настоящий украинец. Приходится скрывать от всех свои взгляды. Даже от мужа. Что-то я последнее время его стала ненавидеть и сторонница. Слишком русские стали у него мысли. Хожу очень расстроенная. Беда пришла в наш дом. Здесь, в госпитале есть вай фай. Ну, такой интернет без проводов. Я случайно узнала, что в соседней палате у ребят – солдатиков, есть ноутбук. Несколько раз я просила, и они показывали новости айситиви, а вечером я их сравнивала с русскими новостями. Полное не соответствие, но это не главное. Я додумалась и в одноклассниках нашла своего сына, и мы с ним пообщались. Точнее я писала, а он голосом отвечал. - Мама! Вы живы! Какое счастье! Вы в Крыму? Как я вам завидую. Мы тоже собираемся ехать в Россию. Меня пытаются призвать в армию, но я прячусь. Не хочу убивать своих и становиться пушечным мясом. Воевать за деньги для олигархов. Нам из военкомата звонили за вас. Мы уже всей семьёй плакали и хотели вас хоронить. Военком сказал, что вас захватили в плен. Пытали. Ваши тела разорвали на куски и разбросали на ничейной территории и выставили надпись, что так будет с каждым украинцем. А мне сказал, что я должен идти и отомстить за вас. Мама! А дом ваш в селе сгорел. Соседи смотрели за ним, но потом в нём поселились человек десять мужиков из леса, которые скрывались от армии. И как-то ночью всё село поднялось, пылала ваша хата. В ней потом нашли троих сгоревших. Экспертиза показала, что эти убитые – двое военных и милиционер. Они пришли мужиков в армию забрать, а те их прибили, хату подожгли и сбежали опять в лес. Так что где вам теперь жить, не знаю. У нас сильно подняли цены на квартплату, на свет и на газ. Зарплаты не платят. От того что я в банке работал, так успел все деньги снять с карточки. Теперь есть за что жить. А банк уже людям деньги не отдаёт. Доллар сильно вырос. У нас ужас! Как жить? Что делать? Если сможете до нас ещё раз дозвониться, узнайте, как у вас там? Мы просто не знаем, куда податься, в Крым, или в Ростов или в Белгород. Мы бы хотели в Крым, но у нас говорят, что беженцев из Крыма высылают на север. Попробуйте узнать, что там да как? Выздоравливайте. Бедные мои дети! А внуки? Как там эти крохи? Если нет денег и работы, то, что они будут есть? Как быть? Не поняла только, почему нас разорвали на куски русские, если стреляли в нас наши же, а лечат именно русские. Долго обдумывала. Соскучилась по родной речи. Пока наши солдатики пошли на перекур, попросила их включить новости на СТБ. Показали такое, что в голове не укладывается. Может это уже москали в интернете новости подменяют. В общем, рассказ шёл о наших войсках, показали наш блок пост, а потом показали поле. Всё поле в снегу, только воронки от взрывов чёрные. В стороне у леса стояла машина. Диктор говорит, вот машина с беженцами, люди пытались выехать из ДНР. Но с блок поста русских – расстреляли машину. Все люди погибли. В это время камера приближает вид машины, и я её узнаю. Это же наша машина. Наши номера. Вся машина в дырках. Стёкол нет. Капот обгоревший. Оказывается, что мы ещё и горели. Вот откуда у меня ожоги. Почему же они говорят, что нас расстреляли русские, когда в нас стреляли именно с того места, где стоит ваша камера. Какая наглая ложь. Я даже не заметила, что с перекура вернулись солдатики. Они стояли и смотрели, а я, как оказалось, вслух всё комментировала. Они стали материться и ругаться, на украинскую власть. Рассказали, как их бросили погибать в окружении, раненых. Я попросила, чтобы включили сначала и позвали моего мужа. Когда Игорь пришёл и пересмотрел новости, то тоже стал материться. В этот день у ребят было паломничество. Все приходили посмотреть новости. А потом все шли в нашу палату и жалели нас и сочувствовали. Я даже прослезилась. А потом двое раненых солдат украинской армии пришли в себя. Кризис миновал. В нашей палате ещё и праздник сегодня. Я опять прослезилась. Здесь с пленными обращаются, так же как и со своими. Чужие люди, почти враги, и как они нам сопереживают. Наутро спросила Игоря за деньги. Много ли он заплатил за больницу и сколько у нас осталось. В свете последних событий, у меня уже нет определённости, куда ехать и что делать? Как-то в наших новостях промелькнуло, что солдаты, выходя из окружения, перешли границу с Россией, а потом обратно вернулись на Родину. А их объявили дезертирами и сказали, что будут судить и дадут лет по пять. Так-то солдаты, а что будет с нами? Как быть с сыном? Не хочется отправлять его на верную смерть. Надо будет сказать, чтоб ехал сюда. Когда будем все вместе, что ни будь, придумаем. Игорь сказал, а он теперь нормально говорит, только голос немного грубый, что за госпиталь платить не надо. Здесь лечат бесплатно. Деньги все на карточке в банке. Целы, но банк не хочет их выдавать, так что получить их большая проблема. Украинские банки не хотят отдавать то, что принадлежит людям. Вечером я уже под другим углом смотрела новости по телевизору. Не совсем была согласна, кое, что вообще пропустила мимо ушей, но некоторые новости заставили меня надолго задуматься. Ночь я почти не спала. Всё мысли. То вспоминала. То сопоставляла. Много на ум пришла моментов, где нас явно обманывали. Весь майдан, на который я ездила два раза, мне теперь представляется в другом свете. Мы же хотели добра для всех. Власть заворовалась. Людей унижали и убивали, а до этого никому не было дела. Да как бы мы не ругались, на вас, на Крым, на Донбасс. У вас здесь промышленность, а мы чисто сельские жители. Вы оказались умнее нас. А вот нас просто обманули. Но зачем? Кому это было надо? Зачем нас стравили между собой? Я была там, за линией фронта. Я видела горе простых людей, но только сейчас, когда горе коснулось меня, стала понимать весь ужас войны. Убитые люди. Убитые дети. Я тоже была почти убитой. Случай или русский мужичёк с ружьём. Вот кто нас спас и выручил. А наши власти нас уже похоронили. Мы туда уже не вернёмся. И, выздоровев, я приложу все силы, чтобы вырвать оттуда детей и внуков. А дальше хоть Сибирь. Подальше от войны. От власти, обрекающей тебя на смерть, голодную и лютую. Власть, ограбившую нашу родную Украину. Я очень люблю свою страну. Степи и поля. Луга и леса. Но то, что там делают с живыми, да и мёртвыми людьми, это ужас. Прости меня, Украина. Теперь любить тебя мне придётся издалека. Я всем сердцем буду болеть, за твоё выздоровление и буду молиться за то, чтобы мои внуки вернулись в обновлённую и добрую нэньку. Прощай Украина. Здравствуй Россия.

К празднику Это случилось в тысяча девятьсот семь…Да не важно! Это был выпускной класс. На двадцать третье девчонки нам подарили носки и открытки. Но не простые носки, а с вышивкой, которую делали сами лично. Короче именные носки Именные каждому! Вот это здорово. Нам очень понравилось! И это при том что у нас в классе три девочки и аж семеро парней. И что вас удивило? Обычный сельский класс. Это в городах по тридцать человек в классе. Нас десятеро, но каких! Мы и на соревнованиях всегда, и в олимпиадах участвуем, да и субботники без нас не проходят. И только наша математичка, Валентина Сергеевна выдала перл: - Самый безбашенный класс. Вот и спасибо. Вот и утешила, и обрадовала. Даже наша уборщица нас хвалит. Говорит, что мы добрые и отзывчивые. А это из-за меня. Я ей завсегда воду в вёдрах на второй этаж поднимаю. А за это она меня, во время моего дежурства по школе, всегда прикрывает, пока я на перекур бегаю, за туалеты, на улице. В принципе я Сергеевну не осуждаю. У неё есть повод на нас сердиться. Хотя не всё так плохо. Из всех нас десяти, только у меня с ней был конфликт. И не из-за того, что она мне пары ставит. Просто случай такой подвернулся. Это было в пятом классе. Идя по коридору, увидел под батареей отопления коробочку. Присел, засунул руку и вытащил. Когда открыл, там оказалось полно кнопок. Ну и что с ними делать? Мне то они не нужны. Взял и высыпал на стул учительнице. Мозгов то нет! Ну положи на стул одну – две, так нет же, все высыпал. Разравнял кучку по всему сиденью и придвинул стул к столу. Зашла матиматичка чуть с опозданием и сразу Серёгу вызвала к доске. Спрашивает, задаёт вопросы, а когда он на всё ответил, она отодвинула стул и не глядя плюхнулась на сиденье. Вой! Писк, крик и разборки. Урок сорван. Как-то так получилось что никто не видел что с кнопками это я всё проделал, или просто не выдавали. К концу урока я сам созрел и признался в содеянном. Маму в школу. Мне дома ремня. И вот за классом закрепилась плохая репутация, которую опять же я в седьмом классе укрепил. Подложив дымовуху. И опять же, случайно. Ну не хотел я именно ей пакости делать. Я тогда только пробовал курить. Спички были. А тут иду по коридору, валяется расчёска. Дымная. Ну это из такой, особой пластмассы, что быстро горит, а не плавится. Когда завёрнута в бумагу, то сильно дымит. Вот. Взял я эту расчёску. Разломал на мелкие кусочки, завернул в тетрадный лист и привязал пять штук спичек и тёрку от коробка. И ну? Догадайтесь что сделал? Да точно! Подложил под стол училке. Надо ж так случится что снова был урок Валентины Сергеевны, алгебра. Уроки она ведёт плохо. Почти не объясняет новую тему, типа сам до всего доходи умом. Но это не значит, что я что-то имел против неё. Просто так совпало. А тут ещё первого к доске вызвала меня. Кое-как, но ответил на её вопросы и получив выстраданную тройку, пошёл к своей парте. Сергеевна уселась на стул, чтобы внести отметку в классный журнал. И тут! Это произошло!!! Видимо она шаркнула ногой она привела дымовуху в действие. Сначала у неё за спиной, из под стула, а потом и со всех сторон из под стола, повалил густой, серый и очень вонючий дым. Учительница вскрикнула, вскочила, чем расшурудила клубы и оказалась в полной, дымной блокаде. А потом как закричит: - Пожар! Все вон из класса! Бегом! Никто не понял что происходит и испугавшись все кинулись на улицу, а я открыл окно для проветривания. И надо же такое! Вместо того чтобы дым выходил в окно, его потянуло в коридор, за ребятами. По школе разнеслись крики и топот десятков бегущих детей. Расчёски хватает всего на пару минут. Всё быстро погасло. Сквозняк вытянул дым через двери. Первой вернулась Валентина Сергеевна. Увидела меня, сидящего на подоконнике и всё поняла. Молча подошла, взяла дневник и усевшись за свой стол долго писала. Когда все вернулись, училка отдала мне дневник. В нём мелким почерком, красными чернилами была исписана вся суббота. Отчего суббота? Так учились мы только пять дней в неделю, а в дневнике расписаны шесть. К концу недели я рисовал на «субботе» красивые рожицы, но не теперь. Этот день был четверг и утро. Я просто не успел. Опередила. Правду сказать, учительница могла ничего не писать. Всё равно ни я ни мамка там ничего не поняли. У нас хоть и большое село, но выглянув в окно и крикнув: - Дронов Сергей (Это я – ваш покорный слуга), сделал шкоду, добьёшься большего результата чем писать в дневнике. Уже через два урока, прибежала мама, и ухватив меня за ухо, потащила домой. В пятницу в школу я не ходил. Ухо было с большое блюдце. Стыдно мне. Да и наказала менчя мамка на три дня в комнате. Выпускала только в туалет. И тут я не в обиде. Сорвал ведь урок? Сорвал! Я сделал дымовуху? Я! Какие обиды? Только и я иногда делал уроки и хорошо отвечал у доски. Один раз даже при комиссии я так ответил, что даже директор удивился. А училка мне всё одно тройку поставила. Так это я вам к чему всё рассказываю-то! Девчонки нам красивые носки подарили. А мы что? Хуже, что ли? У Серёги отец на МТС работает. Мы дали ему картонки от паков из под масла, что дала нам Витькина мама, и их покрасили синей краской от трактора «Беларусь». Сложили картонки пополам и получили открытки. Сверху, для каждой девочки и учительницы придумали поздравление и написали фломастерами. А во внутрь вклеили листочки, на которых нарисованы и подписаны наши рожицы – карикатуры. Получилось и весело и празднично. К этому ещё приложили по ветке мимозы. Дно только плохо. Считать нас видно так и не научили. Одного подарка не хватило. За цветами мы ездили вдвоём. Так вот только на автовокзале до нас дошло, что не хватает одной ветки мимозы. А мы уже собрались уезжать и билеты взяли на автобус. Ну что тут делать??? И я придумал! Вот молодец! Тут же, на автовокзале мы купили лотерейный билет. Раз математичка так и не научила нас считать, то пусть ей и достанется этот билет. Вот и праздник. Конечно же девчонок мы поздравили первыми. Некоторым из нас даже достались поцелуи в щёчку. Только не мне, конечно. Ещё чего не хватает. Собрались идти поздравлять учителей. Рассказали о случившемся и показали лотерейный билет. Ленка, любимица Сергеевны, и почти круглая отличница, сразу стала возмущаться, даже свой подарок хотела ей передать, но он ведь подписан! А мы недолго думая пошли по классам и поздравили учителей. Обычно-то никто учителям подарки не дарил. Так, на словах поздравляли. И только мы решили оставить о нашем классе хорошее впечатление и память. Но получилось, как всегда. После уроков все учителя шли с мимозами и синими папками. Все, кроме Валентины Сергеевны. Она спрятала свой лотерейный билет в карман, а мимозу оставила в вазе на столе. И только через неделю, Сергеевна с усмешкой зашла в класс. Грозно на всех посмотрела. А потом как заорёт: - Я выиграла машину!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Мы вскочили. Кинулись к ней. Рассматривали билет и громко смеялись. Так что даже директор прибежал. Короче сорвала она нам урок. Но ей то можно. Только виноват остался тоже я. Ну я же билет ей купил. Всё! Рассказ дальше можно и не писать. Да и вообще, весь рассказ это две строчки. Есть только три момента, на которые хотел обратить ваше внимание. Валентина Сергеевна на экзамены сама приехала на своей машине. У меня в аттестате стоят четвёрки по алгебре и геометрии, прямо как у Ленки, нашей хорошистки. Всех женщин с праздником. Любите и будьте любимыми. Всем здоровья, удачи, доброго счастья и денег в придачу.

Вдова Первая любовь Опустела без тебя земля. Как же дальше мою жизнь прожить? Ведь ни солнца, ни луны уж нет. Ну а люди все спешат кругом. Я не вижу ничего вокруг. Как? Нет, ну вы расскажете, ну как мне хоть часок прожить? Было то оно было. Счастье в моей жизни. Было, да только не долгое. Пролетело, как вроде листки своего дневника пролистала. Раз-два и всё - тетрадка кончилась. Март Весна. Всё расцветает. Ароматы заполняют всё вокруг. Душа наполняется радостью. Как красиво и радостно кругом. После долгой и серой зимы, на ветках появляются почки. День прошёл, вот и листочки. Мелкие. Разные. Такие красивенькие. Ой, да что это я. А люди? Все стаскивают эти ненавистные шубы. Как они тяжелы и давят к земле. Тянут вниз. И вот весна. Кто в плащах, а кто в кофтах, но с зонтами. Да уж. Дождик по весне - это радость. Цветы в клумбе высадили - дождик необходим, иначе всё завянет. Правда дождик зарядил не на шутку. Что не день - то брызжет. Вон мамаша с тремя детишками. Бедненькая. Одного на руки. Во второй руке зонт и сумка. А двое жмутся с боков, чтобы дождь сверху не капал. Зато внизу эти сорванцы усиленно топают ножками по лужам, да так сильно, что мамины ноги уже по колено мокрые. На колготках отчётливо видны грязные точки брызг. Женщина подошла к дороге и не может перейти. Машины хоть и не быстро, но едут постоянно. Все боятся обрызгать, чтобы не оштрафовали, но никто не думает, чтобы просто остановиться и пропустить. А мы стоим на остановке в ожидании автобуса, и все пассажиры уже начинают роптать, что мол бедная женщина и плохие водители. Но никто, ни один не вышел и не помог. И тут парень. Такой смешной. Идёт. Улыбается. Поднимает лицо вверх и капли дождя скатываются по нему. А большая, задорная улыбка отметает все мысли, кроме одной. Человек плачет от счастья. И тут он увидел женщину. Глянул по сторонам. Сделал шаг и поднял руку. Когда машина остановилась, парень подхватил двоих мальчишек на руки и перенес через дорогу. Женщина шла следом. Когда она остановилась на тротуаре, он поставил детей рядом. И в этот момент, какой-то торопыга, объезжал стоящие машины на большой скорости, влетел колесом в лужу и обляпал парня с ног до головы. Парень выпрямился и улыбнулся. По лицу, по мокрой белой футболке, по рукам и брюкам - везде были следы и потеки грязной воды. Людская толпа резко стала возмущаться действиям водителя, а я просто взяла и протянула ему платок. Он глянул на меня и улыбнулся. Вытер лицо и, возвращая мне платок, только на чуть-чуть и еле заметно подержал мою руку в своей. Апрель Нет. Мы долго не ходили вокруг да около. После того дождя было уже много других. Весна. Душа поет и рвется наружу. Все прошлогодние неудачи ушли далеко в прошлое. Ничто плохое уже не омрачает душу. То, что я, закончив в прошлом году школу, не смогла поступить в институт, теперь кажется мелочью. Значит так и надо было. Училась бы сейчас и не встретила своего Серёжу. Он ведь рабочий. Как с армии вернулся, так и работает. Своей семье помогает. Младших братьев одевает, обувает. Мы с ним даже ходили для мама его прикупили кофту. Такую голубую, теплую. Как раз на весну-осень. Да и меня он заставляет учиться. Придет ко мне в гости, сядет, возьмет книгу и читает. Это, -говорит, - час обучения. Я ведь после работы, и он тоже. Забежит домой перекусить и ко мне. Он разное читает, я зубрю учебники. Зато он очень эрудирован. На любую тему с ним можно поговорить. Везде свое мнение имеет и грамотное слово вставит. И так, знаешь, ввернёт удачно, что ты и сама начинаешь думать также. Вроде как подтверждает твое мнение, но при этом и свое не теряет. Я все спрашиваю Сережку, почему он сам-то не учится, а он отшучивается. Хотя, конечно, ясно. Отец то у него на заводе погиб. Несчастный случай. Перебило кабель и высокое напряжение сожгло все живое в округе. А кругом стояли трое рабочих, среди которых и отец Серёжи. Вот и осталось дома пятеро человек. Мать и четверо мальчишек. Победовали. После школы Серёжа на завод. Заменил отца. Потом армия. И вот теперь вернулся. Опять работает. Помните ту мартовскую встречу? Когда я его впервые увидела? Тогда, увидев на обочине женщину с тремя мальчишками, у него перед глазами как бы стояла его мать. Не мог он пройти мимо. У Серёжи очень большая, даже огромная любовь и уважение к женщине, и к семье. Из него выйдет хороший мужчина и муж. Ой. Я не об этом. Рано о таком думать. Мы ведь друзья. Май Да уж. Выпала весна в этом году дождливая. Льет каждую неделю. А тут май. Грозы. Громыхает до ужаса. А я такая трусиха. Как полыхнет молния, даже приседаю. Когда-то в соседнем дворе удар молнии пришелся в старое большое дерево. И грохот грома, треск ломающегося дерева, шум электрического разряда и запах озона создали такую какофонию, что я упала на пол и долго лежала, боясь даже пошевелиться. А потом раздались крики и шум падающего дерева. Тогда одной, большой веткой убило нашего дворника. Старенького дедушку, который постоянно ходил с метлой, а летом, бывало, поливал нас из шланга. Так вот гром и молния у меня теперь ассоциируются с ужасом и смертью. Вот так вот, однажды, не дождавшись Серёжу с работы, я отправилась к нему. На полдороги, когда я вышла из трамвая, разразилась гроза. Очень уж я испугалась. Даже не могу точно сказать, шла или ползла, но добралась. Говорили мы как-то о своих домах, семьях. И Серёжка называл мне свой адрес. Нашла, пришла. Частный домишко. Маленький. Во дворе чисто. Только забор - деревянный штакетник. У соседей, у кого сетка, а большинство каменные, с железными воротами. У Сережки ворот нет, зато перед домом клумба с цветами, а не бурьян, как везде. Сразу видно, здесь любят красоту и людей. Клумбу перед домом ведь не для себя сажают. Здесь хотят, чтобы всем проходящим было приятно и красиво. Зашла. Маленькая собачка кинулась в ноги и ластится. Два кота вьются рядом. Наблюдают. Ох и любопытные же животные эти коты. Сначала хотят узнать, как я отношусь к окружающим. А вдруг обижу. А я присела погладила