Ой-вэй

[Инквизитор]

- Мадам, а у вас цветы сегодня свежие?

- Ха, они были свежие вчера, будут сегодня и даже завтра тоже будут свежие.

- Странно, они шо не портятся?

- Портятся, поэтому живут в холодильнике.

- Интересно, а при какой температуре они там живут?

- Мужчина! Шо вы имеете до моих цветов? Если интерес, так берите, если тока вопросы, так гребите.

- Та вы меня не так поняли. Мине, таки ,нужен букет. Тока я в растерянности. У вас такая вокруг красота, но цены очень кусаются.

- Так, стойте де стоите. Щас я вас обслужу по высшему разряду. Вам для кого нужен букет? Для женщины или для мужчины?

- О-па, неожиданно, а шо и так бывает?

- Бывает по- разному. Для женщины, для мужчины, для любимой женщины, для не очень любимой. Вам для кого?

- Ой, вы миня заговорили. Мине надо приличный, ну шоб не стыдно, но в пределах суммы.

- Так. Щас я вам устрою допрос с пристрастием, как большевику в царской охранке.

- Я щас сойду с мозгов. Я шо, похож на большевика?

- Ни на кого вы не похожи. Это ж присказка. Вот скажу, шо допрос в ФСБ - обидится уважаемая контора, скажу шо СБУ - самой страшно. Ми-8, Моссад, ЦРУ, так я не знаю ни иврита, ни английского... Продолжаем разговор. Кому цветы? И по какому поводу?

- Ой, девушка, ещё пять минут возле вас и уже не пойду ни на какое свидание. Мине возле вас так интересно.

- Ну, со мной ваш поезд ушел лет двадцать назад.

- И шо, кондуктор не нажмёт на тормоза?

- Мужчина, не делайте с себя мачо. Если вы торгуетесь про цветы, то шо я возле вас буду иметь? Головную боль и изжогу.

- Почему изжогу?

- Потому что с вами можно рассчитывать тока на Макдональдс. Усё! Берите вот эти ромашки и идите. И не просто идите, а с песней.

- Жаль! А с какой песней?

- В вашем возрасте тока "Марш энтузиастов". "Нам нет преград ни в море, ни на суше....." И быстренько гребите отседа до своей дамы сердца.

- Ещё один вопрос. Почему всё-таки ромашки?

- Она погадает по ним, и если её не устроит результат, испортит вам фотографию. Идите, я сверну вам вслед фигу в кармане " на удачу"

Марина Гарник

[Инквизитор]

— Абраша, что ты там опять жрешь?

— Я творогу купил.

— А шо, ребенку оставить уже никак?

— Там в холодильнике еще лежит.

— А если мне тоже захочется?

— Там и тебе хватит.

— А если мама в гости придет, ты об ней уже не можешь подумать?

— Циля, поясняю на пальцах: Я КУПИЛ ТВОРОГУ НА ВСЕХ.

Пауза…

— А зачем ты потратил столько денег?

[Инквизитор]

Накануне новогодних праздников Роза Львовна имела серьезные, дошедшие до глубокой внутренней неприязни семейно-бытовые разногласия с зятем. Поскольку Роза Львовна была женщиной воспитанной и образованной, она не стала опускаться до кухонных разборок, а преподнесла зятю на Новый год подарочное издание романа Достоевского «Идиот» в глянцевой суперобложке. Зять Миша намёк понял, однако будучи выходцем из интеллигентной профессорской семьи счёл ниже своего достоинства выяснять с тещей отношения, вместо чего презентовал Розе Львовне томик Фейхтвангера с романом «Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ».

 

Роза Львовна подарок приняла, но обиду затаила и нанесла ответный удар, положив 23 февраля на письменный стол зятя аккуратно завёрнутый в нарядную бумагу «Скотный двор» Оруэлла. После чего ранним утром восьмого марта получила перевязанный розовой лентой экземпляр «Собачьего сердца» с надписью «на долгую память от любящего вас Миши». Теща нервно хмыкнула и демонстративно подвинула наутро к завтракающему зятю «Сатирикон» Петрония Арбитра. Начитанный Миша быстро разобрался, что теща просто-напросто обозвала его козлом и, сдерживая гнев, осведомился, не приходилось ли Розе Львовне читать гоголевских «Записок сумасшедшего», на что теща отвечала, что нет, не приходилось, поскольку ей в отличие от некоторых как-то ближе адекватная литература вроде «Доводов рассудка» Джейн Остин.

