Согоасен с каждым словом. «Кумиром народным служил Козлодоев, И всякий его уважал». Борис Гребенщиков. Борис Гребенщиков был голосом, камертоном и смыслом позднего Застоя, когда хотелось непонятного, эксклюзивного, свежего. Знать, кто такой Бердяев. Искать у себя дворянские корни и почему-то находить их. Слушать летней ночью Севу Новгородцева. Хоронить рок-н-ролл на «квартирнике» у какой-нибудь патлатой бэйбы, умеющей варить изысканный кофе и цитировать полузапретного Гумилёва. Я застала самый краешек этой темы, ибо мы – уже перестроечные тинэйджеры или, как обозвал нас Пелевин в своей фантасмагории: поколение Пепси. Он же обозначил исчезновение самого типажа странствующего гуру, могущего и с бодуна произнести слово "Упанишады". Писатель оказался предельно точен: «Тот казался последним осколком погибшей вселенной – не советской, потому что в ней не было бродячих тибетских астрологов, а какой-то другой, существовавшей параллельно советскому миру и даже вопреки ему, но пропавшей вместе с ним». После крушения Советской Системы вечные мальчики с гитарами пытались «make money», тараном внедрялись в политику, делали громкие заявления и сбегали за границу в поисках вдохновения. Параллельно с их метаниями в стране развивался коммерческий рок – сладковатый и претенциозный, как сами их названия, имена и клички, а Земфира звучала, как …Зефира, хотя это - паспортная данность мадемуазель Рамазановой. Конечно, попадались и удачные проекты, но большинство из них были нацелены только на внешний эффект и – теле-раскрутку. Вернёмся к Земфире. Всё-то гляделось картонным и смахивало на декорацию. Рык в сочетании с наигранной дерзостью не трогал. Собачка, желавшая прослыть волчицей, пела туманное о воронах-москвичках да «обратном change на билет». Шли годы. Рашен-рокеры старели и ветшали, но не хотели менять привычек – они всё те же бунтари, мечтающие сбежать из дома и петь на полустанках для ворон (не москвичек) и вещать истины для парней в тёртых, пропахших кострами, «техасах». В своё время БГ спел забавную и – обличительную песенку о старике Козлодоеве. Полагаю, что Гребень, как и Макар, явивший строки о «героях вчерашних дней», то есть о себе-грядущем, оказался провидцем. Старик Козлодоев – это он сам. Нечто замшелое, блеющее, с козлиной бородкой и замашками далёкой молодости. Надеюсь, что покамест не «мокры его брюки», но фигурально выражаясь, обделался он по полной программе. На днях сей гуру поведал, что мероприятие у Бранденбургских ворот, где пелись песни протеста (или про тесто) собрало 12 миллионов евро. «Эта сумма тоже пошла на помощь Украине», — сообщил БГ в интервью израильским СМИ. По его словам, весь мир «молчит и нервно курит в сторонке» и лишь он, «инженер на сотню рублей» по-прежнему в строю. Все эти журналисты, западная и – восточная общественность, равно как местные оппозиционеры с «нетвоЙнючками» или не знают, или же подзабыли – Борис Борисыч и Юра-музыкант с его недавним определением Родины – это старики Козлодоевы, думающие, что они ещё ого-го, а потому допускающие юношеские эскапады в надежде на громкое: «Вау!» Земфира – ещё одна старуха Козлодоева – состряпала песенку "Мясо", но полноценно-экстремистское содержание этого козло-бреда, мешает мне разобрать его нахальный текст. Разумеется, "Мясо" посвящено спецоперации на Украина, а картинки к шептанию Земфиры (а ведь был же и вокал когда-то!) рисовала верная подруга – Рената Литвинова. Для тех, кто не в курсе: две сдвинутые тётки, изображающие пару лесбиянок, поселились в столице Франции и оттуда транслируют свои вопли & сопли. До этого Рената прошелестела слова из песни Марлен Дитрих "Sag mir, wo die Blumen sind". Мода такая у Козлодоевых – шептать, пришепётывать, вымучивать: «Бе-е-ееее!» На чистый крик уже нет сил, а так хочется рвануть тельняшку и созвать всех свистом, как младой Козлодоев. Но – нет. «Смешон и ветреный старик», - утверждал Наше Всё. И студенческий бунт пенсионеров – жалкое зрелище. Бунт Козлодоевых. Нет повести печальнее на свете.