щенка. Вот и коты уже под руку лезут. И их гладь. Дождь уже утих. Грозы в мае громкие, но короткие. Обратила только внимание, что подол юбки у меня весь грязный. Это когда от грома приседала, по лужам и извозила. Давай я очищать его. Тру усиленно, грязь стряхиваю. - Это застирать надо. Так не очистишь. - Да я вижу. Это уже дома. Ой, здравствуйте. - И вам доброго здравия. Я Валентина Ивановна. Мама Серёжи. - А я вас узнала. Вот по этой кофточке. - Да, Серёжа мне рассказывал, как вы настаивали на том, чтобы теплую покупал, а не летнюю. Вот и сгодилась. Весна то, видите, какая холодная. Только мне-то он кофту купил, а сам не уберегся. Вон простуженный лежит. Вчера как от вас, Тонечка, пришел, так и слег. Температура под сорок. Я уже и врача вызывала. - А можно к нему? - Конечно можно. Он к вам рвался, да я не пустила. Вот так вот я и познакомилась с его мамой и двумя братьями. Только третий брат месяц как ушел в армию. Июнь Долгие и короткие летние ночи. Как долго не о чём мы могли болтать на нашем утесе. Внизу вода медленно перекатывала на своих водах корабли и баржи, которые перекликались где-то там, вдали, где начинались пороги и перекаты. Было опасно плыть, и капитаны предупреждали друг друга об опасности. А мы тихо сидели, ночи напролёт, и слушали тишину с отдаленными всплесками звуков. К утру, когда мы возвращались, моя мама ругалась сквозь улыбку, что мы так долго засиделись. Его же мама всегда журила меня через него, говоря, чтобы я не держала Серёжку возле себя так долго. А я и не держала. Нам было так хорошо вдвоем, что мы просто не замечали времени. Мы приходили на Утес. Садились на склоне, нагретом летним солнцем, и говорили. А время-то шло мимо, а то просто лежало возле наших ног и слушало наши речи ни о чём. Только мамы каждый раз предупреждали нас, чтобы мы не спешили и не сделали непоправимого раньше времени. Мы, конечно же, понимали о чём речь. Но у нас и в мыслях ничего не было. Хотя, конечно, бывали дни, точнее ночи, когда мы обсуждали наше будущее. Семью. Детей. Доходило до того, что дети, уже отучившись в институте, встав на ноги, дарили нам внуков. Какие прекрасные это были ночи. Вся жизнь ложилась перед нами, как эта бегущая внизу река. И бывали у нас споры, как пороги на реке. На скольких же детях нам остановиться. Но полюбовно пришли к единому мнению, что дети должны быть разные. Мальчик и девочка. И вот, если нас постигнет маленькая неудача, то тогда будет третий ребёнок. Мне очень хотелось сына похожего на Серёжку. А он всегда мечтал о сестре, потому как у него три брата. И теперь, раз сестры не будет, обязана быть у него дочка. Июль Это было. Не знаю, надо ли? Этично об этом говорить? Но это мой дневник, а ему я доверяю. Последние дни, когда он меня встречал, я ждала. Чего? Да и сама не знаю. Он подходил. Брал меня за руку и вел на наш утес. А у меня мурашки бежали по спине. Внизу живота вроде бегали сороконожки, щекотали там всё внутри. И только ветерок, раздувающий при ходьбе юбку, давал отдохновение. Принося прохладу под подол платья. Я ждала и это свершилось. Мы лежали на теплой земле и по моим щекам текли горячие слезы. Слезы радости и нежности к нему. К моему милому и любимому супругу. Теперь он мой! На веки вечные. Моя рука лежит в его, и я чувствую его нежные сжимания и поглаживания. Он тихо и ровно дышит. Может заснул. Я тихо повернула голову. И сердце забилось быстро и радостно. Его глаза, полные отражённых с неба звезд, направленны на меня. По щекам тоже две мокрых полоски. Как же я тебя люблю. За то, что ты просто есть. За то, что ты меня любишь. За то, что также, как я, переживаешь. Море в твоих глазах, и я тону безвозвратно. Среди ночи мы искупались в реке и пошли к родителям, объявить о своем намерении жениться, но мамы есть мамы. Им и говорить ничего не надо было. Единственным вопросом было - это на, когда мы назначаем нашу свадьбу. Об этом мы уже давно переговорили. И даже, было дело, повздорили. Нам хотелось раньше, но на носу ведь экзамены. Так что было решено, сразу после поступления и всех вступительных проблем и лекций. То есть конец сентября или начало октября. Ну в общем как в Загсе скажут. Август Не месяц, а одни проблемы. Еле успели подать заявление на первое октября. Серёжка нашел для нас маленькую времянку. Хозяева сдали нам её на год бесплатно. Только за то, что мы наведем там порядок и сделаем ремонт. Меня он туда не пустил. Сказал, что сразу после свадьбы, я попаду в этот дворец, а пока, он его благоустроит. Мне пришлось уволиться из магазина, так как усиленно занималась, готовилась и сдавала экзамены. Виделись мы с Серёжкой ежедневно, но недолго. Всего по часу. Только четыре воскресенья за весь месяц мы провели вдвоём. Отдала все свои сбережения Серёжке. Оставила только на платье и на причёску. А он, бедненький, так уставал, что порой засыпал у нас на крылечке. И мама, хоть и зная, что у нас уже всё случилось, всё одно разрешала ему спать только в саду. У нас под яблоней стояла старая кровать. Вот на неё мама укладывала старое одеяло с подушкой и укрывала Сережку моим пледом. А я долго смотрела из окна на него спящего, пытаясь хоть что-то прочесть из учебника. Все мечтала и витала в облаках. В дни перед экзаменом, Серёжка не приходил. Давал мне выспаться. А я даже не знаю, как. Наверное, на крыльях своей любви, я сдавала все на ура. На все вопросы профессоров я давала ответы. Всем улыбалась и была безмерно счастлива и удивлялась, что кто-то мог подумать про оценку четыре. Только пять. Но ведь и правда, не могла же я не оправдать надежду своего жениха. Сентябрь Я поступила. Всё понемногу успокаивается. Первые лекции. Новые друзья, подруги. Новые предметы. У Серёжи тоже хорошие новости. За месяц привел наш дворец в порядок. Его мама отдала туда кухонный стол и шифоньер. Моя предложила трюмо и кровать из-под яблони. А чтобы не скрипела, большую перину и пуховое одеяло с подушками. Сережка предложил сразу перевести все мои вещи туда. Но я как-то стесняюсь. Будет он там моё бельё перекладывать. Сама потом всё разложу. После свадьбы. Мы же не уезжаем никуда далеко. Успеется. Вот вроде и улеглось большинство проблем. С учёбой всё в порядке. С будущим нашим жильем тоже норма. Осталось только одно. Свадьба. Я платье шью у одной своей подруги. Серёжке костюм мы все хором купили в универмаге. Мамы тоже -кто где и как. То по знакомству, то через блат. В общем - оделись. У нас ведь не Всемирный день влюбленных. У нас скромная свадьба, только для своих. Две старых подруги и две новые. У Сергея трое друзей с работы, мама и его братья, да еще пара-тройка родственников. Пять столиков в ресторане и четыре «Москвича» составляют кортеж. Мамы тут нас оберегают. То нельзя. Сюда невозможно. Жених не должен невесту в платье до свадьбы видеть. А он просит. Это что, я своему Серёжке откажу. Да никогда. Показала. А мама шепчет, плохая примета. Его мама твердит, что за неделю до свадьбы мы должны перестать встречаться. А как он мне откажет, если мне очень захотелось увидеть наш дворец. Показал. И опять этот шёпот -Ну зачем вы так. Нельзя ведь. А нам всё можно. Мы любим друг друга и нам не страшны никакие приметы. В институте объявили, что весь курс едет на картошку. Пришлось бежать в ЗАГС. Брать справку, что у нас роспись. Разрешили остаться, но всё равно, чтобы потом приехала. Я обещала. Ну вот и всё. Завтра. Сегодня мы не виделись. Последние приготовления. Смотрю у мамы глаза на мокром месте весь день. Успокаиваю её, а сама уже три раза переоделась. Меня то в жар кидает, то в холод. Я, то кутаюсь в плед, то снимаю с себя все и одеваю чистое. Подумаю о нём, о нашей будущей жизни, и начинается внизу щекотание. Вот так, очередной раз пошла переодеться и увидела, что эти дни. Я к маме. Ведь не время еще, я же всё рассчитала. Не должно быть. А мама дала мне двадцать капель и сказала, что это от волнения. Раньше надо было выпить успокоительное. Вечером тоже не могла уснуть, пока мама не дала какую-то таблетку. Всю ночь снились какие-то страхи и ужасы. Совсем не отдохнула. Но собралась с силами. Обуздала свои нервы и к приезду Серёжи с друзьями была уже как положено. Тихая, скромная и с цветами. Очень долго ждала. Наверное, минут пять не могли меня выкупить у соседей, которые перевязали ленточку возле ворот. А вот и они. Какой Сережка красивый. Статный. Степенный. Важный. С галстуком я его первый раз увидела. Цветы, шампанское и первый поцелуй. Да и правда, первый, за два дня. А соседка шепчет: - Нельзя целоваться до ЗАГСа. Плохая примета. Тьфу на вас всех. Мы любим друг друга. И только это примета нас интересует. Все выпили по рюмочке вина. Едем. Ух ты ж! Серёжа раздобыл где-то красавицу «Волгу». Я поеду в ней. Это из ЗАГСа мы вдвоём. Туда он на красном «Москвиче» и впереди. Я в машине с дружкой, он с дружком. Гости все сзади на трёх других машинах. Где он только деньги взял на такое богатство. В наше время многие ездят на роспись просто в трамвае. Нам хоть и ехать до ЗАГСа не более пяти минут, но надо торопиться. Лучше ведь приехать заранее, чем опоздать. Торопим всех. Ну все, поехали. Выехали на дорогу. Нам то и надо подняться на гору, да съехать вниз, а там чуть в право, и мы на месте. Машины разгоняются. Нам встречные сигналят. Наверное, приветствуют. Мы летим, ветер свистит в открытых окнах. Тут резкий удар, поворот, и мы врезаемся в дом. Ничего не поняла. Больно ударилась. Вылезли из машины. Все целы и живы. Нас спасла скамейка перед домом. Затормозила «Волгу». Когда, неизвестно откуда, взявшаяся пыль осела, увидели стоящие на обочине три наши машины. А где Серёжа? Вот на боку лежит большой грузовик. Мы подошли. Вот на куче крупного щебня лежит перевернутый прицеп. И тишина. Кто-то вдали говорит, что у машины тормоза отказали и её понесло вниз с горы. Потом она перевернулась. А где Серёжа то? Где их машина? Они что, не видели аварию и уехали дальше? Тогда и нам надо спешить. Он же нас ждет. Какие-то люди стали откидывать камни с дороги в сторону. Быстрее. Быстрее. И тут тишина. Все отступили в сторону. Из-под кучи щебня появилась черная струйка. Она текла вниз по дороге и образовывала в небольших ямках лужицы с чёрно-красными краями. Вот там я и умерла. Нет. Конечно не натурально, только душой. Дальше, мало что помню. Приходила в себя моментами. Похороны помню. Лицо Серёжи в обрамлении белого платка, но в чёрном костюме. Платок снимать не разрешили. Не поняла, почему. Рядом с ним, в гроб положила свое свадебное платье. Вдруг, если есть там загробная жизнь, мы встретимся и там поженимся. Так и хоронили. В черном костюме, в платке и с белым платьем в придачу. Я настояла. Хоть и шептали позади, что это плохая примета. А что уже может быть хуже? И так все накаркали. Никого не хочу видеть. Уехала на картошку, в деревню, к своему курсу. Там уже все всё знали. Подруги, что были на несостоявшейся свадьбе, предупредили. А чтобы меня не жалели, я вся отдавалась работе или чтению. Серёжа ведь много читал. Он рассказывал, какие книги надо прочесть в своей жизни обязательно. Мне, наверное, это помогло. Я улетала в этот книжный мир и переживала с его героями. Жила больше тем, в книгах, чем здесь, на земле, при людях. Месяц пролетел быстро. Пришло время возвращаться. Ушла вся в учёбу. Один раз. Только один раз я позволила себе сходить к его маме. Отдала две книги и рубашку. Которую как-то раз оставил постирать Серёжа. Весь вечер мы проплакали, так и не сказав друг другу ни слова. Больше я туда не ходила. Словно вычеркнула из своей жизни. Это как детский сад. Я знаю, что он есть, но делать мне там нечего. Вы уж простите, если прочтете эти строки. Просто не могу. Как в жизни Четыре года обучения прошли. Ничего не меняется. Живу, как мумия. Тихо, спокойно, не видно и не слышно. Иной раз в душе всплывает боль и обида. Зачем вы, мамы, нас останавливали? Зачем твердили - не спешите? Если бы мы не послушались, может тогда бы у меня было подтверждение того, что в жизни у меня была эта большая искренняя и вечная любовь. А так? Так думаю, что мне всё это приснилось. Ни друзей нет, ни подруг. Кому нужна двадцатитрехлетняя монашка? Я ушла от всего живого. Книжки, учебники, преподаватели и аудитории. Больше ничего не меняется. Почему я остановилась на этом, четвертом курсе, в своём повествовании. Просто в это время произошло еще одно событие, которое уверило меня, что я – «Черная вдова», и находиться рядом со мной мужскому полу просто противопоказано. Все, кто до меня дотрагивается, или умирает, или попадает в неприятные истории. Итак, это был четвёртый курс. Все однокурсники давно бросили попытки развлечь или отвлечь меня. Мой чёрный платок все знали в институте. Ко мне относились снисходительно, хотя я в этом не нуждалась. Училась на отлично. Просто меня ничто не отвлекало. Ничто, кроме книг. Бывало, что увлечешься чем-то большим, великим. Но книга не жизнь. Она быстро кончается. В книгу не вложить чувства. Можно описать, рассказать, но пережить в книге нельзя. Можно предупредить, предусмотреть и даже предотвратить то, чего в жизни не бывает. Вот так, однажды, прочитав трехтомник "Семья Тибо", вышла пройтись. Подумать. Восстановить в памяти прожитое. Может, даже, почувствовать жизнь тех героев. Иду, задумавшись. Ночь на дворе, да и я не более тени. Откуда она взялась, я не помню. Только увидела на краю дороги машину. Из неё вышли трое парней и подошли ко мне. Они о чём-то спрашивали, говорили, но я как всегда была далека от всего происходящего. Первое, что они сделали, так это сорвали платок с моей головы. Их очень удивило, что я молода, ведь сначала они приняли меня за старушку. Стали что-то говорить про развлечься и отдохнуть. Я пыталась бежать, но меня сбили с ног. Стали срывать одежду. Я молча отбивалась как могла. И вообще, почти всегда молчала. Умудрилась одному из нападавших исцарапать лицо, за что получила сильный удар в лицо. Упала. Когда же удалось подняться на ноги, из одежды на мне ничего не осталось. Меня толкали эти трое по кругу, били и тыкали моё тело острым ножом. Было очень больно, стыдно и обидно. Уже не кричала, только плакала. Сил отбиваться уже не было, и поэтому летала между этими тремя как мячик от ударов. Дальше мне стало всё равно. Но как луч света, из ниоткуда, появился парень. Темно, и я не видела его лица,но почему-то решила, что это Серёжа. Он пришел с того света, чтобы помочь мне. Спасти от позора и смерти. Откуда только взялись у меня силы. Схватила одного из напавших за волосы и стала трепать до изнеможения. До тех пор, пока он не упала на землю. В моих руках остались только космы его черных волос. Я увидела, что двое других, повалили Серёжу и бьют его ногами. Вскочив с поверженного врага, прыгнула на спину другого нападавшего и вцепилась ногтями в лицо. Он взвыл от боли и стал извиваться, чтобы сбросить меня. Серёжа тоже вскочил на ноги и схватился в драке с третьим. - Милиция! Разнеслось над нами. Один из бандитов отпустил Сергея и бросился бежать к своей машине, но Сергей догнал и сильно толкнул в спину. Спотыкаясь и быстро перебирая ногами, нападавший вылетел на дорогу и был сбит, мирно проезжавшим мимо уазиком милиции. Смерть наступила мгновенно. Тут наехало много машин, скорая, милиция. Большое начальство на черных волгах. Всех арестовали, а меня забрали в больницу. Следователи, адвокаты, взятки, угрозы. Чего только не было, пока я лежала в палате. Сначала следователи меня опрашивали, что и как произошло. Я, неохотно, но всё же отвечала. Потом пришли адвокаты тех двоих, что нападали и предлагали деньги, чтобы я забрала заявление из милиции. А среди ночи в палату ворвался какой-то парень с ножом и грозился меня зарезать. Врачи еле его вытащили. А я никому ничего не говорила и не отвечала на их увещевания. Я только просила вернуть мне моего Серёжу. Того, кто спас и защитил меня. Когда в палату привели парня в наручниках и сказали, что он был со мной в ту ночь, я не поверила. Не было такого. Меня спас мой Серёжа. К тому времени, когда я поправилась и вышла из больницы, суд уже состоялся. Мой спаситель сидел на одной скамье с нападавшими. И они издевались над ним. Двум нападавшим парням дали по три года, а тому, что защищал - шесть лет. За превышение предела необходимой обороны. Когда вышла из больницы, стала просить устроить свидание с этим парнем. Надо хотя бы спасибо сказать. Ведь осталась жива. Но следователь долго отказывал и не советовал. Так как парень на меня сильно обиделся. Якобы я могла своими показаниями помочь ему. Но ведь я не могла. И сказала всю правду. Долго мне пришлось походить, но вот мне подписали бумагу и назначили день. Я собрала то, что можно, решила ему помогать целый срок. Но придя на пункт приема, узнала, что парень убит. И зарезан братвой. Его заказали какие-то Пастух и Ковбой. Уже после этого случая я стала замечать, что все, кто коснулись меня или моего тела, попадали в неприятные ситуации или, даже, погибали. Это подозрение в начале было робкой мыслью, а потом всё крепло и утверждалось. Прошло пять лет со смерти моего Серёжи. Я женщина и мне тоже хочется тепла, уюта и семьи. Тем более, что, перенеся этот стресс позора и избиения, я как-то стала просыпаться что ли. Во мне проснулись чувства, взор и люди. Да-да. Я их заметила. Всех тех, кто меня окружает. Сильно постаревшую и посидевшую маму. Тех однокурсников, что меня сторонятся. На фоне этого даже сняла платок и попыталась улыбнуться. Эта улыбка, наверное, была такой кривой, что все, кто были рядом, постарались от меня отойти. Тут не за горами и выпуск. Диплом. Распределение. Большой завод. Новые люди. Меня здесь не знают, и я никого. Постаралась выглядеть более-менее общно. Работа заинтересовала. Увлекла. А через год сошлась я с парнем. И всё бы ничего. Живём не тужим. Ну не любовь меж нами, только дружба и чисто так, животный секс. Ну раз животный, то и результаты не заставили долго ждать. Я понесла. Ребёнок душу греет. Я из комода часто достаю фото Сережи. Может быть удастся лицу младенца передать черты? Тут передряги начались в стране. Броженье. А из Москвы передают, что танки едут по Красной Пресне. Не выдержал мой муж. Рванул. Руками я пыталась его удержать. Ведь чувства не затихли. Серёжа перед глазами. Да тот парень, что за меня погиб в тюрьме, зарезанный чужими людьми. Я ведь в память об этом парне поклялась себе стать сильной. Даже на самооборону записалась. В секцию. Приемчики разные, удары. Гири гантели тренажеры. Там-то я познакомилась со своим первым. Официальным. На этой почве его и потеряла. - Ничего ты не понимаешь. Я ведь сильный. Спортивный. Видишь, что в Москве творится? Надо ехать, спасать страну. Собрался в одночасье и уехал. А я тоже не долго сидела. Мне рожать скоро. Как же я без мужика? Взяла отпуск. Собрала вещей, минимум себе и максимум на всякий случай. Выгребла все копилки. Села в поезд и была такова. Наверное, это наше бабское предчувствие меня потащило в такую даль. Москва -как много в этом слове! Но не для меня. Грязь, вонь, толпа народу, нищета и грабеж среди бела дня. Бегаю по улицам, ищу своего дурака. Да где там. Это всё равно, что в Америке искать парня по имени Джонни или Гарри. Совсем плохо мне стало. И чего сюда приперлась. Вот и третий день впустую прошёл. Иду по улице. На тротуаре люди разложили вещи, продукты. Да кто что продает, и при этом никому ни до кого нет дела. Так мне кисленького захотелось. Смотрю, женщина молоком торгует. Я к ней. Спрашиваю, сыворотка есть. Взяла литровую банку. Тут же, не отходя, в охотку и выпила пол литра. Благодать. Но многовато. У меня же пузо уже на лоб лезет, а я пол литра залпом. Протолкнулась сквозь торгующих. Встала около дерева. Мутит меня что-то. Сейчас всё обратно выдам. Ан нет. Постояла. Отдышалась. Попустило. Всё вниз побежало. Теперь новая проблема. Кустики найти. Народу то уймища. Да свой мочевой ждать не будет. Не хочется в мокром да с пятнами ходить. Быстро дошла до кустов. От дороги и людей закрывают, а от окон дома – нет. Жиденькие. Да мочи терпеть