 

Зять пререкаться не стал, но привёз Розе Львовне из ближайшей командировки сразу два подарка — «Декамерон» Боккаччо и «Мать» Горького. Сопоставив несопоставимые произведения, теща смекнула, что зять совсем потерял стыд и просто-напросто опустился до нецензурной брани. Тем не менее она не стала поднимать шум или валиться в кресло с сердечным приступом, а хладнокровно передала через внучку Уголовный кодекс и книжку Чуковского «От двух до пяти». В день своего рождения Роза Львовна приняла от Миши эксклюзивное издание «Убийство в Восточном экспрессе» Агаты Кристи на языке оригинала. На что она бесстрашно и с явной угрозой ответила матово поблескивающим томиком Маркеса «Сто лет одиночества».

 

По-настоящему теща встревожилась лишь тогда, когда перед совместной семейной поездкой на море она получила по почте богато иллюстрированную тургеневскую «Муму». Сопоставив свою весовую категорию с весьма недурно накаченным зятем, Роза Львовна ужаснулась и побежала в букинистический магазин покупать через знакомую продавщицу изданную аж в позапрошлом веке пьесу Шекспира «Много шума из ничего». Подумав, она также приложила к ней Хемингуэевское «Прощай, оружие!» и передала купленное Мише с пожеланиями хорошего отдыха.

 

Миша сухо поблагодарил и ответил книгой Ремарка «На Западном фронте без перемен». Роза Львовна заискивающе подкинула на супружеское ложе зятя брошюрку под названием «Роскошь человеческого общения», получив в ответ на прикроватной тумбочке затрёпанный томик Ленина, снабжённый заголовком «Лучше меньше да лучше». Роза Львовна всплакнула и унизилась до того, что торжественно преподнесла Мише на именины повесть Стругацких «Трудно быть богом» с автографами авторов. Польщенный Миша смягчился и выписал теще с интернета «Возвращение в дивный новый мир» Олдоса Хаксли. Роза Львовна, растрогавшись, выпросила для него у подруги прижизненное издание мопассановского «Милого друга». Зять улыбался и лобызал теще ручку, но Роза Львовна тем не менее заметила за креслом перевязанную подарочным шнурком подшивку журнала «Крокодил» за год, соответствующий году ее рождения.

 

Перед Новогодними праздниками Роза Львовна столкнулась в подъезде с соседкой, нагруженной сумками с провизией.

— Счастливая вы, Роза Львовна, — сказала та, переводя дух, — мой зять хуже аспида, хоть я его кормлю да пою, а ваш Мишенька в вас прямо души не чает. Ни криков, ни скандалов. И как это у вас получается?

— Книжки любим читать, Марья Семёновна, — кротко сказала Роза Львовна, — читайте книжки, они плохому не научат.

И поправила под мышкой томик Чехова с закладкой на рассказе «Невидимые миру слёзы».

[Инквизитор]

Приглашение на свадьбу от еврейской мамы:

 

"С сожалением вы приглашаетесь на свадьбу моего превосходного сына врача и какой-то голодранки, имя которой я не запомнила. Самая большая катастрофа в истории нашей семьи состоится в 9 вечера, в субботу, 8 сентября."

[Ezhik]

- Мадам, а у вас цветы сегодня свежие?

- Ха, они были свежие вчера, будут сегодня и даже завтра тоже будут свежие.

- Странно, они шо не портятся?

- Портятся, поэтому живут в холодильнике.

- Интересно, а при какой температуре они там живут?

- Мужчина! Шо вы имеете до моих цветов? Если интерес, так берите, если тока вопросы, так гребите.

- Та вы меня не так поняли. Мине, таки ,нужен букет. Тока я в растерянности. У вас такая вокруг красота, но цены очень кусаются.

- Так, стойте де стоите. Щас я вас обслужу по высшему разряду. Вам для кого нужен букет? Для женщины или для мужчины?

- О-па, неожиданно, а шо и так бывает?

- Бывает по- разному. Для женщины, для мужчины, для любимой женщины, для не очень любимой. Вам для кого?

- Ой, вы миня заговорили. Мине надо приличный, ну шоб не стыдно, но в пределах суммы.

- Так. Щас я вам устрою допрос с пристрастием, как большевику в царской охранке.

- Я щас сойду с мозгов. Я шо, похож на большевика?

- Ни на кого вы не похожи. Это ж присказка. Вот скажу, шо допрос в ФСБ - обидится уважаемая контора, скажу шо СБУ - самой страшно. Ми-8, Моссад, ЦРУ, так я не знаю ни иврита, ни английского... Продолжаем разговор. Кому цветы? И по какому поводу?

- Ой, девушка, ещё пять минут возле вас и уже не пойду ни на какое свидание. Мине возле вас так интересно.

- Ну, со мной ваш поезд ушел лет двадцать назад.

- И шо, кондуктор не нажмёт на тормоза?

- Мужчина, не делайте с себя мачо. Если вы торгуетесь про цветы, то шо я возле вас буду иметь? Головную боль и изжогу.

- Почему изжогу?

- Потому что с вами можно рассчитывать тока на Макдональдс. Усё! Берите вот эти ромашки и идите. И не просто идите, а с песней.

- Жаль! А с какой песней?

- В вашем возрасте тока "Марш энтузиастов". "Нам нет преград ни в море, ни на суше....." И быстренько гребите отседа до своей дамы сердца.

- Ещё один вопрос. Почему всё-таки ромашки?

- Она погадает по ним, и если её не устроит результат, испортит вам фотографию. Идите, я сверну вам вслед фигу в кармане " на удачу"

Марина Гарник

рыдал....

[Ezhik]

Накануне новогодних праздников Роза Львовна имела серьезные, дошедшие до глубокой внутренней неприязни семейно-бытовые разногласия с зятем. Поскольку Роза Львовна была женщиной воспитанной и образованной, она не стала опускаться до кухонных разборок, а преподнесла зятю на Новый год подарочное издание романа Достоевского «Идиот» в глянцевой суперобложке. Зять Миша намёк понял, однако будучи выходцем из интеллигентной профессорской семьи счёл ниже своего достоинства выяснять с тещей отношения, вместо чего презентовал Розе Львовне томик Фейхтвангера с романом «Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ».

 

Роза Львовна подарок приняла, но обиду затаила и нанесла ответный удар, положив 23 февраля на письменный стол зятя аккуратно завёрнутый в нарядную бумагу «Скотный двор» Оруэлла. После чего ранним утром восьмого марта получила перевязанный розовой лентой экземпляр «Собачьего сердца» с надписью «на долгую память от любящего вас Миши». Теща нервно хмыкнула и демонстративно подвинула наутро к завтракающему зятю «Сатирикон» Петрония Арбитра. Начитанный Миша быстро разобрался, что теща просто-напросто обозвала его козлом и, сдерживая гнев, осведомился, не приходилось ли Розе Львовне читать гоголевских «Записок сумасшедшего», на что теща отвечала, что нет, не приходилось, поскольку ей в отличие от некоторых как-то ближе адекватная литература вроде «Доводов рассудка» Джейн Остин.

 

Зять пререкаться не стал, но привёз Розе Львовне из ближайшей командировки сразу два подарка — «Декамерон» Боккаччо и «Мать» Горького. Сопоставив несопоставимые произведения, теща смекнула, что зять совсем потерял стыд и просто-напросто опустился до нецензурной брани. Тем не менее она не стала поднимать шум или валиться в кресло с сердечным приступом, а хладнокровно передала через внучку Уголовный кодекс и книжку Чуковского «От двух до пяти». В день своего рождения Роза Львовна приняла от Миши эксклюзивное издание «Убийство в Восточном экспрессе» Агаты Кристи на языке оригинала. На что она бесстрашно и с явной угрозой ответила матово поблескивающим томиком Маркеса «Сто лет одиночества».

 

По-настоящему теща встревожилась лишь тогда, когда перед совместной семейной поездкой на море она получила по почте богато иллюстрированную тургеневскую «Муму». Сопоставив свою весовую категорию с весьма недурно накаченным зятем, Роза Львовна ужаснулась и побежала в букинистический магазин покупать через знакомую продавщицу изданную аж в позапрошлом веке пьесу Шекспира «Много шума из ничего». Подумав, она также приложила к ней Хемингуэевское «Прощай, оружие!» и передала купленное Мише с пожеланиями хорошего отдыха.