уже нет. Трусики долой, присела. И тут смотрю, передо мной бабулька лежит. Глаза закатываются совсем. Испугалась я. Мне бы убежать, только с меня льется и всё. Не могу остановиться. А она руками по воздуху машет. Ногами дрыгает. С меня течет. Она рожи кривит разные. А с меня течет. Страшно до жути. Ну вот вроде опросталась. Вскочила. К окнам дома подбежала. Юбку уже на ходу поправляла. Стучу то в одно, то в другое. Кричу, чтоб в скорую позвонили. Бабушке плохо. Инсульт у неё. Я вспомнила симптомы, о которых как-то читала. Женщина одна выглянула. Сказала, что вызвала. Да и правда. Минут семь-восемь и машина приехала. Пока бабушку осматривали, мне опять к горлу подкатило. Отошла в сторону. Стою, держусь за дерево. Тут ко мне врачиха подходит. - Что, переволновалась, девочка? Всё будет нормально. Вовремя мы приехали. Будет жить твоя бабушка. И тебе сейчас поможем. - Да я нет, сейчас отдышусь и пойду. - Куда же ты пойдешь, милая. У тебя уже и воды отходят. - Куда отходят? Какие воды? Тошнит меня что-то, вот и всё. - Да ты на юбку, на ножки свои посмотри. Поехали. Бабушку уже на носилки определили, в машину несут. Мы сами дошли. Сели. И вот тут до меня дошло. Как низ живота скрутило. Но довезли быстро. Можно сказать, что родила в больнице. На ступеньках. Даже точнее, на крыльце. Родила и в приемное отделение на каталке и закатили. Потом вопросы, расспросы. А я возьми, да ляпни, что вот к бабушке погостить приехала, и вот так получилось. По паспорту всё записали. Свидетельство о рождение дочурке оформили. Мне справочка для своего роддома. Недельку подержали и отвезли вместе с бабушкой на неё квартиру. У неё тоже при себе паспорт был. Квартирка маленькая. В полуподвальном помещении. Только захламлена вся. Стала я порядки наводить. Мусор мешками выкидывать. Бабушку парализовало после инсульта. Она только глазами водит. Вот так у меня появилась крыша над головой и двое детей. Бабушка Прасковья восьмидесяти лет и дочка Маришка восьми дней от роду. Ну с дочкой всё ясно. Приложила к груди и сыта. А вот мне и бабуле что-то есть надо. Мои скромные финансовые запасы подходят к концу. Супы да каши. Всё постное на растительном масле. Но жить можно. Хожу на рынок у дома за овощами. На меня соседи косятся. Кто я, да что я. Стала объяснять старушкам у подъезда, что родственница дальняя. Внучка сестры Прасковьи Ивановны. Муж там с мамой остался, а меня сюда отправили, за ней присмотреть. В гости бабушек пригласила. На чай. Посидели. Похвалили, что такой порядок навела. Прасковью пожалели, а она на них только посмотрела и всё. Тут через неделю стучится кто-то. Открываю, почтальон. Пенсию принесла. Сначала не хотела давать. Но потом, посмотрев на старушку, решилась. - Вы мне только здесь напишите, что вы внучка и что деньги вы получили. -Да, конечно, напишу. Мне же её кормить надо. - Ну вы девушка, молодец. У Прасковьи Ивановны здесь всегда срач был. Уж извините, говорю, как есть. Да и прижимистая она. За копейку удавится. А вы ничего, порядок навели. Тут ведь все сначала решили, что вы бандитка. И хотите у одинокой старушки квартиру оттяпать. Но потом, когда увидели, какой вы здесь порядок навели, какой уход за старушкой, да еще и маленький ребёнок, то все успокоились. А тут вы ещё в гости всех пригласили, то теперь вы знаменитость двора.Я ведь тоже думала, что не буду выплачивать пенсию. Но видя, как здесь в квартире всё стало. Да и сама Прасковья так счастливо глазами водит. Спасибо вам. Теперь мы все уверились, что вы родственница. Чужие так не отнесутся к больным. Почтальонша ушла. А у меня радость. Даже не то, что меня двор признал. Главное - деньги появились. Жить можно. А то я уже в отчаянии была. Теперь заживем. Надо встать в милиции на учёт. Раз. В поликлинике дочь показать и к бабушке участкового вызвать. Участковый в милиции даже не спрашивал ничего. Сказал, что я ему через соседей с почтальоншей всё сказала. В паспорте регистрацию поставил на год и домой отпустил. Я, правда, еще заявления о пропаже мужа оставила. Сказала, что он через день после меня в Москву приехал. Из ревности. Но так как я лежала в роддоме, то мы не встретились, а он здесь пропал. Может они мне его помогут найти. Дальше поехала в поликлинику. Ребенка показала. Карточку завела. Врача на дом вызвала и хотела уже уходить, но тут в фойе я увидела вывеску. "Sexshop". Прикольно. Хоть английский у меня не очень, но тут и без знания понятно. И так мне любопытно стало. Но ведь стыдоба то какая! Встала в сторонке. Думаю, посмотрю хоть, кто туда ходит. Но вроде еще и ничего. Людей немного, но все такого степенного вида. Пару раз мальчишки зашли и выбежали. Женщина, ну очень полная, зашла и вышла с кульком в руке. На кульке реклама магазина, а она ничего, не стесняется. Вычислила я, что внутри никого нет. Ну, думаю, гляну хоть одним глазком и домой. Зашла. Там разные резинки, палки, игрушки. Короче, мусор всякий. А вот у ветринки с бельем я задержалась. Красиво всё. Красочно. А почему бы и нет. Вот у меня всё бельё белое, а тут разных цветов и расцветок, и даже с цветочками. Потом журналы на прилавке полистала. Там тоже женщины в таком белье красивом. Только цены такие написаны, что аж в голове мутится. Тут я вспомнила, что врача вызвала к Прасковье. Вышла и бегом домой. Врач сказал, что лежать противопоказано. Нужно сидеть. Разминать руки и ноги. Шевелить пальцами, иначе может так и остаться прикованной к постели. Всю ночь мне снились сиськи, письки, лоскутки и тряпочки. Да так много и бурно, что утром проснулась с больной головой. В которой вертелась и зудела какая-то мысль. Но такая неясная, что в пору было бросить и забыть. Только казалось, что это что-то очень важное, но очень мне необходимые. И так сверлило мой мозг, что пришлось даже начать внутричерепное исследование. Оттуда в голову пришла эта несформированная мысль. Вспомнила. Из поликлиники я даже пришла с этой мыслью. С утра усадила в кровати Прасковью Ивановну. Ноги опустила на пол, но укутала пледом. Включила телевизор. Собрала Маришку и пошла гулять. Между делом зашла в поликлинику и даже в секс шоп. Но мысль вновь ускользнула. Хоть и была где-то рядом. И только утром. На следующий день я поднялась, зная точно, что я хочу. Переделав все утренние дела, пошла прямо целенаправленно в сексуальный магазин. Но так спешила, что пришла ещё до открытия. К всеобщему удивлению, ждала не одна. Была ещё пожилая пара и парень разодетый как попугай. Наверняка из этих. Вот. Именно этим и нужно применение моей мысли. Магазин открылся. Все разошлись Кто куда, а я к витрине с бельем. На листочке набросала общие виды с предлагаемой ценой. Оглянулась. Оказывается, мой воинственный вид всех распугал. Попугай стоял в одном углу. Семейная пара в другом. Я хмыкнула и вышла. Всё. Мысль созрела и сформирована. Остается только осуществить и действовать. Время идет, дочь растёт, Прасковья Ивановна уже встает с кровати и делает первые шаги. Пенсии на всех не хватает. Тут ещё участковый припёрся. Долго стоял в дверях мялся, топтался, а потом объявил, что нашли моего мужа. Он погиб ещё в самом начале беспорядков в Москве. Показал фотографии и после моего подтверждения, что это именно он, мой муж, назвал кладбище и номер могилы. Сказав при этом, что даже при том, что был найден труп с паспортом, захоронили как неизвестного. Так как отправляли ему домой запросы и не получили никаких ответов. - Конечно Вам никто не ответил. Я же была здесь и разыскивала его. О чём в милиции знали. - Да ясно всё. Мы сверили все даты и числа. Всё сходится. Только сделали это сейчас. Потому что только теперь объединяют все базы города, а раньше всё было только по районам. Теперь, если у вас будет желание и возможности, можно будет перехоронить или, хотя бы, вписать имя и фамилию погибшего. - Вы уж простите. Можно мне побыть одной. Нет, конечно же не в одиночестве, о таком можно только мечтать. Просто Маришка спит, Ивановна вся в своём сериале. Вот у меня и будет минутка обдумать свое житье-бытье без мужа. Теперь вдовствующая королева. Участковый ушёл. Придя на кухню налила себе пол литровую банку кофе, взяла хвост селедки и задумалась. Странные у меня желания появились в последнее время. Особенно, после родов. И вот теперь после известия о смерти мужа. Хотя и мужем для меня он по существу и не был. Выбрала его только за имя Серёжа, да общую схожесть фигуры. Да, от него у меня есть дочка, но чувств как не было, так и нет. Вот вроде умер человек. Нет его. Жили вместе, спали вместе. Да и любовью занимались вместе. Я даже ни разу ему не изменила, а вот жалости нет. И чувства потери тоже нет. Только известие что умер человек и всё. Точно так же, как если бы мне сказали, что умер Вася Пупкин. Никто он и ничто, поэтому никаких чувств. Пока всё это думала выпила весь кофе. Глянула на хвост селедки. Фу, какая гадость, и бросила его в мусор. А вот и мои новые проблемы пришли. Прасковья, молча пыхтя с ходунками в руках, а следом тщательно вышагивая и Марина Сергеевна - обед. Вот это была одна в одиночестве. Напилась сама себе от пуза кофейку, а всем остальным вынь да положи на стол обед. Как хорошо было, когда вы лежали. Одной овсяночки заваришь и кормишь, второй сиську в рот и тоже довольна. А теперь всё. Готовь и давай что-нибудь по вкуснее. Колбаски или курочки жареной. А где это взять? Вышла бы на работу, так вас двоих деть некуда. На пенсию не разгуляешься. Нужна надомная работа. И мне кажется, я ее нашла. Мои мысли, когда крутились в голове привели меня к определённым решениям. Хорошо, что мои подопечные ещё молчат. Ивановна по болезни, а Сергеевна по малолетству. Хотя в последнее время уже слышны англо- китайские реплики типа "агу-гага-дай-дай-нана". Но главное, что Прасковья Ивановна молчала, когда я исследовала все ящики комода, серванта и шифоньера. А также залезла на антресоль, где и нашла неимоверный клад для реализации своих планов. Как оказалось, раннее наша хозяюшка работала на швейно- ткацкой фабрике. И за долгие годы у неё скопилось множество лоскутков бантиков, каемочек, шнурков. Ну в общем, остатки от производства. То, что не представляло ценности для предприятия и утилизировалось, она таскала себе домой. Также нашла несколько отрезов различных тканей. Как и все в Советском Союзе, Прасковья Ивановна жила с неприкосновенным запасом. Покупая и заготавливая всё, что можно впрок. На всякий случай, а вдруг что не дай Бог. Дело Вот к запасам Ивановны я решила применить свою смекалку. Оказалось, что белье пользуется спросом в секс магазине, а вот зайти туда, в этот магазин, многих людей не пускают морально-этические устои. Взяла два цветных шнурочка, срезав оплавленные окончания, обметала. По центру вставила цветной лоскут ткани и край обработала резной каймой. Для начала сделала с десяток таких трусиков. Для пробы. Выбрав среди дня момент, когда мои подопечные спали, взяла одну из накидок на подушку. Они у Прасковьи красивые, вышитые. И вышла на угол дома к тротуару. Где стояли люди и торговали кто чем. Расстелила накидку и разложила изделия. Наверное, с полчаса простояла. Никто ничего не покупает. Уже хотела в дом вернуться. Мои должны скоро проснуться. Соседи на меня косятся. Слышу шёпот. Одни не понимают, что за нитки я продаю. Другие объясняют, что это такое бельё. Ещё минут десять пролетело. Пора. Присела, чтобы всё собрать, но тут тонкий, почти детский голос. - Скажите, а у вас какие размеры? Посмотрела, совсем дитё, лет тринадцать, но принялась ей объяснять. - Понимаешь, девочка. Тут две завязки. Один узелок завязываем по талии, а второй по высоте. - А сколько стоит? Я назвала цену. А она развернулась и пошла. Проследив за ней взглядом увидела, что подошла к девушке постарше. Переговорили и та достала кошелек. В душе ёкнуло. Вот он - мой первый покупатель. - Дайте мне вот эти, с голубым бантиком, и вот эти, с оранжевым верхом. Пока я смотрела на девочек, передо мной остановилась девушка моих лет. Я подала ей то, что просила, и назвала цену. Отдав деньги, она быстро спрятала покупку в сумочку и удалилась. - А мне вот эти, и вот эти, пожалуйста. Оказывается, и девочка вернулась. Вручила выбранное и взяла деньги. Мельком глянув на часы. Пора. Бросила остаток товара и подняла накидку. - А вы уже уходите. Я, мне, ну нам ещё там надо. А вы завтра будете? - Буду. Расцветки будут разные. Новые. Но опять недолго. И в это время. Приходите. Уходя домой, у одной из соседок купила батон копченой колбасы. У нас дома сегодня праздник. Прасковья Ивановна сидела возле проснувшейся Маришки. Зыркнула на меня исподлобья. - Ой, мои девочки проснулись. А я вас сейчас чем угощу. Побеждала на кухню, поставила чайник и нарезала бутербродов с половины батона. Да, давненько мы не видали такой вкуснятинки. Чай с колбасой! Мечта! Поев, усадила Маришку играть, сама села за швейную машинку. Только краем глаза заметила, что Прасковья повертела в руках мои изделия. Бросила на пол. Взяла накидку что я брала и пошла со своей клюкой в ванную. - Да не нужно, Прасковья Ивановна. Я постираю сама. Понимаете, мне на землю надо что-то стелить. Под товар. Понимаете? Но не разложу же я белье прямо в грязь. Его не купят. В ответ было только грохотание таза об ванную. Ну и ладно. Зато я продала почти половину того, что сделала. Значит это нужно. Ну и пусть, что совсем молодая девочка. Тут же нет криминала. Мода такая. Сижу, шью, присматриваю за играющей дочкой. Шумы в ванной прекратились. Стук клюкой у двери. Я оглянулась. Увидев, что я смотрю, Прасковья стала тыкать в мои изделия палкой. - Убрать? Я сейчас. Нет? А? Что это? Это такие трусики. Мода такая. Для молодёжи. Я сегодня продала несколько. Сейчас ещё нашью. Она палкой тычет мне чуть ли не в голову. Чего хочет? Провела рукой по волосам. - Ну что вы хотите. Это косынка. Вы же знаете, у меня муж умер. Здесь убили, в Москве. А она-то на трусики, то на голову палкой показывает. - Ой спасибо. Поняла. Мой траур и товар не сочетаются. Поняла. Спасибо. Завтра без платка пойду. Идти за вами? На кухню. Стол. Ящик. Скатерть. Достала. Положить на табурет? Закрою стол. А со скатертью что. Красивая. Льняная. Не выбеленная, пошитая по краю тесьмой. Накрыть табурет. Ничего не понимаю, чего она хочет. То на мои изделия тычет клюкой, то на табурет. Даже палкой на меня замахнулась. -А-а! Поняла. Это чтобы на землю товар не класть, взять табурет накрыть скатертью. Всё, поняла, Прасковья Ивановна. Большое спасибо. Можно я вас поцелую. Нет, не хочу я дубинкой. Вы такая сообразительная. Я бы никогда не додумалась. Вот видишь ты. Какая молодец. А может оно и правда. Я ведь для всего нашего девичьего царства работаю. Прасковья Ивановна, что подскажет, может за доченькой присмотрит, так и заживем. На следующий день пришла так же девочка и привела с собой подружек. Пока выбирали, собралась кучка людей. Эти женщины, что постарше, поняв характер товара, хмыкали и быстро уходили. А вот молодежь быстро разбиралась, что и как. Товар быстро разошелся. Я даже чуть скатерть с табурета не продала, но вовремя спохватилась. Вдруг Прасковья будет ругаться. Зато на третий день не продала ничего. Подходили, смотрели, объясняла. Полный ноль. Так не солоно хлебавши и пошла домой. Сидела, долго думала, тут к моим ногам упало бельё. Подняла его и посмотрела на Ивановну. Она палкой тычет мне в руку. Присмотрелась. Свернутый лифчик. Развернула. Старый. Довольно большой размер. Это, наверное, Прасковья раньше носила. Сейчас похудела так, что ничего не найдешь. Она мне своей клюкой то в грудь тыкнула, то вниз живота. -Господи! Когда же ты сможешь толком объяснить, что хочешь от меня то? Верх, низ. А? Комплект сделать? Так я не умею. Порвать? Распороть? Поняла. Распороть, посмотреть, как сделано и шить комплект. Спасибо большое Прасковья Ивановна. Вы мой ангел-спаситель. Ну даже распоров на мелкие детали, не поняла, как его сшить. Попыталась сшить то, что распорола. Тоже ерунда получилась. Отложила на завтра, а сама решила заняться комплектами. Один длинный шнурок. По низу кружевная лента. Сверху два треугольника, от которых две короткие веревочки. Ну типа нулевой вариант с завязками сзади на шее. Разложила то, что получилось. А что? Довольно неплохо. На утро вышла и продала то, что успела сделать. Вернувшись домой, увидела Прасковью Ивановну рядом с моим рабочим местом. Короче, я так поняла, она раньше сама шила такие вещи, потому как тыкая своей клюкой, объяснила мне, что зачем и как пришивается. Когда я поняла, как шить бюстгальтер, то оказалось, что не слишком-то и сложное дело. Хотя, поначалу, подумала, что темный непролазный лес. С этих пор я стала шить бюстгальтера разных размеров. Очень пользовались спросом хлопчатобумажные больших размеров и для кормящих матерей с застежкой спереди. Дело пошло. Сначала пришлось найти продавца. Я шью, она продаёт. Тоже довольно хлопотное дело. Одна запила. Другая, взяв партию товара, испарилась. Третья стала продавать по завышенным ценам, что почти отпугнуло покупателей. Потом встретила деревенскую девушку, которая приехала поступать в театральный. Она сидела и плакала. А я ей предложила матрас на полу и обед. С этих пор нас стало четверо. Танечка, так звали нашу новую жилицу, очень ловко управлялась с товаром и покупателями. Ей надо было не в театральный, а торговый поступать. Она подняла продажи на сто процентов. Редко, когда она возвращалась с товаром домой. Пришло время, когда табурет со скатертью пришлось заменить на металлический стол на рынке. А затем и маленький уголок в большом магазине. А! Вот еще расскажу. Прихожу как-то домой. Покупала материал и застежки. Смотрю, моя Прасковья лежит. Наверное, плохо себя чувствует. У меня у самой голова трещит. Погода портится, гроза, наверное, будет. Я подошла спросила, надо ли что. Она глазами указала на стул рядом. Уселась, а она мне папку "Дело №" в руки сует. Вот сколько времени прошло. Даже ходить может без своей клюки, только не говорит ничего. Хотела её к доктору сводить, так она на меня за это чуть клюкой не стукнула. Ну не надо, так не надо. Ну так вот. Села я рядом с ней, она мне папку в руки. А там все документы на квартиру. Показывает на себя и один палец на меня, на документы и два пальца. -Это что? Мне прописаться? Хорошо! Спасибо! А может не надо? И Марину прописать? Вы умрете нам останется? Да не умрете вы. Вот к вечеру гроза пройдет и вам полегчает. Ну не машите, я поняла. Вы мне все хотите оставить? Так я тут ничем не помогу. Ой! Больно. Да, хорошо! Поняла. Приведу нотариуса. После этого маленького инцидента, Прасковья Ивановна прожила еще год. Светлая память. Она хоть и злая, серьезная женщина была, но много добрых дел сделала. Много помогала и наставляла меня. Учила. И всё это без единого слова. Единственное, что я услышала от нее, это было: - О-ох! Когда она умерла у меня на руках. Похороны. Поминки. Траур. Мы три дня не торговали. После смерти Прасковьи Ивановны мы решили перебрать все, что было в квартире. Все старушечьи вещи Татьяна отвезла в деревню. Там совсем плохо люди живут. Бедно. И её мама просто раздала нуждающимся. А вот из того, что мы продали, был бронзовый самовар с царскими вензелями и серебряный столовый набор. Оказывается, всё это лежало в небольшом сундучке, стоявшем под кроватью умершей. Собрав всё, что выручила с продаж товара и этих ценностей, купила себе двухкомнатную квартиру. Не новую, но в этом же районе. Мы с Мариной переехали, а Таня временно осталась в нашем цеху. Цех, конечно, это круто сказано, но к этим событиям у нас стояло уже три электрических швейных машинки. И потом, в дальнейшей жизни, бывало сядешь в уголок, обхватив голову руками, задумаешься о своём житье-бытье, а перед глазами встает как живая наша Прасковья. Стоит, молчит, сказать-то ничего не может, а вот клюкой своей перед самым носом машет. Того и гляди в раз по темечку врежет. Но нет, так ведь за всё то время, что вместе жили, ни разу и не ударила. Но вот мысли, толи от испуга, а может ещё как, но начинали бежать в нужном