 

Миша сухо поблагодарил и ответил книгой Ремарка «На Западном фронте без перемен». Роза Львовна заискивающе подкинула на супружеское ложе зятя брошюрку под названием «Роскошь человеческого общения», получив в ответ на прикроватной тумбочке затрёпанный томик Ленина, снабжённый заголовком «Лучше меньше да лучше». Роза Львовна всплакнула и унизилась до того, что торжественно преподнесла Мише на именины повесть Стругацких «Трудно быть богом» с автографами авторов. Польщенный Миша смягчился и выписал теще с интернета «Возвращение в дивный новый мир» Олдоса Хаксли. Роза Львовна, растрогавшись, выпросила для него у подруги прижизненное издание мопассановского «Милого друга». Зять улыбался и лобызал теще ручку, но Роза Львовна тем не менее заметила за креслом перевязанную подарочным шнурком подшивку журнала «Крокодил» за год, соответствующий году ее рождения.

 

Перед Новогодними праздниками Роза Львовна столкнулась в подъезде с соседкой, нагруженной сумками с провизией.

— Счастливая вы, Роза Львовна, — сказала та, переводя дух, — мой зять хуже аспида, хоть я его кормлю да пою, а ваш Мишенька в вас прямо души не чает. Ни криков, ни скандалов. И как это у вас получается?

— Книжки любим читать, Марья Семёновна, — кротко сказала Роза Львовна, — читайте книжки, они плохому не научат.

И поправила под мышкой томик Чехова с закладкой на рассказе «Невидимые миру слёзы».

Кишки лопнули.....

[Ezhik]

Фуууххх....! Всётаки чувство юмора во мне есть..., или юмор в мире есть..., или я пьяный..!

[GSMmaster]

или юмор в мире есть...,

 

Шо ви такое говорите, Мойша? В мире просто есть евреи!

[Инквизитор]

Одесса 20-е годы.

По случаю какого-то праздника, концерт в одесском порту. Публика та еще — грузчики и биндюжники. Артисты вертятся на пупе, смешат изо всех сил. В зале гвалт и гогот. Принимают в общем хорошо, но уж очень бурно... реплики, соленые шуточки и все такое... Конферансье, старый волк одесской эстрады, подбегает к пианисту:

- Маэстро, ваш выход следующий, идите уже, что вы стоите как памятник Дюку Ришелье!

Пианист, весь бледный и в поту, со стоном мотает головой:

- Не пойду, не пойду, смотрите какой зал, они же меня слушать не будут, будут топать и свистеть, какой ужас, боже мой!

- Так, — сказал конферансье, - чтоб вы знали, слушают все. Главное — как подать номер! Стойте в кулисе и смотрите!

Твердым шагом выходит на сцену и перекрывая шум зала, возглашает:

- Загадка! На заборе написано слово из трех букв, начинается на букву Хэ — что это?

Зал в восторге ревет в ответ хорошо знакомое слово.

- Нет! — кричит конферансье. — Нет, чтоб вы пропали! Это слово ХАМ! Так вот — Бетховен, босяки. Лунная соната. И чтоб тихо мне, ша!!!

[forum]

.

[Инквизитор]

- Изя! Какая встреча! Ты знаешь, я недавно видел твою очаровательную жену, твою сносшибательную Сонечку Марковну. И вот шо я тебе хочу сказать, со всей ответственностью.....Чем ты кормишь свою Сонечку......это же не фигура, это песня. Её тухес- это твой нахес.... Я в шоке. Она идёт так, шо у приличных мужчин дух захватывает.

 

- Ай, Моня....... када я увидел Сонечку в юности....я потерял дар речи, но мозги соображали. Я решил ,шо надо обязательно познакомиться с её мамой. Када я увидел Серафиму Гершовну я потерял мозги, но када я попробовал её пирожки....я потерял дар соображения. Так вот....о чем это я ? Аааа, о фигуре моей Сонечки..... На таких котлетках фигуры другой быть не может. Када котлеты ....божественные, фигура такая же. Так вот.... када я принес на работу биточки от моей тещи, мой начальник сказал, шо я подзадержался на должности технолога третьего разряда и я стал на втором разряде. Када я принес форшмак, то я стал на первом разряде. Када я принес фаршированную шейку, я стал заместителем начальника отдела. Када мой начальник узнал, шо моя тёща вдова, то я стал начальником, а мой шеф стал мне тестем. Теперь он на пенсии и имеет фаршированную рибку раз в месяц. Он имеет счастье хорошо кушать , а я имею счастье иметь хорошую работу и шикарную жену.

 

- А вот говорят, шо природа на детях отдыхает. Ваша Сонечка тоже имеет способности отличить глося от камбалы?

 

- Моя Сонечка, умеет всё, а если она чего-то , вдруг, не умеет ..у меня есть теща....

[Radnorus]

это памятник неизвестному матросу Рабиновичу.