направлении. Ещё глаза. Её взгляд заставлял думать. Решение там, глубоко в мыслях, и самой голове. Ох, как не хочется, но придется. Перейду от светлого образа Прасковьи Ивановны, да к черному ангелу своей жизни. После покупки квартиры это случилось. Не то, что необычное, но знаковое событие. К нам пришли рэкетиры. О! Это такие люди что хотят иметь многое, но при этом не вложив ни капли своего труда. А над этими людьми стоят более влиятельные. Может депутаты или милиционеры, или ещё какая мразь. Но только они пришли в наш небольшой цех. Татьяна Андреевна оставалась на тот момент одна. Вечер. - Ну что, деваха. Кто тут у вас рулит? Куда скидывается это всё шмотьё бабское? Ты, коза, не шути. Звони хозяину, скажи мы ему стрелку забили на Люберецкой. Завтра в три. Не придет - сгорит всё это синим пламенем. Придёт - разойдёмся полюбовно. Ушли. Только весь товар, и тот, что упакован, и тот, что ещё лежал возле швеек, покидал в кучу. Танюша ко мне бегом. Запыхалась, еле рассказала, кричит, давай в милицию. Потом нет, не надо. Среди них один в форме был. Успокоила, как могла. Решила съездить на встречу, но не говорить сразу, что я хозяйка и так разведать. Вдруг что выйдет? Я женщина свободная, решительная, не закомплексованная. Приехала в ресторан заранее. Заказала бизнес-ланч. Это тогда так обед по-модному назывался. Сижу, ем не спеша, глазами посетителей изучаю. Те поели, ушли. Тот кофейку и адью. Явно нет того, кто нужен. Думала уже отчаяться, глянула на часы без пяти три. Так еще рано. И тут... В дверь ресторана заходит мужичок. Прилично одетый. Костюм, галстук. Весь моднявый, в руке возле уха мобильный телефон с большой антенной. Идёт по-хозяйски. Несмотря по сторонам, прямо к столику у окна. И тут следом дверь открывается, заходит молодое чмо, но тоже с мобилой. Красная футболка а-ля спортсмен "СССР". Спортивные штаны заправлены в носки и поверх - сандалии. Пипец. Прикол. Чуть не засмеялась. Слышу разговор по мобильному на весь ресторан. - Выключи телефон. - Чего? - Телефон говорю выключи. -Чего? Первый отрывает телефон от уха поворачивает голову в сторону второго: - Телефон говорю выключи. Второй в трубку: -Ага! Понял, босс. -Чего? Засмеялась. Первый заметил, что я ржу не могу. Изменил траекторию движения и приблизился к моему столику. -Ну что, красава? Очень весело? - Понты. Всё в жизни отдать за понты. Ты знаешь, что если бы понты светились, то Москва могла бы не пользоваться электричеством. -А ты дерзкая, девуля. Я присяду? - Садись, поговорим да пообедаем. - Брысь отсюда! (это не мне, а своему спутнику). Тот быстро исчез за дверью. -Меня зовут Сергей Анатольевич. - Антонина. - Тонечка. Прекрасное имя. У меня тут на три часа стрела, а потом я весь ваш. -О, да до трех часов еще долго. - Как долго? Вот же, без одной минуты. - Это без одной минуты пятнадцать, а не три. Так что забудьте за свою стрелу. Потом ещё забьете. Может выпьем? И вот, чтобы долго не рассусоливать итог: Сергей переехал жить ко мне. Тут-то я уже и выложила всё перед ним. Сначала не верил, что вот так с трусиков три ниточки, но началось моё дело. Потом всё просмотрел. Прочитал. Стал удивляться, что денег нет у фирмы. Рассказала за квартиру, но правда не выдала, что есть небольшие сбережения. Самую малость, чтобы кредит было чем платить. С Татьяной познакомила. Торговлю показала. Сергей оказался на удивление умным мужиком. Первое, что он сделал - это снял на закрытой швейной фабрике цех. Помог всё оформить и запустить. - Тонечка! Запомни! Чтобы было где взять, надо, чтобы кто-то что-то делал. На пустом воздухе не разбогатеешь. Цех работает, торговля торгует, ты как хозяйка большой фирмы нам платишь, а мы - твоя крыша. Долги можешь не отдавать. Какие расчёты между супругами. Да! Вот Таньку свою гони. Она баба умная, вертлявая, но без образования - полный ноль. Так что гони осенью в институт. И квартиру ей купи, или этот подвал подари. Преданные люди всегда в цене. А необразованной, не подкованной дуре и до тюрьмы не далеко. - Да старые мы с Танькой для учёбы. - А я и не говорил, что молодые. Поэтому заочно. Днем пашете, ночью зубрите. И вот еще скажу, если поступите, сниму для торговли магазин. Назовем "Антонина", а директором твоя Татьяна. И так пошло все у нас хорошо, что аж не верилось. Так ровно и гладко не бывает в жизни. Большой цех, больше товара. Пошли заказы. Мечусь от закупок к продажам. Индивидуалка появилась. Ну это - шьем бельё на заказ. Хоть и дорого, но красиво. Есть и такие клиентки, нет, клиенты, потому как разного пола. Сначала я брезговала такими мужиками, а потом ничего, свыклась. Главное, платят много и честно. Мой тоже смотрел с презрением, но потом сказал, что это тоже чей-то бизнес и очень прибыльный. Поэтому нельзя отказывать таким клиентам. Они хоть и скользкие какие-то, но тоже составляют порядочное количество. На индивидуальном пошиве несколько раз нам попадались извращенцы. Придет такое вот чудо. И так себя покажет, и так преподнесет, и потом выкупать товар отказывается. Так мы как придумали, сначала показываем товар, потом озвучиваем цену и просим предоплату. Сразу эти показушники стали отсеиваться. Осень. Мы с Танюхой в институте. На заочное поступили легко. Даже не платили. А вот как сессии пошли. Экзамены. Работы. Тут только успевай отстегивать. Татьяна - нет. Сама старается. Но тоже не смогла всё. Я ей опять помогала. Да оно и навалилось все сразу. Серёжа, как и обещал, купил магазин. Вот так из маленького отдела под лестницей и лоточка на улице мы теперь фирма "Антонина". Производящая все виды белья. От простого детского, до индивидуального пошива высшего качества. Со своими клиентами: звездами, депутатами и другой элитой. Из одного подвальчика с домашней машинкой, у меня в руках целая фабрика. Несколько сот швей и полный штат бухгалтерии. Я руковожу здесь сама. А Татьяна Андреевна в магазине. Забот полон рот Да ещё и в институте она себе ухажера подцепила. Думала так, на погулять. Но в душу влез. Хоть и нудноват, но порядочен. Тоже за образованием пришёл. Корочки нужны. Так Танюша его с производства уволила и себе в магазин определила. Расписались. Теперь там семейный подряд правит. Дома? А что дома? Поначалу всё было прекрасно. Жили нормально. Потом пропадать начал Серёжа. Почувствовала просто - другую завёл. Да и причина ясна. Я забеременела. То тошнит, то просто от него воротит. А то бывает на фабрике завал. Могу три-четыре дня домой не появляться. Вот и не выдержал. Оправдываю его конечно. А что поделаешь, ну не хочу я ничего. Не тянет. Да ещё и про делишки его узнала. Про бандитские. В газете прочитала про убийство, про похищение детей. Провела аналогии со своим. Такое у меня к нему отвращение возникло. Чисто интуитивно. Но на эмоциях я ему все высказала. И вы знаете? Всё оказалось правдой. Это их банда держала в страхе половину предпринимателей города. - А ты что, дура, думала? У тебя и фабрика и магазин. Ты тут труселя нашиваешь и всё такое розовое и пушистое? Да если бы не я, тебя бы уже давно спалили, пепел по ветру развеяли. Я твой счастливый лотерейный билет. Помогал расширяться, увеличивать производство и продажи. Ты же живёшь в золотой клетке. Радуйся. Платишь мизер. У других такой лафы нет. Надо платить по полной, а жалко. Вот те, кто жадничает, и не выживает. И ты с моей братвой не ссорься. Если что, даже я не смогу тебя спасти. Из наших рук два депутата кормятся. Если не будет денег, то нас всех прикроют. И мою банду, и твой заводик. Так что не выпендривайся. Ну ещё и побил меня. Так, слегка,для порядку. Как потом объяснил. Хотя после этого дня, такая процедура для него стала нормой. То пьет, то бьёт. Сбежать хотела, да где там. С ребенком,да и пузом, что уже на нос лезет? Куда там. Дожила. Дотерпела. Родила. Сынок. Сережа настоял - Вениамин Сергеевич. Веня.Венечка. И вылитый Сергей Анатольевич. Ни дать, ни взять, не подкопаешься. Я сама на седьмом небе от счастья, да и мужу нравится. Домой вернулся. Вроде жизнь налаживаться стала. Я ведь перед родами директора на фабрику наняла. Отошла временно от дел. Домом занимаюсь, малышом. Мой мне в помощь старушку нанял. Тенью за мной ходит. Я готовлю, она с Венечкой. Я с малышом, она по дому убирается. Ну, только почувствую я, что она просто следит за мной, подслушивает, присматривается, а потом вечером всё мужу докладывает. Мне-то скрывать нечего, но противно как-то. Гадко. Даже нет, гаденько!Во! Точное слово.Гаденько так понимать, что я - успешная, сильная женщина. Та, что сама смогла подняться с колен. Вот сейчас, когда сложились определенные обстоятельства, и нахожусь под присмотром, как умалишенная в дурке. С нянечкой-сиделкой. Стыдоба. Но ничего. Вот Венечка подрастет, мы все изменим. Да тут еще и Маришка со своей детской ревностью. Привязалась она к Сергею. На меня косо смотрит. Взрослая ведь уже. Школьница. Заберется к нему на колени, и смотрит на нас исподлобья. Как на врагов.А как Сергея дома нет, так до слез дело доходит, где мой папочка? Я совсем не нужна. Вскоре, после меня и Татьяна родила. Тоже сына. Живут не жалуются. Дружим семьями. Сергей им предложил выкупить магазин. В долги влезли, но зато теперь тоже свое производство. Бизнесмены. Моя Танюшка –бизнесвумен Обалдеть. Серёжа даже первый год с них налог не брал. Так они развернулись неплохо. Еще магазины взяли в аренду. Заказы увеличились. Целая империя из магазинов "Светлана". Это она просто о дочке Светочке мечтает. Вот и магазины, и новое пузико. Вскоре родила-таки себе Светочку. Год живем, другой. Все было ничего, вроде и гулять налево перестал, а скандалы и драки один-два раза в неделю устраивает. Как разговор о разводе завожу, то пугает, что весь бизнес себе заберёт. Оставит голой, босой и без детей. Оно мне то и не привыкать, оставаться без копейки денег. Сколько раз уже с нуля начинала, а вот детьми он меня крепко держит. Если я останусь без копейки денег, то отсудить у него, моих же собственных детей, мне не удастся. Я давно не питаю иллюзий. В нашем обществе деньги решают всё. Без начального капитала никуда не денешься. А без детей я просто не выживу. Депрессия добьет пополной. Или с ума сойду, или повешусь. Дети - это всё в моей жизни. В общем, живу как на вулкане. Никогда не угадаешь, что произойдет в следующий момент. И ищу выход. Выход из этой золотой клетки, в которой я оказалась, загнав сама себя, толи по глупости, а может и случайно. Но тут произошли события, которые немного отвлекли меня от всего происходящего в семье и бизнесе. Поначалу я даже не понимала. Просто не до этого было. Но во время последней нашей стычки, с тумаками и побоями, мой всё время упрекал меня в растрате. В сокрытии прибыли денег. Только поздно ночью я поняла смысл этих упреков. Стала анализировать. Ведь после рождения Венечки, я почти полностью отошла от дел. Был нанят толковый руководитель. Он вел все дела. Расчёты с магазинами и поставщиками велись только безналичным расчётом. Через банк. О каких растратах Сергей мог меня упрекать. Значит я чего-то не знаю. Срочно позвонить на фирму и провести полностью аудит предприятия. Я даже встала с постели, чтобы сделать запись в ежедневнике. По таким делам, когда касается денег, Сергей шутить не будет. У него нюх на всякие махинации и денежные дела. А утром пришла Татьяна. Как они отделились с мужем. Стали работать обособленно, то видеться мы стали намного реже. У меня фабрика, у неё магазины. Да детки подрастают. Если увидимся, то больше по работе, в офисе. А тут такая неожиданность. Ко мне домой, да еще в такую рань. Половина восьмого. И вид совсем не презентабельный. Почти как у меня. Я в это время тональным кремом убирала последствия вчерашнего боя. -Танечка! Что у вас на лице? Мне кажется, или вы серьёзно говорили с супругом? Надеюсь, вы обсуждали международное положение и не сошлись в позиции отношения Мексики к Кубе? - Тонечка! Видя вас, я понимаю весь сарказм относительно моего опухшего лица. Но я вас уверяю, что мой супруг точно не выйдет сегодня на работу. Хоть я и испортила свой маникюр, но его лицо выглядит как задница зебры. В полосочку. - И что могло послужить столь красочному макияжу? - Вот по этому поводу я и пришла переговорить. Начну издалека. Вы и только вы являетесь моим ангелом-хранителем и доброй феей. Сидеть бы мне сейчас на сельской усадьбе. Пьющий муж и грязные дети -вот мой удел. Но вы возвысили меня, дали шанс и большие возможности. - Ой, только не надо. Была бы ты дурой, всё прошло бы мимо и ничего у тебя в руках не задержалось. Мне вообще очень странно видеть тебя в таком вот виде. Давай объясняй без сантимоний. Кратко, четко, как мужики. - Ну если коротко, то я тебя обворовала. Точнее не я, а мой муж. - Во! А теперь подробнее. Мои вот эти украшения тоже от того, что муж пытался уличить меня в хищениях и сокрытии доходов. И тут на тебе! Ты с такими вот речами. - Так это он тебя из-за денег так? Изверг. А мой еще утверждал, что никто ничего не узнает. - Может и не узнал бы никто, но у моего чуйка на афёры. Садись, рассказывай. Я ведь на завтра полный аудит фабрики заказала. - Ой, не надо аудит. Я всё тебе отдам ведь после проверки, моему грозит тюрьма, а он сам во всём признался. Вот и тетрадочка его. Здесь все расчёты, что, как, где, с кем и каким способом, а в итоге - общая сумма. Я как вчера нашла эту тетрадочку, так я весь вечер пытала. Всё узнала. Забрала у него карточку со всеми номерами счетов и названиями банков. Так что все денежки я тебе верну. Даже немножко с прибылью от банков. Ты в накладе не останешься.Ты же знаешь, как я тебя люблю. Мы ведь подруги. Не сажай моего оболтуса. Он ведь не со зла. Всё в дом, копейка к копеечке. Ну увлекся. А тебе тоже хорошо. Во-первых, наука. Теперь можно перекрыть все лазейки. Никто ничего теперь не возьмёт. А во-вторых, вот они все денежки. Наличкой часть и на счетах остатки. Что хочешь, то и делай, всё твое. И муж не знает. - Да уж. Задала ты мне задачку. Ну так. Аудит пусть проходит. Я заказывала, мне все результаты на стол и лягут. Тетрадь твоего супруга пусть у меня останется. Сама всё перепроверю, пересчитаю. Сравню результаты. Может по этим схемам еще кто что тянет. Надо предусмотреть. С твоим мужем нормальновсё решим. Пусть остается как есть. В бизнесе у нас он только бухгалтер. Хоть и старший.А фирмы на меня и на тебя оформлены. Ты хищение нашла, мне выдала. На том и стоять будем. Деньги пока припрячу. Если мой что узнает, на стол выложу, а нет, так сама в банк на фирму внесу, и конфликту конец. Ладно! Подруга. Хоть Ты у меня одна, верная и неотлучная. Всегда рядом. - Спасибо Тонечка! Ты одна меня понимаешь. Столько лет. Столько лет - почти целая жизнь, а мы все вместе. Весь день провела на фабрике. Выделили помещения проверяющим. Подготовили документы. Вопросов ни у кого не возникло. Обычное дело, собственная проверка перед налоговой отчётностью. Директору тоже ничего не открыла. Вдруг он тоже замешан в воровстве. Ничего себе, ведь сумма-то! Более миллиона, пусть и не за один год. Проверяла заказы на поставки сырья. Количество отпускаемой готовой продукции. Подписала ведомости на премию и выделение материальной помощи. Но потом стала читать список и позвала секретаря. - Вот тут у вас записан, э-СтельновАлександр Евгеньевич. Почему для всех вы пишите выделить материальную помощь в размере трех тысяч, а для него стоит –десять тысяч. Что за избранность. Предоставьте мне материалы по этому делу. - Понимаете, Антонина Ильинична, за этого Стельного просит и бригадир, и мастер цеха. Он у нас наладчик, на хорошем счету. Вот даже письменное ходатайство. Он одинокий и воспитывает дочь. Но там что-то произошло и теперь девочке требуется дорогостоящая операция. Вот и собирают по крупицам. За него даже по нашему местному телевидению говорили. Да тут в списке многие за него написали на помощь. Чтобы девочке помочь. - Нет, ну раз хороший человек и работник, то исправьте сумму на помощь. Увеличьте вдвое, я подпишу. - Большое спасибо, Антонина Ильинична. Вы добрейшей души человек. Секретарь вышла, а мне подумалось: - Знала бы ты детка, как и мне тоже, в свое время, помог один человек. Светлая вам память, Прасковья Ивановна. Никогда в жизни не забудется ваша помощь. Тихая, без слов. Как вы грозили своей клюкой стукнуть по голове, а я не боялась, и только больше начинала думать. Вроде как взмахи этой клюки подгоняли к моей голове нужные мысли. Так в заботах и делах прошёл весь день. А вечером началось! Как оказалось, мой муженек по всему дому натыкал камер, на предмет проверки прихода ко мне разных хахалей. Вот с одной из камер и увидел, как Татьяна передавала мне деньги. Но так как камера без микрофона, то сути разговора он не знал. Видел только передачу пачек денег. Это был ад И я благодарила бога, что в свое время занималась изучением самообороны. Только и успевала ставить блоки и уворачиваться от прямых ударов. Экзекуция продолжалась до полуночи. Он орал, что теперь точно знает сколько денег уходит на лево с фабрики. Требовал отдать деньги и дать полный отчет о том, куда я их трачу. Потом, видимо устав меня избивать, собрался и уехал. Спала, не спала, точно не знаю. Поднявшись утром с кровати и посмотревшись в зеркало, поняла. Такое кремами не закрасишь. Глаза были полностью синие и заплывшие до уровня тонких щелочек. Губы разбитые и опухли чуть не на пол лица. Пошла в ванную. Долго лежала и отмокала. Делала примочки. Опухоль отступила немного, но полностью скрыть последствия не представляется возможным. Оделась, накрасилась, насколько смогла, одела очки а-ля черепаха из мультфильма про львенка, такие, что скрывали большую часть лица и отправилась на фабрику. Решение пришло, само собой. Еще вчера, во время бойни. Забрала только деньги из тайника. В офисе вызвала директора и секретаря. - Здравствуйте. - Добрый день, Антонина Ильинична. Вчера я подписывала ведомость на выделении материальной помощи. Там у нас проходит одинокий мужчина. Ему требуются деньги на лечение дочери. Так вот, я вынесла решение оплатить больницу, операцию и реабилитацию полностью. Есть у вас сведения в полном объеме. - Да. Вот у секретаря все бумаги. Больница и операция составят около 300 тысяч рублей. - Прекрасно. Добавьте сюда еще сто тысяч на реабилитационный период и еще сто на проезд и проживание отца ребенка. Здесь, на фабрике, мужчине оформить бессрочный отпуск с содержанием. Всё, идите. - А как оформить это в бухгалтерии? - Ой, забыла. Вот, возьмите деньги. Наличные. На фабрике это отображать не нужно. И афишировать тоже. Не хочу, чтобы здесь выстроилась очередь из попрошаек. - Антонина Ильинична, а Стельнов ваш родственник? - Нет. С чего вы взяли? - Ну такая сумма? Полмиллиона! - Вот я так и думала. Начнётся. Зачем, почему? А мне просто, когда я прочитала досье, стало жалко мужчину. После смерти его жены, сам бьётся, воспитывает, всё хорошо и тут бац. Такое тяжелое заболевание. Совсем не хочется, чтобы погибли труд человека и маленькая девочка. Всё ясно? Идите. - Спасибо огромное! Антонина Ильинична! У вас очень большая душа и доброе сердце. Спасибо. - Да идите уже отсюда. Директор и секретарь вышли, но тут же за дверью раздались шум, грохот чего-то упавшего и в дверь ворвалась и, упав на колени, поползла ко мне женщина. Вся в крови, платье разорвано и клоками свисало в разных местах. Черное, перекошенное, окровавленное лицо, я даже сразу и не узнала. Женщина доползла до стола, упала и зарыдала. -Тонечка, прости. Прости. Прости меня, дуру. Это всё я. Прости. -Таня? Это ты? Что с тобой, Танечка? Из вчерашней цветущий красавицы ты превратилась в кучу мусора. Уж прости за сравнения. - Ругай. Ругай меня и даже ударь. Это я вызвала милицию. Я не могла терпеть. Не могла смотреть и видеть, что они творят. Я их вызвала. - Вот. Выпей водички и успокойся. Ничего не понимаю. Вызвала милицию. Издевались. Ты сама вся в крови. И по селектору: - Вызовите врача, Татьяне Андреевне плохо. - Нет, нет не врача. Ты, когда поймёшь,то сама станешь меня убивать. - Таня. Говори толком, что произошло. И тебя, вечную подругу, я убивать не собираюсь. Ты говори. Мы разберёмся. С деньгами ведь разобрались. Вот, попила? Вдохни глубоко и говори. - Среди ночи приехал твой Сергей Анатольевич. Не один. Позвонили. Я открыла и сходу получила в лицо. Как я поняла, он установил слежку и узнал о деньгах, что я тебе отдала. Только он думал, что мы с тобой в доле и это только часть. Он бил меня и требовал деньги. Все. А какие все? Я же тебе всё отдала. Потом выскочил мой из спальни и его свалили одним ударом. Долго били ногами. Они издевались над нами до утра. Потом, когда устали, пошли на кухню.Я думала они выпить там или перекурить. Доползла до телефона и вызвала милицию. Эти вышли из кухни и к нам. Оказалось, что они там готовили место под самоубийство. Ну вроде как мы сами дома подрались, потом мой повесился, а я открыла газ и задохнулась. Это они мне рассказали о дальнейших своих планах. Потом потащили моего на кухню, Он сам был без сознания. Сергей Анатольевич оставался со мной рядом, пистолет был у него в руке. И тут в дверь ворвались сразу трое милиционеров. Твой сходу выстрелил в одного из них и попал. Милиция стала стрелять. Когда он на меня упал, то был уже мертвый. Потому что его расстреляли как друшлаг. Везде текла кровь И я вся в его крови. Потом выскочили еще двое бандитов, их тоже убили, а вот одного взяли живым. И мужа моего из петли успели достать. Бандита повезли в милицию. Мужа забрала скорая. А я к тебе, Тонечка. Повиниться. Не виновата я. Просто не могла терпеть. И жить тоже хочется. - Оно и правда, Танюша. Жить-то хочется. Я сняла очки. - Вот посмотри, как он меня вчера отделал. А ты ни в чём не виновата. Это я сама, с дуру, замуж за идиота выскочила. Думала крутой, деловой. Вместе бизнес держать будем. А он как был бандитом, так им и остался. Горбатого могила исправит. Не зря ведь люди говорят. А ты ни в чём не виновата. Поедем за город. Снимем дачу с сауной. Посидим в воде, отмочим синяки и ссадины, выпьем, а как всё уляжется, мы вернемся. - А как же муж? - Ну и чем ты врачам поможешь? Его пока выходят, вернут в чувство. Как эти звери бить умеют, я знаю. На себе испробовала. Поехали. Не могу я быть на фабрике с таким-то лицом. - А и поехали подруга. Может оно и правда так надо? Мы ведь с тобой издалека лямку жизни вдвоём тянем. Мужья и бизнес это уже второе. Поехали. После небольших распоряжение мы уехали за город. Потом были вопросы, расспросы, похороны.Моя Маришка очень тяжело переживала смерть отца. Винила милицию и бандитов, ведь ей то правду про бандита отца никто не открывал. Вот так, чтобы ее успокоить, и отправила дочь учиться в Англию. В частную школу. Звонит. Ничего. Говорит, что ей нравится. Венечку на время похорон сплавила к Танюхе. Забрала только через месяц, когда прекратились визиты милиции и остыл азарт журналистов и фоторепортеров.Муж Татьяны больше месяца лежала в коме и к нему никого не допускали. Вот Таня и баловала детвору. Зато после комы, муж быстро пошел на поправку. Выписался и они вместе улетели на Кипр. Отдохнуть. Я присматривала за их бизнесом. Торговля тоже ничего, но это не моё. Я не люблю такой, взял - продал. Моё это взял, что-то придумал, сделал, а потом продал. И доволен результатом. Прошло три месяца. Все улеглось, затихло. Фабрика работает. Купили новую машину, она на ткани вышивает любое слово, заложенное в память. Мои менеджеры предлагают вышивать логотипы раскрученных фирм. Но только изменив в слове одну букву. Так не придерешься и не прокопаешься. Ну вот типа спортивные костюмы фирмы "Adidas". Мы под этим брендом выпускаем спортивное белье "Аддидас" или "Адиддас". Ну или что-то в этом стиле. Работа, заботы, всё постепенно вытесняет в прошлое. Даже Маришка звонит со своей школы и улыбается в экране монитора. Первое время ведь даже не разговаривала, а только тяжело дышала, дула свои губешки и односложно отвечала на мои вопросы. Время лечит Наверное, если я бы его любила, мои раны долго не смогли затянуться. Так как это было с моим первым Сергеем. Наверное, такой я человек. Властный, сильный, но глубоко ранимый. А может жалость правит миром? Кого жалко - того и любим. Или может любим, от того, что жалко? Но не хотела бы я, чтобы меня любили из жалости. Эх, годики то летят, и где оно, это моё женское счастье? Заблудилось, наверное. Опять пришли. Целой толпой. Галдят. Шумят. - Так. Тихо, сели и говорим по очереди. Кто хочет крикнуть, встает, идет в коридор и кричит. Потом возвращается. - Это, Антонина Ильинична. Тут такая загвоздка. Надо отлаживать и настраивать машину. - Ну? - Да что ну? Надо вызывать мастеров с завода. Это их обязанность установить и запустить машину. - Правильно. А в чём суть вопроса? - Да вот Стельнов твердит, что пока приедут, настроят, уедут, с месяц пройдет, а он берется сам за неделю всё запустить. - Ага. Александр Евгеньевич, кажется, вы у нас в наладчиках? Вы гарантируете нам, что машина будет работать? - Антонина Ильинична, спасибо, что вы помните моё имя и кем я работаю. Также спасибо вам огромное за помощь на лечение дочери. Вы человек занятой, и я не смел вот так просто прийти, чтобы поблагодарить. - Давайте о машине. Хотя нет. Как дочка себя чувствует? - Вы знаете, прекрасно. Операция и реабилитация прошли успешно и у нас теперь роскошные рыжие кучеряшки. Раньше она была черненькая, в маму, а теперь рыжулька. В кого это, может какая бабка в родне. Ой, простите. Машину я запущу сам, со своей бригадой. - А вы знаете, что если не запустит и разберет, то мы лишаемся гарантии завода. А это не три рубля на дороге. Это почти миллион. - И мы этот миллион запустим и заставим на нас работать. - Всё! Решено. Наши ребята сами справятся. Идите работайте, Александр Евгеньевич. На вас вся надежда. Доклады по сборке и установке от моих помощников были каждый день противоречивы, поэтому приходилось самой ходить и смотреть за работой. У мужиков дело спорилось. Двигались и действовали хаотично, но каждый отвечал за свое и выполнял только ему отведенный процесс.И только Стельнов отрывался от работы и давал четкие указания для остановившегося. Работа спорилась,я ведь сначала думала, что это какая-то особая швейная машинка, но станок оказался многофункциональный. Минус моим помощником, не объяснили. В станке одновременно выполнялось несколько операций. Этикетка вышивалась, обрезалась, обверлочивалась.Раз. Второй процесс - это производилась самоклеящаяся этикетка в рулонах.И третий, наверное, самый ответственный процесс - это вышивка надписи на самом товаре. Будь то футболка, бюстгальтер или трусики. Ой. Кажется, меня опять понесло по производству. Ведь так всегда бывает, когда живешь своей работой и любишь её. Только на четвертый день я обратила внимание, что Стельнов небритый и выглядит как-то не ахти. Спросила у проходящего наладчика, в чём дело. - Так он же домой не ходит, Антонина Ильинична. Он же живет здесь и во всю старается. - Так у него же дочка есть. С кем там ребёнок? - Да, вроде, там соседка, бабушка приглядывает. Да как же так можно. Какую-то машину променять на ребёнка. Отправляйте его домой. - Он не уйдет. Мы пытались отправить. Он говорит, что не может не оправдать возложенных на него надежд. Вы помогли ему, и он теперь для вас сделает всё, что угодно. В лепешку расшибется, но сделает. - Позовите начальника цеха. Вот идет. - Здравствуйте, Владимир Петрович. У вас в цеху стоят машины с компьютерными чипами и бегают тараканы. Через час приедут люди для обработки цеха. Всех срочно отправить по домам. - А как же рабочее время. - Так всего час остался рабочего. Они тоже не могут работать ночами. Все, выгоняйте всех. - Стельнов не уйдет. - Как это? - Он сказал не выйдет пока не сделает. Он даже обедает рядом с машиной. - Я его беру на себя. А вы давайте всех остальных. Ну, не буду рассказывать в подробностях, как я утащила его из производства. Усадила в машину, и он в ней сразу уснул. Как в кадрах узнавала его домашний адрес. И когда приехала, то увидела совсем не респектабельный маленький домишко. И про маленькую девочку, одиноко играющуюся в, с любовью сделанной, песочнице, не буду рассказывать. Скажу только, что с Танюшкой мы быстро подружились и нашли общий язык. Наш "Евгенич" проспал в машине всю ночь. Утром мы его подняли и накормили вкусным завтраком. Отправили на работу, а сами сначала познакомились с бабушкой соседкой, а потом поехали знакомиться с Венечкой. Еще с неделю длилось противостояние. Танечка уезжала домой на ночь, а утром к Венечке, где за ними приглядывала гувернантка. Только после того, как была запущена в действие машина, отложена стабильная работа, только после этого состоялся серьезный разговор. - Александр Евгеньевич. За выполненную работу, вам полагается вознаграждение. Премия будет выписана и выплачена. Со своей стороны, я хотела бы назначить вас начальником цеха. Вы пользуетесь большим авторитетом у людей и, видя вас в работе, считаю, что вы справитесь с возложенными на вас обязанностями. - Большое вам спасибо, Антонина Ильинична, за премию, но разрешите мне отказаться от должности начальника отдела. Каждый должен выполнять свою работу на отлично. Вот я на своем месте, потому, как хорошо знаю работу и выполняю. А если я стану плохим начальником, то ни вам, ни мне от этого лучше не будет. - Как скажете. Настаивать не буду. Хотя по зарплате вы много проигрываете, оставаясь без должности. А в вашем положении деньги не лишние. - Ну деньги никогда лишними не бывают, только я привык зарабатывать их, а не получать на халяву. Горечь хлеб подачек. Через полгода мы стали жить вместе. И вы знаете, как приятно чувствовать себя слабой женщиной. Когда о тебе заботятся, ухаживают, помогают. Это на работе я монстр и директриса, а дома я в подчинении. Вот теперь я в браке пятый год. Маришка уже девица. Учится хорошо и домой не собирается. Будет поступать. Танюшка и Венечка уже школьники. Появились новые друзья и подруги у нас. Ходим изредка в гости, в театр, на городские праздники. Из прошлой жизни осталась только Татьяна Андреевна. С которой мы устраиваем изредка девичьи посиделки. Вспоминаем былое. Начало нашей швейной деятельности. А так! Фабрика работает, магазины торгуют. А я живу как все. Дом, семья, работа, дети. И так мне нравится моё тихое семейное счастье. Чего и вам желаем. Счастья, любви и здоровья вам. Андрей Панченко Симферополь

Варвара Николаевна Ну что я вам скажу, молодой человек. Вы пришли в мой юбилей с такой просьбой, рассказать о моей жизни. Это конечно возможно, хотя многие соседи считают меня умалишенной. Оно и конечно. Мне сегодня исполняется сто лет. Сменилось уже четыре, а где и пять поколений семей. Ушли и пришли на смену тысячи правителей. Уже дважды сменился строй правления в нашей стране, а я все живу. У меня другие взгляды и нравы. Многое из того что привычно и обыденно для вас, шокирует меня ежедневно. Возьмите простой телефон. Как то в десяти или девяти летнем возрасте я зашла в кабинет директора нашего пансиона. Там на столе стоял телефон. Для меня это было сверх чудом. Я подняла трубку и услышала женскую речь. Бросила трубку на место и убежала. Потом всему классу хвасталась, что видела и слышала. Многие мне даже не верили, как железка может разговаривать? А вы теперь телефоны носите в карманах - это ли не чудо, которое вы просто не замечаете. Давайте вы придете завтра, и мы продолжим нашу душещипательную беседу. Для вас будет только одно условие -*при моей жизни прошу не публиковать данные записи*. Я буду с вами откровенна, возможно, это надо для истории, но некоторые сочтут это - бред сумасшедшей и упекут меня в желтый дом. Кстати знаете, что это такое? Раньше, деревянные дома окрашивали в синий или зеленый цвета. Ставни и наличники на окнах и дверях, в белый. В желтый цвет, полностью был окрашен дворец умалишенных, а в красный, находящийся за городом лепрозорий. Это два таких дома, откуда люди не возвращались. И если желтый дом еще посещали родственники больных, то в красный дом даже продукты не завозились, а перебрасывались через забор. Врачи, которые пытались лечить таких больных, чаще всего сами заболевали и умирали там же. Хотя, я вам могу сказать, всегда находился умник, который считал себя гением и решал, что сможет помочь таким людям. Каждый умник вел записи, как и чем, лечил проказных больных. Каждый оставлял новые записи, а последующий их читал. Я не знаю точно, когда было выведено лекарство от этой болезни, но точно знаю, что красного дома за городом нет уже давно. Я вот говорю вам красный, а на самом деле он был красно-коричневый. Такой цвет, запекшийся крови и в народе боялись и желтого и красного домов. Не знаю даже какой из них больше. Попавший туда человек, исчезал на веки, невзирая на возраст. Ну что, Андрюшенька, хорошее начало для вашего рассказа? Тогда можете поставить его как предисловие и приходите завтра. Вот вам список продуктов, что мне необходимы. К этому купите, вы пьёте кофе, тогда два пакетика кофе, пачечку на 25 пакетиков чая, ну и на ваше усмотрение печенья. Ну не могу же я на сухую вспоминать и рассказывать всякие истории. Мы будем с вами пить. Я вспоминать, а вы записывать. Я бабушка молчаливая. Мне уже год как не с кем поговорить. До завтра. День первый. Доброе утро Варвара Николаевна. Вот принес как вы и заказывали. Все по списку, цены и суммы я указал, потом пересчитаете. Давайте я ваш самовар включу. Где прикажете накрывать стол, на кухне или в комнате. -Давайте, дружок, в комнате. Что-то я мерзну. Я там у себя в кресле пледом укроюсь и вам расскажу, наверное, обычную историю про школу. И заранее прошу простить, если будут нелестные отзывы в вашу - мужскую часть населения. Вы же не виноваты, что родились мужчиной, то есть потребителем, захватчиком и эгоистом. А большинство из вашего класса являются именно такими. Хотя есть, конечно же, и исключения. Но они именно исключения. Что-то я агрессивно начала. Самовар вскипел, несите в комнату. Я ковыляю следом. Вот, вы за столом, там удобнее писать, а мне подайте чай сюда. Садитесь и слушайте. Начну я с очень далекого, и для всех вас такого непонятного и непостижимого 1910 года. В семье мелкого булочника родилась шестая подряд дочка. Все девочки погодки, но отцу очень хотелось иметь мальчика. Продолжателя имени и прямого наследника. Пусть небольшого, но и прибыльного и довольно вкусного дела. Сын родился только девятым. После чего, наша измученная матушка покинула сей мир. Все тяготы ведения домашнего хозяйства легли на плечи самых старших сестер. Девятилетней - Лизаветы, восьмилетней - Анны, и семилетней - Антонины. Лизавета - как самая старшая, управлялась на кухне. Ей, без оплаты, только за еду, помогала соседская бабка - Алевтина. Как матушка померла, так Алевтина даже домой не ходила. Жила на кухне. Ну а что вы хотите, маленькому то водички дай, то молочка подогрей. Это у вас сейчас газ и спички, вон самовар электрический. Мы то жили при свечах и угольках. Печь на кухне должна всегда быть горячей. По этому все угли сгребали в уголок, присыпались золой, так и тлели до утра. Самовар тоже часто заполняли шишками. Они долго тлели, и вода оставалась теплой. А вот, кстати. Меня часто спрашивают, для чего сапог одевают на самовар и что-то делают, опуская и поднимая голенище. Вот послушайте. Преследовались две цели. В каждой семье самовар - это как начало и основа семьи. На свадьбу всегда дарили самовар. Без него никуда. У самовара две емкости. Первая, наружная - для воды. Ну, вроде как чайник. А внутренняя емкость - это топка. Я вот где то читала что на севере, что бы сварить уху, на берегу озера вешали большой мешок из шкур. Заполняли его водой, крупой и рыбой. Рядом разводили костер. Почему рядом? Да чтобы шкура не сгорела. В костре, что рядом, нагревали камни и по очереди кидали камни в котел из шкур. Сами камни остывали, но нагревали воду в котле. Остывший камень вынимали и ложили опять в костер, а другой - нагревшийся опять кидали в воду. И так до тех пор, пока уха не будет готова. Вот представьте себе, какое неудобство. Песок, пепел и зола. Все было в этой ухе. У нас в самоваре все было отдельно. Снималась крышка, заливалась вода из колодца. Крышку закрывали, чтоб в воду ничего не попало. Следом, в отверстие для трубы, из печи закидывались красные, горящие или тлеющие угли, а сверху щепки, дрова или шишки. Спички - это большая роскошь. Все от уголька. И самовар, и печка, и даже пожары. Но уголек это еще не огонь. С бумагой тоже проблема. Газеты мы не выписывали тогда. Их покупали на улице и за газету давали одну вторую копейки. Это довольно дорого по тем ценам. Так как пол копейки стоила баранка, на лотке моего отца, а копейку - целый бублик с маком. Так вот. Закинув в топку самовара угли и щепки, надо было раздуть огонь, что бы вода вскипела. Если дунуть в трубу сверху, и снизу из зольника, и из трубы в лицо летел пепел. Если дуть снизу, через зольник, то надо ложиться на пол. А он чаще всего земляной. Будешь весь грязный. По этому, брали сапоги. Сначала один, а затем другой. Одевали голенищем на трубу и то, поднимая, то опуская сапог, создавали движение воздуха внутри топки самовара. Щепки загорались, туда добавляли дрова или шишки. Одевали трубу одним концом на самовар, а другим вставляли в отверстие в печи, сделанное специально для лучшей тяги. От всех этих действий была еще и вторая польза. Для сапог. Дым и жар из трубы самовара убивал в сапогах и запах, и грибковую плесень. Мужики ведь весь день ходили в сапогах. С утра и до самого сна. Вонища от ног, неимоверная. А после обработки на самоваре, еще и ничего, терпимо. При этом крышка самовара защищала воду от любого загрязнения. Самовары чаще всего были ведерные - на восемь, десять литров. Семьи большие. Как сядут все чаевничать, то попять, семь стаканов зараз, да семьи русские по семь, десять душ детей. Вот и считай. Вскипел самовар, по три стакана выпили и опять ставь, кипяти. Ни каких спичек не напасешься. Вот самый большой самовар я видела в своей жизни, так это в пансионе, куда отец отправил меня учиться. Литров на пятьдесят он был. Сапог на него не одевали, но и щепками не топили. Щипцами из печи брали головешки и кидали в трубу. Следом мелко порубанные дрова. Хотя вы и это не поймете. Вы сосны вековые видели? По тридцать сорок метров в высоту. Вот в обхвате они до полуметра. Такие сосны пилили на чурки. Метром длинной. А потом чурку кололи на четыре части. Вот какие дрова у нас были дома. Но у нас пекарня, а в обычных домах чурки делали покороче. И рубили чурку на шесть частей. Мелкие дрова это когда чурку на восемь частей рубили. Ну, это вроде я все про самовар рассказала. А, нет. Когда вода вскипела, то из-под крышки, шел пар, а если нальешь много воды то и кипяток. Внизу самовара есть носик с краном. Ручку крана поворачиваешь по длине носика и наливаешь в стакан кипяток. Чтобы самовар не кипел постоянно, снимали трубу и закрывали специальной крышечкой. Когда жар в топке спадал, крышечку приподнимали, и тлеющие угли весь день держали самовар горячим. Воду из самовара использовали в основном только для чая. Еду готовили в чугунках. Снизу чугунок был узким, а сверху широким. Во-первых, когда чугунок стоял в печи, дрова и угли горели снизу, охватывая пламенем всю площадь. Во-вторых, что бы поставить или достать чугунок из печи использовали ухват. Это на длинной палке были такие закругленные рожки. Их продевали на чугунок снизу, где узко, поднимали выше, где шире и вот так поднимали и доставали чугунок, с кашей или супом. Часто нам Лизавета делала кашу с тыквой. Промоет пшено, порежет тыкву на кубики. Все сложит в чугунок, зальет водой и на всю ночь в печь, подальше, где нет огня, но есть жар. До утра каша томится в чугунке под крышкой. Иногда вместо тыквы использовали репу. Но это редкость. Репа растет севернее, и к нам ее изредка привозили. Отец брал мешок репы за копейку и прятал в чулане на зиму. К праздникам. Утром, когда все проснутся, старая Алевтина, доставала из печи большой чугунок с кашей. Потом раскладывала всем по плошкам, стараясь ни кого не обделить. Каждый кусочек тыквы или репы, это лакомство повкуснее нынешних сникерсов. А если кашу забеливали молоком, то праздник был полным. Ну да! Забеливали - это когда кипятили молоко, добавляли в него кипятка и заливали в плошку с кашей. Днями мы играли во дворе. Ни трусов, ни носков не носили, и жизнь у нас была светлая и безмятежная. Когда случилась революция, я уже немного соображала, но все одно была далека от каких либо понятий. Помню только что приходили к отцу люди, обзывали его рабовладельцем. Выгнали Алевтину на улицу. К тому времени только помню, что у нее дом сгорел. Не знаю что там да как, но идти ей было не куда, и она пряталась в сарае, пока у нас в доме искали золото и избивали отца. А какое золото? Не знаю. Прибыльный бизнес отца мог прокормить только нашу ораву. На нас кричали, что мы буржуи и рабовладельцы. Когда все ушли, ничего не найдя, вернулась Алевтина. Отпаивала отца травами, а ссадины лечила примочками. За неделю подняла на ноги. И отец вышел работать на пекарню. Но дело было плохо. От нас отвернулись многие люди. Плохо шла торговля. Большую часть того, что выпекал отец, приходилось, есть нам. Сушки, блики, баранки и вода. Вот весь ассортимент на многие дни. Но это длилось не долго. Лизавета очень удачно выскочила замуж. Хоть и совсем молоденькой, а муж ее на много старше, но она, научившись дома ведению хозяйства, организовала у себя в семье полный матриархат. С ее требований к мужу и началась у нас нормальная жизнь. С нас сняли клеймо врагов, и отцов бизнес вновь стал приносить неплохую прибыль. Семья ожила. Правда я в то время не жила дома. Меня, и еще двух моих сестер, отдали в детский приют, а от туда в пансион на воспитание. Пансион - это такая школа, где ты постоянно находишься. Если у тебя есть родственники, как у меня, то в выходной отпускали домой. Когда у отца пошло дело на лад, мы хотели вернуться в дом. Но отец запретил. Сказал, что не в состоянии обеспечить наше обучение, а пансион давал и жилье, и питание, и образование. Давайте на сегодня закончим. Приходите в следующий раз. Я у вас по списку на среду. Вот и прекрасно, расскажу вам про школу, про моду и русскую печку. Список продуктов что купить, я вам дала. Дверь тогда прикройте поплотнее. Среда. Ну, здравствуйте друг сердечный. Слушатель безупречный. Сегодня мы долго не поговорим, немощно мне что-то. Согрейте чайку и все принесите сюда. Уж поухаживайте сегодня за старухой. Ох, хорош чаек заварился. Спасибо, что угодили. За это я вам про школу, точнее пансион расскажу. Тяжела жизнь была в пансионе. Девочки постарше всегда помыкали младшими. Помыть полы, застелить постели. Только на кухню все ходили лично. Там можно было съесть что - либо дополнительно, или более вкусное. Я напомню, шли двадцатые годы. Голод и разруха, болезни до смерти из-за отсутствия лекарств. Больше всего нас донимал холод и не только зимой. Притом, что еды практически не было, из одежды тоже мало что нам давали. Все без исключения девочки ходили в балахонах, типа мешка. Сверху и по бокам в мешке делались три отверстия, для головы и рук. Все! Это вся одежда. На ноги мы вязали себе носки. А так же рукава и воротники. Сами. В пансион привозили мешки с вонючей шерстью, не известного происхождения. Мы думали, что это шерсть собачья. Так как именно собаками она воняла. Самих собак съедали, а шерсть состригалась и отправлялась в детские дома и приюты. Мы шерсть стирали, пряли и потом вязали носки себе и более младшим девочкам. Все, что было связано больше необходимого, продавалось или выменивалось на продукты, руководством пансиона. Мы же все равно мерзли. По полу гуляла поземка. Снизу под мешки задувало, вся нижняя часть тела была всегда ледяной. Панталоны выдавали только девочкам из двух старших классов. Просто взрослели мы намного позже, чем это происходит сейчас и все женские проблемы не доставались нам в детстве. Я и в куклы игралась до пятнадцати лет. Уже позже, в предпоследнем классе, меня настигли все эти проблемы. Это сейчас иди и купи, а тогда надо было придумывать и решать все самостоятельно. Пока грудь была маленькой, никто ее не замечал. А вот когда вырастала, а мы русские женщины, тогда директриса давала три носовых платка. И что? А то! Один платок скручивался в жгут и вешался на шею, а два других, по отдельности каждый, складывался пополам с угла на угол. Полученный треугольник подкладывали под грудь, и три свисающих уголка поднимались наверх и привязывались к платку на шее. Вот так получался лифчик. Кстати сказать, тогда его называли бюстодержатель, а купить его не представлялось возможным. Во-первых, дорого, а во-вторых, большая редкость. Будучи в предпоследнем классе, мы попали на тот момент развития, когда стали появляться первые трусы. Именно трусы, а не трусики как сейчас. Основная одежда, это панталоны. Они могли быть до колена или ниже колена. Как ныне бриджи. Снизу по краю продевалась веревочка и затягивалась по ноге. Так было намного теплее. Некоторые модницы веревочку пускали не по краю, а отступив несколько сантиметров. Получались, модные на тот момент, панталоны – мотыльки, украшенные по краю рюшами или просто каймой. Бесстыдницы обрезали низ панталонов и завязывали веревочку выше колена. Это было полное безобразие. Многие возмущались, а учителя даже задирали юбку и проверяли длину портков. За слишком короткие края могли наказать розгами. Хотя, в принципе, это никого не трогало, ведь наши платья балахоны, были до пола, это раз, и в нашем пансионе не было ни одного мужчины или мальчика. Можете себе представить, какой переполох в нашем девичьем царстве принесла страница из модного журнала, принесенная неизвестно кем, где была изображена женщина в трусах. Их вид напоминал современные мужские шорты или семейные трусы. Но на тот момент, это привело к многочисленным диспутам и дискуссиям. Стыдоба то, какая, совсем голые ноги хоть и под юбкой до пят. Иначе сказать, если до этого года, все наше внимание и увлечение было привлечено обучением и шитьем с готовкой, то начало этого года ознаменовалось новыми веяниями моды в нижнем белье и верхней одежде. Скорей всего это было связано с тем, что к началу учебного года, почти все мы стали девушками. И из-за различных особенностей тела, приходилось переделывать наши балахоны в подобие платьев, с выточками, вставками, воротничками и рукавчиками. И тут уж фантазия могла разгуляться везде, кроме как длинны юбки. Укорачивать свои платья запрещалось даже на сантиметр. Но не в длине счастье. Из плотных ниток, и светлой шерсти, плелись прекрасные кружева. Которыми и были украшены воротничка, рукава, юбки и даже карманы. Так прошел очередной учебный год. Тут бабушка пошалит, Вы не против? Я расскажу вам интересную историю про последний год своего обучения. Последний год. Последний год обучения, ни чем бы, ни отличался от предыдущих, если бы не одно - но. Нам выдали, старые, потрепанные, дореволюционные учебники и среди них учебник анатомии человека. Картинок практически не было. Только чертежи, графики и несколько набросков. Если помните, то пансион у нас чисто девичий, и устройство человека, и особенно последняя глава -*Размножение*, привлекли особое внимание и были выучены наизусть. Как то на классном диспуте по поводу успеваемости, кто-то поднял вопрос о последней главе. Сначала некоторые возмутились распущенностью и бесстыдством подруг. Но потом оказалось, что этот вопрос волнует практически всех. «Как так получается что половой орган у мужчин, находящийся, как и у женщин, прямо внизу, но имеющий позади себя еще и мешочек, не пачкается при дефекации в каловых массах». Сначала я даже не поняла вопроса. А вы, кстати, не смейтесь, молодой человек. Вопрос- то довольно серьезный. Так вот. В классе разгорелся спор, доходящий до крика. Я думала вмешаться, а потом решила дождаться до того как они придут к какому-то выводу. Но не дождалась. Когда немного поутихли, я встала и пошла к доске. Мой рисунок больше походил на карикатуру, но все же он объяснял, что и где находится у мальчиков. - Что это такое? - Это брехня! - Да откуда она знает? Неслось из разных сторон класса. - Дело в том, что у меня в семье девять детей и самый младший у нас брат. И мы все, девочки кто постарше, ухаживали за ним и видели, как там все устроено. Писяют мальчики из этой палочки, находящейся не прямо внизу как у девочек, а чуть впереди. Это и дает возможность не пачкаться. Эта палочка и помогает прилепиться к женщине, для того чтоб получились дети. -Бесстыдница. Как не совестно. Бойкот ей. Ни кто с ней не разговаривайте. Она видела, а может даже и трогала эту гадость. Как можно с ней даже за одной партой сидеть. -А ты, Фатима, не кричи. Ты больше всех участвовала в обсуждении и кричала что все мужики как бараны в стаде твоего отца. Они все воняют. А тут нашелся человек, который правду рассказал. Бойкот мне тогда не объявили, но и в классе мы не доучились до того, чтобы с учительницей обсудить эту главу книги. Дальше нас учила жизнь. Дело в том, что в стране начинался голод и нам, сразу после нового года, выдали аттестаты и спровадили на улицу. Все разъехались, кто куда. Сестры, что помладше, остались учиться дальше, а я приехала домой. Отец сильно постарел. Я побыла дома недельку и что бы не быть обузой, записалась в стройотряд и уехала на стройку. Пять лет строительства. Потом новая стройка. Весело жили. Хоть и трудностей много, но весело. Комсомол впереди. Участвовала в самодеятельности. Окончила курсы медицинских сестер. Пыталась даже в авиа кружок записаться, но оказалось, что я боюсь высоты. Стала складывать парашюты, и познакомилась с таким парнем! Любовь! Чувства! Но я же комсомолка! Как со всем этим? Три года встречались. Скрывали свои чувства. Все тайна покрытая мраком. А тут переехала на новую стройку. Там и поженились. Когда у нас родился сын, мы выпросили неделю отпуска, и уехали ко мне домой. Отец уже был лежачий. Дело захирело и пришло в упадок. Ни кто из моих сестер не продолжил отцовского дела. Брат же выучился на моряка и пропадал теперь где-то на северном флоте. По устным указаниям отца, мы замесили тесто и сделали пробную партию бубликов. Я, в одной руке с малышом, а в другой с лотком, полным продукции, пошла на базарную улицу. Разукрашенный лоток узнавали издали. Кто-то даже вспомнил меня. Похожа я на отца. В итоге бублики расхватали за час. Наверное, соскучились. Но то, что я за один час заработала то, что мы на стройке получали за неделю, так понравилось мужу, что мы уже ни куда не поехали. Написали на стройку письмо и приложили справки отца. В связи с тяжелым положением, просили уволить и выслать документы. Нас уволили, все там нормально. Но здесь получилось не так как хотелось. Во-первых, не так много товара расходилось. Во-вторых, надо было закупать муку и другие продукты, а они слишком дорожали. А поэтому дорожали и наши товары. Надо было чем-то жертвовать. Уменьшать производство. Наша артель «Московские баранки». Поэтому не делать баранки просто не возможно. Бублик это единственное что продавалось, горячим или свежим. Сушка на шпагате, любимое лакомство для всех к празднику. Пришлось урезать свой, домашний бюджет. А тут еще я со вторым ребенком. Плохо ходила, тяжело. Но ничего, разродилась. Второй тоже сынок получился. Муж так радовался, что запил. Пошла у нас другая жизнь. Денег постоянно не хватало, а те, что появлялись, сразу муженек пропивал. Старшенькому моему исполнилось десять лет. И аккурат в канун именин, я и выгнала из дому своего запойного. Не смогла терпеть побои и измывания. Мало меня, он и на детей руку поднимал. Закончился сороковой год. Многие говорили о войне, а у меня наоборот все хорошо. Я пеку бублики - баранки. Старшего отправляю торговать. Не жируем, но для нас хватает. Одно плохо, уже который год отец лежит. Не отпускает его болезнь. Я его и в больницу определяла. И на дом врачей приводила. Все без толку. Ни как не идет на поправку. Умер он в день начала войны. Поплакала я, а потом подумала, что Бог обо мне позаботился. Руки развязал, теперь можно попробовать от войны убежать. Устала. Вы все записали молодой человек. Теперь, пожалуйста, подайте из серванта, бутылочку с наливкой. Я Вам такие вещи рассказываю! И самой тяжело, да и помянуть папашу надо. Давайте со мной по сто грамм. Сама делала, еще тогда когда бегала. Так что наливочка выстоянная. Уж лет пять, наверное. Давайте не чокаясь. Светлая память рабу божьему. Эх, хорошо. Отец тоже любил на праздник. Царствия небесного. Хороший был человек. Отложим на потом воспоминания. Я вам списочек приготовила, что мне нужно купить. И не удивляйся. Это я себе на поминки пять бутылок водки заказываю. -Варвара Ивановна, так водка не хранится больше года. Она хоть и не прокиснет, но запах у нее будет отвратительный. -А ты, мальчишка, думаешь, что я больше года протяну? Тогда ладно, не бери. Купи еще печенюшек к чаю, вместо водки. Давай до пятницы. До свидания. Пятница. Доброе утро, молодой человек. Вы как всегда точны и с полными сумками. Как там ваша маменька? Ну, раз вы пришли, то значит, еще болеет. Передайте ей привет и мои пожелания скорейшего выздоровления. Давайте, пока греется вода на чай, продолжим. Убежать от войны не удалось. Пока похороны, документы, все в этом хаосе и неразберихе. В общем, пока думала и гадала, в город вошли немцы. Городок то у нас небольшой, поэтому его и не бомбили вовсе, да и не воевали. Так и сдали, тихо. Началась другая жизнь. Все по домам сидят, боятся. Да и не зря. На стенах везде указы расклеены. Читать, не перечитать. То нельзя, а за это убьют. И слышали выстрелы. Видели много убитых. Но жить надо. За детей боюсь сильно. Старший все воевать хочет. Так я их в погребе закрываю на день. Сама напеку бубликов немного, и на рынок. Денег то у людей нет, а вот на обмен и лук, и соль, и даже сало выменивала. Вроде все устоялось. Но вдруг за городом что-то бабахнуло. Вроде партизаны железку взорвали. На рынке всех хватали и в машину грузили. Сказали, что на расстрел повезут. Меня какой-то ихний офицер схватил за волосы и поволок. Затолкал в подъезд дома. Со всей силы стукнул в лицо. Я упала, лежу на него смотрю, а он палец к губам подносит, молчи мол. Лежу, молчу. Он вышел. Взревели машины, перестали лаять собаки. Тишина. Офицер опять зашел. Помог подняться. Потом показывает то на квартиру, то на небо, а то глаза закрывает. Не сразу, но поняла. Придти надо вечером. Постирать ему белье. Так я стала служанкой. Закрою детей в подполе, а сама к офицеру. Стираю, убираю, готовлю. Вечером он мне хлеба или сахара. А через пару дней как захватил своими лапищами, повалил на пол, так и поимел. Да я и не сопротивлялась. Во-первых, у меня дети. Если пристрелит меня, что с ними будет. Во-вторых, у меня мужика больше года не было, а в третьих он мне денег дал и бумажку желтую. Пропуск, с которым и днем и ночью ходить можно. Даже один раз, во время облавы меня этот пропуск спас. Это оно потом, хорошо осуждать было, а тогда, когда на улице замерзали. Когда от голода пухли. Хорошо Ленинграду, за него все говорят, а вот каково в других захваченных местах жилось, молчат. Когда у меня связь с этим офицером наладилась, то ко мне перебрались две сестры с детками. Стали мы всемером жить. Мой офицер помог оформить документы на частную торговлю. Уже сестры стали готовить и продавать. Все официально. Тут раз, и этого офицерика отправили куда-то. Вообще хорошо стало. Ни кто меня не насиловал, да и в прачки мне не надо было ходить. Правда, стало хуже с продуктами. Но не успела я порадоваться такому освобождению, как сестру схватили на рынке при облаве. Я с пропуском кинулась в комендатуру, но вместо того что бы помочь, сама угодила в поезд, увозящий людей в Германию. Пропуск не помог, а слезы и мольбы о том, что одни остаются дети, привели к тому, что один из полицаев сказал: -Будешь Я ватник!, твои голодранцы окажутся рядом. А оттуда как и с того света, еще никто не возвращался. Так что заткнись, смирись и надейся, что хоть кто-то из оставшихся накормит твоих. И что оставалось делать? Я умолкла, и стала думать, что будет с оставшейся сестрой и четырьмя детьми. Каково им теперь? Двое суток держали в вагоне, давали только ведро воды в грязном ведре, даже в туалет не выпускали. А потом повезли. Медленно. Как потом нам рассказали, то везли какое-то начальство и документы. А вагоны с нашими людьми прицепили в начале и в конце поезда. Так боялись, чтобы их партизаны не разбомбили. А нас все-таки взорвали. Точнее мост перед нами. На Украине. Эшелон расстреляли и сожгли, а нас выпустили. Я хотела сначала домой бежать, но поняла, что не получится. Приближалась зима, да и пропуск мой отобрали. Немцы загребут или с голоду, где в лесу незнакомом сгину. Подумала, и осталась с партизанами. Вспомнила, что когда-то оканчивала курсы санитаров. Вот и пристроилась к медсанчасти. Так до прихода нашей армии по лесам и жили. Лечили раненых и местное население. А когда наша армия пришла, то я с ними дальше пошла воевать. Только в сорок четвертом получила весточку из дома. Сестра отписала, что все детки живы. Это было самое лучшее известие на тот момент. Даже лучше того, что немцы бегут. Войну свою закончила под Кенигсбергом. Получила контузию и тяжелое ранение в спину. Это когда солдатика на себе тащила, нас минами и накрыло. Пока в сознании была, видела, как бегал мой майор, все для меня лучшего врача искал. А у нас в госпитале все лучшие были. Сейчас таких нет. Потом я отключилась, и помню только госпиталь в Горьком. Выписалась только в сорок шестом. Врачи думали, что вообще не выживу. А я ничего, оклемалась. Вернулась домой. Там тоже новости. Муж с войны домой, без ноги вернулся. Мне так сразу и сказали, что у него с сестрой - семья. Забрала я своих деток и на край города. Нашла полуразрушенный сарайчик. Заселились. Сама по памяти сложила печь и стали мы бублики печь. Захотелось возродить отцовское искусство. Но тяжело люди жили после войны. Хотя и делали нам послабление. То цену немного снизят, то карточки на что-то отменят. У меня пенсия по инвалидности так и выживали. Сын в тайне от всех написал письмо в какой-то институт и на удивление его пригласили, так что он уехал за три девять земель, а мы с младшим остались. Иногда мой, бывший заходил, помогал, что тяжелое по хозяйству. Это навроде алиментов как он говорил. Потом была смерть Сталина. Сколько слез было пролито. Все мысли были о конце света. Это тяжелая была утрата. Мы переживали даже больше чем после смерти отца. Потом был культ личности, точнее разоблачения. Появился наш сосед, пропавший в сорок шестом году. Оказалось в тот год он, идя на первомайскую демонстрацию, сделал замечание главе райсовета: -«Что это у вас знамя висит как тряпка? Не могли погладить? Вроде как в _опе побывало». Вот за такие речи ему и вручили десять лет лагерей. Не посмотрели что инвалид и герой войны. В начале пятьдесят пятого меня вызвали в военкомат. Шла, гадала к чему бы это? А мне там вручили большой пакет. Сверху только: Военный комиссариат города N и моя фамилия. В большом желтом конверте лежал конверт поменьше и прямо поверх написано: - Город Горький. Военный госпиталь. При расформировании части была обнаружена корреспонденция на ваше имя. Причины, по которым вам не были переданы данные письма, неизвестны. А в конверте с десяток треугольников. Все письма от моего майора. Любил, значит. Интересовался состоянием, звал к себе, а в последних письмах обижался и ругал, что не отвечаю. Сижу, дома над письмами плачу. Могла бы судьба у меня по-другому пойти. Но что теперь гадать и думать, столько лет прошло. Сестра пришла в гости. Посидели, выпили по рюмочке. Пожаловались друг дружке на судьбы наши бабские. По второй выпили. Тут сестра возьми да и скажи: -Твой немец приходил. Фашист проклятый. Он здесь за городом в лагере в плену был. Начал мне заливать, что любил тебя. Что ты его судьба. Я сказала, что ты замужем и в другой город переехала. Он адрес просил или хотя бы тебе сообщить, что он тебя любит. А вчера утром пришел. Я сказала, что ничего тебе не сказала. Он хотел, что бы ты с ним в Германию уехала. Такая у него любовь большая к тебе. Но я его выставила. А вечером их на поезде увезли домой в Неметчину. И вновь я разрыдалась. Вот так в один день у меня из рук вырвали две птицы счастья. А ведь и я могла стать замужней и счастливой. Ничего сестре не сказала. Она то с моим бывшем живет, а я одна и в сараюшке. Она в отцовском доме пусть и с бывшим, но моим тогда пившим мужем. А я с выросшим сыном. Эх судьбинушка и того в армию забрали. Старший, после института со стройотрядом в Сибирь уехал. Город они там строят. Совсем я одна осталась. И тут счастья улыбнулось уголками рта и мне. В госпитале я проходила ежегодное обследование. И тут привезли мужчину с инфарктом. У него жена умерла вот его и скрутило. С медперсоналом сами знаете как у нас. В общем, я за ним и ходила и смотрела. Он с месяц лежачий был. Сама-то я выписалась, но к нему ходила. Думала одинокий, как и я. Мне-то одной дома что делать? Подняла его на ноги. Полковник летчик оказался. Стал и он за мной ухаживать, но я не отвечала. У него ведь только жена умерла. Но приглянулся. Порядочный, статный, отзывчивый. Недолго держался мой бастион. Пусть меня все осудят, как осудили его родственники. Но думаете, мне легко? Одной? Всю жизнь одной. Сколько там - шесть лет с мужем. Полгода с немцем и год с майором на фронте. Вот и все что я в жизни видела. Если это можно назвать жизнью. А тут? Захватило. Понесло как по горной реке. Бурно с порогами и водопадами. Хорошо было. Подумалось: - Вот она награда за всю мою жизнь. Хоть на старости лет загорелся свет в моей жизни. Но тут раз, плотина. Да непростая, электрическая. Точнее родня его объявилась. Дети и их мужья с женами. Стали нас донимать. Оскорбляли, ругали они, видите ли, решили, что я решила глаз положить на их наследство, на машину на квартиру. Мы дома у меня сидели. Чай пили. Я «Наполеон» сделала. Ворвались как банда. Его прикрывают телами как ребенка, а меня к окну оттеснили. Орут, галдят, руки крутят, а я не могу вырваться и перекричать их не могу. Они-то к отцу своему спиной стоят и только я вижу, как он схватился за сердце и по стенке на пол опустился и затих. Тут и я сопротивление прекратила. Прижали меня к косяку окна, и наступила тишина. -Умер. Только и смогла сказать я. Когда в себя пришла уже была в больнице. Следователь приходил, расспрашивал, что да как. Ничего не сказала ни кого не винила. Он мне никто, а они для него были дети. Я думаю, он не хотел бы их засудить и наказать. Опять одна. Сыновья не дочери. Помнят, поздравляют, помогают деньгами, но у них свои семьи. На все те деньги, что они мне высылают, покупаю игрушки и отправляю внукам. Вот только в старости мне и повезло. Приехали из Сибири двое внуков. Рядом с моей сараюшкой поставили большой дом. Для меня на первом этаже сделали специальную спальню. Все рядом. Есть свой душ туалет и выход в большой зал. Где без меня не садятся за стол. Даже теперь, когда я практически не хожу. Простите. Нет-нет. Я уже не плачу. Могу же я высказать вам свои фантазии. Может, когда я умру тогда кто-то обо мне и вспомнит. Хотя так понимаю, что уже и вспоминать не кому. Мне уже за сотню. Сыновья давно умерли, да и внуки видимо тоже, а другая родня обо мне и не знает и даже не подозревает. Поэтому я отписала этот домик твоей матери. Люби ее и не сиди долго возле меня. Плохо женщине, когда она одна. Я пожила свое, и жду, когда Господь заберет. А твоя мать еще молода. Жить да жить. Не ревнуй и не мешай, если вдруг ей улыбнется счастье. Одно прошу пока не умру, не печатай всего. Стыдно мне как-то. Да и обсуждений боюсь. Хотя и плевать мне уже на всех как на меня все плевали всю жизнь. В виде пояснения могу чуть-чуть добавить. С Варварой Николаевной мы познакомились в лесу. Мама, я, супруга и двое наших детей приехали в лес по грибы. Походили, но мало что нашли. Слишком сухо. Расстелили покрывало и сели пообедать. Тут надо сказать немного струхнули. Мы сидим спокойно обедаем тут вдруг ельник зашевелился. Оглянулись никого. Опять ветки зашевелились, и вдруг как привидение на полянке появилась старушка. Аж вздрогнули. Она медленно шла мимо в ее корзинке были грибы и травы. - Ого, сколько вы собрали. А мы ни одного гриба не нашли. - Так я вам детки дам. Мне не жалко. Просто я места знаю. И она высыпала нам на покрывало половину своих грибов. Мы стали отказываться, а потом и просто пригласили с нами отобедать. Она не отказалась. Вот так и завязалась наша дружба. Мы стали ей помогать. Так сказать взяли над ней шефство. Ведь женщине на тот момент было восемьдесят восемь лет. А она так живенько бегала. Ходила по лесам и полям. После девяносто пяти ей стало хуже. С начала со зрением, а потом и с ногами. Мы стали частыми гостями в ее маленьком доме, типа сарай. Люди нас осудили, что мы старуху за деньги хотим прибрать, но когда узнали, что ее мизерной пенсии хватает только заплатить свет и воду - успокоились. Потом стали говорить, что хотим отобрать жилье. Ну, тут дело было сложным. Еще в свои девяносто, она отписала свой дом моей маме, за то, что та ее досмотрит. Вот тогда я и построил дом рядом с ее сарайчиком. Теперь ей стало легче и уютней. Сарайчик пришлось развалить. В доме, на первом этаже, возле окна – стоит кровать, старый секретер, и ещё некоторые предметы, которые, как мы решили, будет приятно видеть Варваре Николаевна. Из комнаты ведёт ход на кухню и дверь на улицу. Мы не хотели обременять своим присутствием старушку. В нашем доме, на её земле, у неё своё жильё. Хоть на улицу она и не ходит, но чувствует себя в своём доме. А мы ходим к ней в гости. Вроде как работники собеса и соц служб. Вот такая у нас была старушка благодетель. Эти записи уже можно предать огласке. Варвара Николаевна умерла. Светлая память и Царствия небесного. А вам долгих лет счастливой жизни. Андрей Панченко Симферополь

Вовочка Уже нет женщин, я в печали А жизнь готовит вновь урок Собрав все мысли, силы, связи Готов осуществить бросок. Сколько их было. Десяток? Сотня? В общем много. И я же их всех любил. Каждый раз как я влюблялся я отдавал всего себя на наш алтарь любви. Любил их страстно, вожделенно. Да каждая согласна была быть со мной вечно. Каждая, попадая со мной в постель, была счастлива. Мы были как в раю. Мы пили друг друга и не могли напиться. И не моя вина, что их духовность так быстро кончалась. Голову занимали меркантильные мысли; дети, семья, квартира. И я сразу находил себе новую душу для возвышенных чувств. Я не знаю, может, конечно, где-то и оставались мои дети. Но это не столь важно для меня. Я этого не хотел. Они сами беременели, потом бегали за мной. Просили и плакали, а моя душа всегда была выше этого. Жизнь одна. Надо жить и любить, а не прозябать. Женщина в любом возрасте остается женщиной. В любом возрасте, начиная, как я думаю, лет с четырнадцати и до самой смерти. Она любит, хочет любить, может любить и может быть любима. Мужчина, ну хотя бы на моем примере, может любить с тринадцати лет, и, я думал вечно. Ан нет. Мне шестьдесят пять, и ни один доктор не может вернуть мне любовь. А без нее кому я нужен. Вот на днях, иду по улице. Навстречу женщина с маленьким ребенком. Подумалось; -Бабка внука выгуливает. Женщина взглянула на меня, улыбнулась, и опять опустила взгляд на внука. Вроде я ее не знаю, но в глазах промелькнуло, что, то близкое, доброе. Задумался. Даже остановился. Нет. Не может быть. Это ж было… Развернулся и дошел до детской площадки. -Извините, что-то в вашем взгляде мне показалось знакомым. Мы не встречались раньше? -Эх ты, Вовочка. Ничего себе фамильярность. Меня так уже лет тридцать ни кто не осмеливался называть. Терпеть такое от малоизвестной женщины, вообще не намерен. -Все такой же обидчивый. Как и в детстве, обиделся, развернулся и ушел. -Ну вот, я же смотрю, знакомые глаза, приятная внешность. -Да, да. И комплименты ты умел говорить, да и любил. За это ты и нравился многим. -Но я не могу вспомнить. -При том, что у тебя было так много женщин, это не удивительно. -Да вы меня, видно, хорошо знаете, только… -Не пытайся, не вспомнишь, в твоем-то возрасте. -Зато я могу предложить Вам скамеечку, вот здесь, на площадке. Ваш внук по играется, а мы поговорим. -Пра. -Не понял, что такое «пра»? -Правнук. Давай присядем Вовочка. Поговорим. Большая часть жизни прошла. Спешить, я думаю, и тебе уже некуда. Судя по двору, через который ты сейчас идешь, то ясно, что ты возвращаешься или из школы или из поликлиники. Смотря на наш возраст, скорее второе. Значит приболел. -Нет, я просто… -Ну да, джентльмены не болеют. -Ну, все же. Ваш взгляд, приятный голос. Откуда я все это знаю. -А ты вспомни, почему ты три года обходил этот двор стороной. Почему с друзьями избегал сидеть вот на этой детской площадке? -Когда это было? -Вот ровно тогда, когда первого сентября ты провожал первый раз, свою первую девушку, которая была на год тебя старше, но тебя это не смущало. Ты был горд этим. -Татьяна?! -Еще помнишь! Как это приятно. Ты всех своих женщин помнишь? У тебя ведь их много было. Я видела. Ты, часто ведя их к себе, проходил через мой двор. А я сидела и ревела. И когда у меня был первый муж, и второй. Ты был первый и я тебя очень долго любила. Искала такого как ты. -А сейчас? Ну хоть немного сейчас? -Нет. Вот с рождением внучки все затухло. Так мне спокойно стало. А теперь у меня уже правнук. Жизнь удалась. Я состоялась как мать и как бабушка. Вот теперь перевожу себя в новый ранг, прабабушка. Это как майор и полковник. До этого надо не просто дорасти а еще и заслужить. -Понятно. -А как ты? Женат? Дети, внуки? Как твои дела? -Да никак. Сама ж говоришь, женщин много через твой двор водил, а вот ту единственную так и не встретил. Не попалась она на моем пути. Дети? Конечно, где-то и у кого-то из них остались дети. Не знаю. Мне это было не интересно, а сейчас я им не интересен. Были у меня и молодухи, и те, что постарше. Были со своими детьми. Наверняка где-то есть мои дети, я уверен. Только что я для них. Они меня не знают. Нигде я долго не задерживался. Жил так себе, мотыльком. Порхал от одной к другой. Татьяна! А ты не хочешь, ну ко мне? Со мной? -Ты знаешь, вот сейчас, нет. Сорок лет. Долгих сорок лет я мечтала. Была готова бежать за тобой на край света. Лишь бы ты поманил. А ты проходил через двор с новой пассией и не обращал на меня никакого внимания. Я плакала, устраивала дома скандалы. На этой почве развелась с первым мужем. Дура наверное была. Все мечтала вернуть школьные годы. Долго из памяти выковыривала те приятные моменты, которые были в нашей совместной дружбе. Нашу первую, школьную дискотеку. Тогда это был просто бал. Когда ты прильнул к моей, только начавшей расти, груди, а потом ухватил двумя руками за попу и прижал к себе. Мне было так стыдно, но я видела завистливые взгляды девчонок, из старших и меньших классов и молчала. Не убирала твои руки и твою голову. Я помню тот день когда ты стал юношей. Ты прибежал ко мне домой и пока мама на кухне готовила нам чай, засунул мою руку к себе в штаны. Мне опять было стыдно, но я молчала, так как поняла как это важно для тебя. А потом мама весь вечер выспрашивала меня, почему к чаю я вышла такая раскрасневшаяся. Хотя пять минут назад со мной все было в порядке. Я помню наш первый секс, на весенних каникулах. И слава богу что у тебя не все получилось. Была кровь и боль, но ничего более. Я была счастлива, что не забеременела и все же закончила школу. Хотя думаю, если б залетела, то тебе пришлось бы на мне жениться. Но я любила тебя и не хотела получить тебя такой ценой. А ты, получив свое, быстро испарился и даже три года, пока учился в школе, не ходил через мой двор. Я о тебе грезила еще сорок лет, ты не шел. Теперь прошло уже пятьдесят – ты мне не нужен. У меня есть дочка и сын. Муж и четверо внуков. Теперь у меня есть даже правнук. Зачем ты мне? Для мимолетной любви уже поздно, мне и мужа хватает. Потешить твое самолюбие? Вот имел ее в молодости и старости – обойдешься. Теперь ты будешь обходить опять мой двор стороной. Чтобы не смотреть своими старческими, слезящимися глазами на мое счастливое семейство. Теперь тебе будет плохо. Я ведь поняла, ты одинок. Всеми брошен. Ты брошен, понимаешь? Брошен теми, кого ты всю жизнь бросал, использовав в своих низких целях, для повышения своего самомнения. Теперь твоя очередь жить воспоминаниями. Видеть во сне как наяву, все приятные и не очень, моменты твоей жизни. Это тогда, в юности нашей ты был герой, а теперь ты жалок. -За что ты меня так вот. Сходу и сапогом в душу. -О, да ты стал поэт. Или от старости просто сентиментален. Ты знаешь, а я тебя похвалю. Это сейчас я умудренная опытом дама, а тогда бестолковая девочка. Которая связалась с малолетним, хоть и красивым парнем. Он любил делать комплименты при всех. Не стеснялся как многие. Вначале всего этого надо мной подруги посмеивались, а потом, вроде бы случайно я проболталась, что у нас уже все случилось, а в доказательство, опять же вроде как случайно, я в портфеле забыла испачканные трусики, которые и нашли на физкультуре в раздевалке. Тогда мнение обо мне взлетело до небес. Пытались расспросить, что да как? А я загадочно смотрела и давала томные и неопределенные ответы. Были, конечно, и те, кто осуждали и пугали беременностью, но это мелочи. Времена такие были. Кстати своим поведением я и тебе подняла оценку. На тебя уже не смотрели как на сопляка, в отличие от твоих одноклассников. Правда потом я поняла что сглупила. Желающих с тобой дружить и гулять, стало десятки. И вот тут ты показал свою сущность. Ты просто кинулся перебирать и забыл обо мне. Я не хотела жить. На тот момент спас меня мой одноклассник. Мямля и лопух. Но он меня пожалел, и до окончания школы я гуляла с ним. Назло тебе. Хотя ты наверное меня и не замечал. После школы уехала учиться, и оборвав все старые знакомства и связи, вернулась домой только через десять лет. А тебя я все же любила, и очень долго. Потом еще дольше ненавидела. А вот теперь ты мне безразличен. Счастливо. -Вовочка! Пошли домой. Нас уже мама заждалась. И ушла, не оборачиваясь, а я остался сидеть на скамейке, среди чужих детей на детской площадке. Только дома, уже ложась в постель, у меня мелькнуло, как плохо быть старым, думаешь медленно, ходишь медленно, да и живешь не быстро. Вовочка! Она же назвала правнука Вовочка. Значит, она меня еще любит. Значит, я ей не безразличен. Всю ночь почти не спал. Только урывками. Только засну и тут картинки из нашего прошлого. Школа, танцы, прогулки. Утром разбитый и не выспавшийся, но как только рассвело, на детской площадке. Просидел до вечера, боялся даже пойти перекусить, чтобы не прозевать, когда она выйдет с внуком. Но до вечера она не появилась. На следующий, да и другие дни, я брал с собой что то перекусить. Но она так и не появилась. Целый месяц ожидания. А ночами? Поначалу ночами мне снилась Татьяна. Потом стали приходить другие. Много. Почти все. Все те, кого я обидел. Да. Это тогда, раньше я думал, что я их любил и облагодетельствовал своим вниманием. Теперь, после встречи с Татьяной, у меня в голове всплывали все новые и новые сцены моего безрассудства. Я же их всех не любил. Я их влюблял в себя. Доводил до точки кипения и бросал. Счастливый тем, что меня любят, а я не позволяю себе кого-то любить. Я же свободен. Счастлив и весел. Алла. Мы встретились в Ялте. Море, солнце. Месяц ее отпуска мы прожили как в раю. Эх, молодость. Я праздно гулял по пляжу, на одной из сеток, ограждающих пансионаты, прочитал объявление – « Сегодня и всегда, в нашем пансионате ежевечерние танцы. Приглашаются все желающие». -Странно, вроде все взрослые люди, а написано так безграмотно. Послышалась реплика за спиной. Оглянулся. Шикарная брюнеточка, с длинной косой. Решил поддержать разговор. -Ну почему же? Вроде ни единой грамматической ошибки не наблюдается. -А никто не говорит про грамматику. Тут стилистика. Ну как так можно –« Сегодня и всегда – ежевечернее». Правильнее написать ежедневно по вечерам. -Вы категорично правы. Я вот даже не подумал о стиле. Мне смысл дороже. Я вот думаю, как пригласить шикарную брюнетку с голубыми глазами. Явную поклонницу Тараса Григоровича Шевченко и Муслим Магомаева. Но теряюсь от мысли, скольким ухажерам она сегодня уже отказала и не горю желанием пополнить их ряды. -Ой, что вы. Какие ухажеры. Мы третий день как приехали, и танцы только сегодня объявили. У нас вообще коллектив женский подобрался, так что я с радостью приму ваше предложение. -Все, весь день пропал и пляж не мил. Как же мне дождаться вечера? Буду ходить здесь по кругу в ожидании назначенного часа. -А зачем ждать? Вы в каком санатории остановились. -Ой, очень далеко. Это я для прогулки вышел, а оказалось, меня сюда судьба завела. Пока вернусь, уже обед пройдет. Наверно пойду в столовую в центре, надо что-то перекусить. -А для чего вам ходить и что-то искать, тем более что там такие очереди. Не достоитесь и до вечера. Нас здесь так усиленно кормят, что некоторые девочки на обед не ходят. Давайте я переговорю, и вы пообедаете у нас. -Но я в таком виде. Короткие штаны и рубашка. Мы с вами еще не настолько хорошо знакомы. -Да что вы, мы с вами тут всего ничего стоим, и такое чувство, что я вас всю жизнь знаю. -Тогда нам просто необходимо представиться, и как джентльмен я начну. Володя. -Как Ленина. А меня Аллочка. -Имя соответствует глубине озер в ваших глазах. И все. Я остался, и мы весь вечер танцевали, а потом был пляж и позднее время. Переговоры с дежурной по этажу. Затем разборы наверху. Покупка курсовки и до конца месяца мы неразлучны. Море, танцы, прогулки. Однажды, проснувшись раньше любимой, просмотрел ее паспорт. Муж и ребенок. А она ни словах о них. Однажды она отлучалась, я думаю, звонила с почтамта и до конца путевки больше ни куда. Потом два дня в задумчивости. Я все понял, ей пора уезжать. Но я был на высоте. Любил и был любим, и она сдалась. Первая телеграмма на работу – «Уволить по собственному желанию». Вторая мужу – «Прости, я не вернусь». Во мне все пело. Я. Я победитель. Я достиг своего. И весь азарт пропал. Она мне стала не интересна. Мы еще две недели провели на море, снимая за ее счет квартиру. Потом, на последние деньги она купила два билета на самолет до Киева. Я впихнул ее в зону вылета, а сам не пошел. Я только мельком глянул на самолет. И только сейчас, по прошествии стольких лет я понял, я видел ее заплаканное лицо в иллюминаторе самолета. Но тогда мне было ее не жаль. А ведь ради меня она бросила все. Работу, мужа, ребенка, свой дом и семью. А я упивался своею победой, не осознавая всего того краха, который произошел у нее. Маргарита. Опять я весь день дежурил на детской площадке. Татьяна не появлялась. После нашего разговора во мне, как будто что-то надломилось. Я не сплю ночами. Ко мне приходят Они. Они – это те женщины, которых я любил. Или не любил? Теперь я в этом совсем не уверен. Добивался их - это было. Использовал –и это признаю. Но ведь они со мной были счастливы. Они видели во мне, как сейчас говорят –«Мачо…». Молодой, красивый, подтянутый. Спортивного телосложения. Я любил делать комплименты и при этом никогда не повторятся при одной и той же женщине. С мая по октябрь я проводил на курортах все свое время. К ноябрю я перебирался в любой, близлежащий городок и оставался там до весны. Жил по обстоятельствам. Или в малосемейном общежитии или находил не бедствующую вдовушку и зимовал у нее. Работа –это не мое. За всю свою жизнь я не проработал ни дня. Хотя из меня вышел бы первоклассный актер. У меня хорошая память. Сколько стихов, песен, анекдотов и комплиментов содержится в этой голове. По молодости мне подвластны были только молодые. С возрастом, я стал влюблять в себя всех, кого захотел. Толи это опыт, или это мой природный гипноз. Мне стоило только посмотреть и начать говорить и все. У нас завязывался разговор и последующие встречи. Место встречи значения не имело. В этом году похолодало рано. С утра приехал в этот город и ходил в раздумьях. Где бы приютиться? День проходил. Тучи накрыли город. Как бы мне не пришлось на вокзале ночевать. На остановке автобуса, пахло жареными пирожками. Не люблю я это дело, на улице давиться сухомяткой, но тут положение серьезное. Голод не тетка. Подошел. Взял два беляша. Мне их положили в кулечек и сверху салфетку. Цивилизация. Раньше просто давали с куском газеты или вощеной бумагой. Отошел в сторонку. Достал беляш и откусил. Ароматный пар вырвался из внутренности и ударил в нос. Приятно запахло мясом. Из-за такого обилия пара, понял. Зима на подходе, надо шевелиться. Мне совсем не улыбалось ехать в родительскую квартиру и возиться там со стариками. -Вам тоже приглянулась эта булочная. Вы у них еще и кофе возьмите. Очень хороший кофе делает у них автомат. Я всегда, когда попадаю в этот район, беру у них два беляша и кофе. И сытно и вкусно. В душе запело. Это судьба, или ангел хранитель. Еще не видя потенциальной жертвы, я понял, - это она. -Очень странно. Я такой же любитель здесь перекусить, но такой красоты до сих пор здесь не встречал. Вроде как тучи отступили, и сейчас покажется солнце. Рядом с такой незнакомкой прекрасной, не то, что кофе, чай будет неповторим. -Ну, прям, скажете прекрасной. В общем, слово за слово, членом по столу. Ой извините. Но на зиму я себя жильем и питанием обеспечил. Пришли домой. Оказалось что у Маришки, красивая пятнадцатилетняя дочь. Нет, вы не думайте. Я с малолетними не связываюсь. Хоть какие-то зачатки чести у меня остались. Просто примени в частичку своего обаяния, я как приворожил молодую принцессу. Но в пределах нормы. Ребенок еще, не понимает, к чему все это может привести. А ревность мамочки, с которой я собираюсь провести всю зиму, мне сейчас совсем ни к чему. Ревность мы разбудим, когда надо будет расстаться. Сейчас мне понадобилось несколько минут, что бы приворожить девочку, но при этом держать ее на расстоянии. Ревность ни с той, ни с другой стороны мне не нужна. Ведь живя с прекрасной вдовушкой можно испортить себе жизнь, ревностью ее дочери. А за долгие годы таких отношений я уяснил себе, что девочки более ревнивы к своим матерям, чем мальчишки. С парнями легче найти общий язык на мужской почве, спорт, машины, музыка. Но как уже сказал, за долгие годы таких отношений я стал легко находить общий язык и с девочками. Наговоришь ей кучу любезностей, изредка их повторяй, но держи на вытянутой руке. Иначе повиснет на шее. Но предсказать женскую логику очень сложно. Нет. Основа, конечно, та же. Любовь, бессонные ночи, зимние прогулки на лыжах и даже секс в спальном мешке на снегу. Изобретательности и фантазий нет предела. Даже у меня закралась мысль, а не остаться ли здесь навсегда. Все в доме есть. Машина и дача в наличии. Как оказалось, бывший моей вдовушки был высоким чиновником. И хоть дружил с головой, в меру хапал, но не захотел делиться и был отправлен к праотцам. Год она честно соблюдала траур, а потом ей, после домашних разносолов захотелось на остановке съесть пирожка. Тут то и попался ей на глаза – Я. И все бы ничего. Я уже вжился в роль верного супруга, порядочного отца семейства и ответственного папаши, но натура. Куда ты уйдешь от своей натуры? От своего образа жизни? Я сидел на хозяйстве. Со своей выезжал на шопинги и массажи. Возил дочурку на учебу и забирал с вечеринок. Я стал, узнаваем среди ее друзей и слыл продвинутым челом. Но приблизился май. Роль водителя шикарного мерса и отличного любовника во мне боролись с жаждой новых приключений. Здравый смысл говорил, что мне уже не двадцать и даже не тридцать, пора остановиться. А моя задница не могла усидеть без новых приключений. Я применил классическую схему. Дозволил якобы случайно подслушать мой разговор о любви и интимных встречах с дочерью. У нас, конечно же, ничего не было. Даже самих этих разговоров не было. Я говорил по отключенному телефону. Но моя вдовушка этого, же не знала. Крику было на весь дом. Уже шестнадцатилетняя гулёна сначала пыталась усмирить свою мать, но потом пошли взаимные оскорбления. В итоге я был выдворен из уютного гнездышка с вещами. Буду надеяться, что они помирились. Марго очень тяжела на руку и до нее трудно достучаться морально, если затронуты ее интересы. Я уходил с легким сердцем, но с довольно приличной суммой на моем счету. Мариша не слишком была разборчива в оплате своих счетов. Я немного, чисто в оплату своей любви, воспользовался этим. Перед самым отъездом я видел дочку с Марго. Опять в черном одеянии. В трауре по мужу. Надеюсь не по мне. Помирились и мирно беседуя, посещали спортклуб. Глядя на них, у меня самого кольнуло сердечко. А может можно все вернуть? Красивую жизнь. Ухоженную жену? Красавицу дочку? Да и дом, полная чаша? Но нет. Жажда нового толкала меня в лапы неизвестности. Вперед, будут другие, и может даже лучше. Ирина. А вот интересно, когда моя бывшая разобралась что выгнала меня за несуществующий разговор с дочкой, она хоть расстроилась? Ну и ладно. Что было то прошло. Потом бывали времена, что я ругал себя за то что не остался. Судьба давала мне шанс пожить хорошо и до самой старости. Переехав в следующий город, я прямо на вокзале встретил это небесное создание. Она шла, нет плыла над асфальтом и вокруг ее головы был ореол. Мне так казалось из-за светло русой копны волос. Это было не передаваемо. Я просто пошел рядом с ней. Через какое-то время она посмотрела на меня. Взяла за руку, и мы пошли вместе. Она была так прекрасна, что ни какие комплименты не могли сравниться с этой красотой и описать ее не представляется возможным. Без лишних слов и разговоров мы пришли к ней домой. Довольно приличная квартира. Даже немножко лучше, чем я ожидал. И стали мы жить долго и счастливо. Аж месяц. И тут я стал замечать, в просветах своего сознания, что мною пользуются. Просто так был ею увлечен, что не сразу заметил приказные нотки в ее голосе. Тут тебе ласки и нежности, тут бац –« Скоро зима, а где моя шуба?» - и опять любовь. Стал я к этому делу присматриваться, но виду не подаю. Мои подозрения вскоре перешли в уверенность. Меня наводят на цель. Подводят и хлоп. Вот и факт, я уже купил то, что от меня хотели. Тогда я стал подумывать что пора «рвать когти». Начал устраивать ссоры и скандалы. Цепляться к пустякам. А она нет. Не ведется. Тогда я просто стал собирать свои вещи. Смотрю, а она в петлю лезет. И где только взяла. Не иначе заготовленная лежала. Наверно с прошлого мужа. Ну что ж. распаковал чемодан, и мы прожили еще месяц. Кстати за чемодан – это перебор. Обычно я беру все самое необходимое. То, что я успеваю нажить с новой супругой, ей и оставляю. Как воспоминание о днях великой любви. Что был в ее жизни один самый светлый и лучший момент. После очередного, кое-как прожитого месяца, я заметил, что мои сбережения подходят к концу, и чтобы не остаться голым и босым перестал тратиться. Моя Иришка снова за веревку, но я не дурак. Подождал, пока она себя придушит и вызвал скорую. Она как врачей увидела, сразу на попятную, но я помог ее упаковать и спровадил в дурдом. После этого долго не собирался. Прошерстил всю спальню, нашел загашничек, но все забирать не стал. Отсчитал свои. Приготовил бутербродов, купил минералочки и поехал в больницу. Через медперсонал передал любимой посылочку, а в середину вложил ключи от квартиры. Вышел во двор и разглядывал окна, в надежде увидеть свою красавицу. Тут медсестра выходит и кричит мне; -«Вас жена просила не уходить, ее минут через пятнадцать выпишут.» Она там еще что-то кричала, но я уже был за воротами больницы и бежал в сторону вокзала. Вот так я вырвался из лап еще одной из своих жен, и оказался в небольшом, провинциальном городке. Билет, на который я ухватил, потому что он был единственный, на ближайший проходящий поезд. Не знаю, для чего всплыла в памяти, среди ночи, эта Иринка. Мне так кажется, она была больше матерый вымогатель, чем я хитрый любовник. Ладно, что ночами мне не дают спать воспоминания о брошенных мной. Но не в этом случае. Здесь пытались попользоваться мной. Еле вырвался. Привет Иришка. Годы идут чередой. Время берет свое. Уже труднее общаться на равных со многими. Женщины с годами становятся мудрее, что ли? Уже не ведутся на одни комплименты. Да и на мелкие обещания и сказки, просто так не купишь. Приходиться выкладываться по полной. И вот, вроде, дело в шляпе. Все улажено, все оговорено и все решено и вот в этот самый момент появляются детки переростки. А эти уже ревностно охраняют свое будущее наследство. Ну не объяснять же им что я всего лишь герой-любовник, а не охотник за их состоянием. Но все равно. Доброе слово и собаке приятно, а женщины далеко не собаки. Поэтому и смог я прожить, столько лет за их счет. Даже оформляя пенсию по старости, я умудрился закадрить себе подругу. И даже прожить с ней почти полгода. Но тут приехал ее сынок из Сибири и мне пришлось уходить не солоно хлебавши. Еще несколько лет мало успешных попыток и мне пришлось вернуться в квартиру, давно умерших родителей. К матери на похороны я еще успел приехать, а вот когда умер отец, у меня был в разгаре очередной роман. Поэтому похоронили его без меня. Я только потом заезжал вступить в наследство. Дальше квартира просто стояла. После тех моралей, что вычитывала мне мать, при каждом моем приезде, не было желания часто заезжать. Так это желание не появилось и после смерти родителей. Поэтому сейчас, когда я, оставшись без своих похождений, заехал сюда, все стояло в пыли и в запустении. Долго наводил порядки, а потом вызвал двух женщин из службы «Жена на час», и привел квартиру в порядок. Руководил, указывал, подсказывал, да и вообще занимался любимым делом. Пока они убирались по квартире, я отпускал комплименты и пытался хоть одну из них закадрить. Но, толи «за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь», а может квалификация у меня уже не та. Короче ничего у меня не получилось. Потом еще пробовал, когда ко мне приходили на дом, различные поварихи. Ничего у меня не получается. А тут еще грипп. Переболел я сложно. Чуть не умер. Температура почти до 38 поднялась. Я всех врачей в поликлинике замучил, да и скорая помощь три раза приезжала, но там женщины вообще бессердечные. Говорят, что не сбивают такую температуру. Вот так однажды, идя из поликлиники, я и встретил свою первую. Именно первую, да и наверно единственную любовь. Из-за того что это была первая, я сам ее испугался. Да так что сбежал к другой, третьей и так далее. Вот только теперь, после вот этой встречи я понял, как она мне дорога. А может я все это себе придумал, боясь остаться в старости один? Шиза сегодня меня посетила. Как бы там ни было, мне нужна она. Мне нужна одна. И вот уже месяц я сижу, на детской площадке и жду. Жду. И жду. А она не идет. Ее нет. Может она мне приснилась? Как и все те мои женщины, которые приходят ко мне по ночам и мучают меня не давая спать. Мысли, воспоминания, мысли. Может это грипп на меня подействовал или совесть? Сегодня она опять не пришла. Мамашки с детками уже расходятся по домам. Пора и мне собираться. Подняться бы. Колени не гнуться, ноги болят. И тут… -Вовочка! Раздалось, где-то сверху. -Иди домой. -Бегу… И вам любви, здоровья, понимания. Андрей Панченко Симферополь

Как я провёл – выходной в Крыму. С детства, читая книгу, всегда пропускал описания природы. Как-то нудно было. Но вот самого проняло. Написал о природе. Просто было красиво и мне понравилось. Решил с вами поделиться. Вчера решили мы с женой, среди осени, съездить к морю. Отдохнуть денёк. Морским воздухом подышать. Сказано – сделано. С утра по раньше выехали. На улице, и в машине – прохладно. В машине включил печку и дворники. Роса покрыла всю машину. Влага с окна ушла только когда выехали на хорошую дорогу и поехали быстро. Ветер сдул всю сырость. На объездной дороге заехал на заправку, спокойнее себя чувствуешь с полным баком бензина. Пока заправлялись и выезжали – решали куда поедем. А раз на улице прохладно, решили податься на юг. Наверно поедем в Гурзуф. Мы там были один раз. Красивый, загадочный город. Приятно пройтись по набережной, посидеть в кафешке. Пить горячий шоколад и смотреть на штормящее море. А ещё гулять по кривым, узким улочкам. Едем к перевалу. Листья на деревья вдоль дороги уже желтеют. Осень. Октябрь. Приятная пора. Красоты северных крымских гор пролетают за окном. - Стой! Вспомнила! Ищу место, на обочине, где припарковать машину. - Нет, ты едь! Это я вспомнила, что в новой, Малореченской церкви, выставлена чудотворная икона Святителя Николая. Едем туда. Хорошо, что вспомнила ещё до перевала. Начинаю в голове проводить расчёты и вычисления, прокладку маршрута. Где и как проехать. Вот и перевал. Гаишники, ой нет, ГИБДДешники стоят в сторонке. Наблюдают за движением транспорта. В ранний час машин мало. Глянул на часы, всего девять утра. Выходной день в Крыму. Мусульманский праздник – Курбан-байрам. Пересекли перевал, солнце светит, в машине жарко. Выключил печку. А до перевала было облачно. При повороте на Лучистое, запрещающий знак. Ведутся строительные работы. Сквозной проезд запрещён. А у нас не сквозной проезд. Мы ещё осматриваем долину привидений и посещаем местный рынок и магазин. Да и выходной день, кто сегодня работает? И вы знаете, действительно работают. Впереди нас едет авто миксер. Дорога здесь узкая, не объедешь, не разгонишься. Но водитель, хороший человек, дай ему Бог, здоровья, увидел, что мы едем сзади, прижался вправо и пропустил нашу машинку. Объехав его, мы поблагодарили водителя, включив на несколько секунд аварийную сигнализацию. Проехали чуть дальше, по обочинам ходят рабочие. Кто-то укладывает армированные решётки, а кто-то носит камни. Работа движется. Какие молодцы, даже в выходные идёт работа. Пока не наступили холода, надо восстановить участки дороги, которые размывает каждый дождь или таяние снега. Дорога завалена блоками и камнями, оставлен только узкий проезд. Быстро проезжаем опасные участки и выезжаем на дорогу Алушта – Судак. На Украине эту дорогу латали все двадцать лет, а сейчас – полгода в России и дорогу делают на совесть. Спасибо. Поворот налево и едем, рассматривая природу южного Крыма. Деревья разодеты как девушки на подиуме. Листья зелёные, жёлтые, салатные, красные, оранжевые. Красотища! Дорога, конечно, сложная, вправо – влево, вверх – вниз. Зато финиш будет приятнее. Проехали Сатеру. Хороший пансионат, для каждой семьи свой домик. Есть бар ресторан бассейн. Красиво. А вот и море! Штормит, но не сильно. Осеннее море. Остановились на завтрак. Есть, конечно, свое преимущество в осеннем море. Достали стульчики, столик. Прямо на берегу, в паре метров от воды накрыли хороший завтрак. Копченая курочка, сыр и горячий кофе, все в окружении природы. Шум моря, мелкие соленые брызги и почти полное отсутствие людей. Только в стороне лежит, загорает парочка, топлес. В море в волнах мелькают оранжевые буйки. Понятно! Стоят сети. Когда наш завтрак подходил к концу, к буйкам подошел небольшой баркас, на котором четверо рыбаков, быстро работая перезакинули сеть, попутно вынимая пойманную рыбу. Далеко. Не видно, что поймали, какая там рыба, но улов есть. Мы собрались и поехали в церковь. Въехали в Малореченское. Новая церковь очень красивая. Кто там не был - очень рекомендую. Церковь сделана в честь погибших моряков и кораблей. Поэтому сделана в форме большого якоря. Под церковью сделан большой музей, посвященный самым большим крушениям кораблей, и самой большой гибелью людей на воде. Вокруг церкви большой двор, в котором расставлены старые, выловленые со дна разных морей якоря. Есть таблички в память погибших. И подбор своеобразных растений. Тут и цветущие кактусы, и шикарные крымские сосны. Есть смотровая площадка, сделанная в виде корабельного мостика позапрошлого века. Виды на море завораживают. В стороне видна Медведь гора. Она в дымке, но видна полностью. Как вроде с моря, а не с суши. Пляжи почти пусты, но вокруг церкви ходят паломники из Украины и России. Зашли в церковь. Тут запрещена фото и видео съемка. Да разве передать красоту росписи на фото? Нет! Это надо видеть в живую. Поклонились чудотворной иконе, поставили свечи и пошли на выход. Пока поднялись по ступенькам, решили ехать в сторону Судака. Никогда мы по этой дороге не ездили. В Алуште и Ялте мы были. Все, решено. Едем в Судак. Вы знаете - мы не пожалели. Красота конечно неописуемая. Как хорошо, что мы живем в Крыму и можем себе позволить вот так вот, в обычный выходной проехаться по Крыму. Справа море. Слева разновидный лес. Да и море разное, смотря с какой стороны горы ты смотришь. На море шторм. Волны несутся на тебя с пенными барашками и разбиваются о прибрежные камни. Переехав на другую сторону бухты, наблюдаем тихий бриз. Ветер с берега гонит мелкую волну. Чудо Крыма! Есть ли еще такое чудо на свете?! Вот дорога ушла от моря и поднимается в горы. Вокруг ни души, ни домика, ни машины. Мы едем в тишине. Остановились на склоне. Да здесь еще тепло. Бегают ящерицы и скачут кузнечики. Под Симферополем эта живность уже в спячке. Виды с горы прекрасны. Южный Крым славен своими виноградниками, которые занимают здесь большие территории. Но здесь даже виноградников не видно. Едем дальше. Указатель «Канака». Интересно, что такое Канака? Надо будет дома в интернете посмотреть, что такое Канака. А вот дорога и остановка автобуса с названием Канака . Значит это поселок такой. Опять дорога вправо, влево. Серпантин. Но нам вспомнилось старое, малоиспользуемое слово «загогулины». Едем прикалываемся. Вот правая загогулины. А вот левая загогулина. Хи - хи. А вот и море. Какой шикарный пляж. Решили заехать. Возле воды стоит внедорожник. Мы решили встать на пригорке. Остановились, но сильно ветрено. Съехали под горку, но на песок ехать не стали. Тут мимо нас быстро проехал еще один внедорожник. Но в десяти метрах от нас резко затормозил. Его колеса сразу до половины влезли в песок. Все вышли из машины пошли к воде, а водитель попробовал ехать назад. Застрял. Ну, молодец не стал насиловать машину. Позвал своих и нас. Мы быстро вытолкали машину на твердый грунт. Тут сразу поняли, что тот, который стоит у воды, тоже застрял. И тот мужик, что возится у машины - это водитель пытается ее вытащить. Пошли к нему. Он так буксовал, что машина уже лежит брюхом на песке. Целый час пытаемся его вытащить. Но безрезультатно. Тут я вспомнил, что видел при въезде надпись «Буксир» и номер телефона. Сказал хозяину и тот побежал звонить. Приехали на жигулях четверо мужиков. Запросили две тысячи рублей. Взяли лопаты, и пошли откапывать машину. Пока они работали, я решил искупаться. Пока мы пытались вытащить машину - вспотел. У своей машины разделся, одел плавки. Взял полотенце и стульчик. Пока я купался, жена сидела у воды с полотенцем в руках. Не решилась зайти. Вода оказалась хорошая. Хуже было при выходе. Сильный ветер. Пляж здесь шикарный, а вот дно в воде мне не понравилось. Одни камни, как в Алуште. Когда нырнул, вовремя открыл глаза – перед головой большой камень. Еле увернулся. Вышел, обтерся, оделся. Машину из ямы уже выкопали. Теперь ее по доскам выводят из песочной западни. Мы поехали дальше. Тут встретилось не приятное. Разрушенный памятник. Надпись закрашена. А остатки памятника указывают, что здесь стоял солдат и был пулемет. Когда же произошло это варварство? Вандалы!!! Дальше нам попался еще один хороший пляж, но останавливаться мы не стали. Потом дорога, к которой подходит вплотную море. Красиво. Кругом горы и море. Проезжаем между двух скал, стоящих по обочине дороги. Вот и Судак. Конец нашего путешествия. День удался на славу. Едем счастливые и довольные домой. Дорога домой всегда короче. Доехали быстро и без приключений. На следующие выходные думаю поехать на Ай-Петри. Кто со мной? В Субботу в семь! Андрей Панченко Симферополь