- Как же неизвестному, он же Рабинович!

- Просто неизвестно был ли он матросом!

 

.

Ха ха, весело!

Изменено 27 февраля, 2022 пользователем Radnorus

[Инквизитор]

Как я учил «еврейский» язык

 

Родители говорили непонятно. Потрясая перед папиным лицом авоськой гнилой картошки, мама спрашивала:

— Что ты, поц ин тухес, купил?

Что такое «поц ин тухес»? — встревал я.

— Это... — «дорогой человек», — слегка смутившись, отвечала мама.

— Как Брежнев?

— Ой, вей — она хваталась за сердце. — Кто тебе это сказал?

— Папа.

Отец ухмылялся.

— Чему ты ухмыляешься?.. Если этот шлемазл где-то скажет...

— А что такое «шлемазл»?

Мама нервно гладила меня по волосам.

— Это... — такой мальчик...

— Толковый, — подсказывал папа.

— Молчи, лучше посмотри, какой дрек ты принёс!

Авоська летела в раковину.

— Что такое «дрек», мама?

— Он называет это картошкой!.. Что тут выберешь?! Гурништ!

— Что такое «гурништ»?

— Твой отец!

Я путался.

— Мы будем кушать дрек?

— Да, благодаря этому поц ин тухесу.

— Брежневу?

Мама хваталась за голову.

— Я сойду с ума! Если этот шлемазл...

— Толковый мальчик! — подсказывал папа.

— Если этот... толковый мальчик где-то брякнет. Ты понимаешь, что с нами сделает советская власть?

Папа понимал. Его любимой присказкой было: «Советская власть плюс электрификация всей страны!» Он говорил это, когда гас свет и тухли спички, глохла машина и трещал телевизор, перегорали пылесос и пробки, когда стиральная машина била током, а посуда об пол. Сотню раз на день.

— Что такое элек-три-фи-кация? — с трудом выговаривал я.

— Лампочка Ильича, чтоб он был нам в гробу вечно живой! — отвечал папа.

Мне представлялся дедушка Ленин на табуретке, вкручивающий в коридоре лампочку.

— Он её закрутил?

— Он закрутил нам бейцим!

— Что такое бейцим, папа?

— Это как мозг, только больнее.

Я терялся.

— Мама, — докучал я матери, — это правда, что Ленин закрутил нам лампочку в мозг.

— Ой, вей! — она роняла поварёшку. — Кто тебе сказал?

— Папа.

— Чему ты учишь ребёнка?! Ты хочешь цурес?

— Что такое цурес, мама?

— Это жить с таким поц ин тухесом!

— Ты живёшь с Брежневым?

Вопросы вели к ответам, ответы к вопросам. Родителей эта цикличность приводила в бешенство, меня заводила в угол.

— Папа назвал мою учительницу некейве. Кто такая некейве, мама?

— Тётя.

— Екатерина Семёновна моя тётя?

Из угла я почти не выходил, но и оттуда всё было слышно.

— Что это за язык? — спрашивал я.

— Еврейский, — отвечал папа.

— Я хочу его знать.

— Оно тебе надо?

— Надо.

— Оно тебе не надо.

Тогда я шёл к маме. Она жарила блинчики.

— Как блинчики на еврейском?

— Блинчикес.

— А вареники.

— Вареникес.

Картошку я помнил.

— А я знаю по-еврейски, — хвастался я своему другу Эдику. Он приезжал на каникулы к бабушке и гордо именовал себя полукровкой.

— Моя мама русская, — объяснял он, — папа еврей, а дядя удмуртский сионист — женат на удмуртке. Хочешь быть сионистом?

Конечно, я хотел.

— Вот, — говорил Эдик, расправляя на коленях чуть пожелтевшую газетёнку. — Сионистская, из самого Биробиджана.

«Биробиджан» он произносил шепотом.

— Это иероглифы, — пояснял, заметив, как округлялись мои глаза.

— Что тут написано? — мой палец скользил по диковинным строкам.

— Не туда, балда?! Не знаешь, что у сионистов всё задом наперёд?

Я вёл обратно — ясности не прибавлялось.

— Ну? — вопрошал Эдик.

— Вещь! — откликался я.

Вечером, кружа по комнате задним ходом, говорил папе:

— Видишь, я сионист.

— Так-так, очень хорошо...

Папа смотрел хоккей.

— Сегодня газету из Биробиджана читал.

— Давай, давай, поднажми!

— Вырасту, женюсь на удмуртке.

— Молодец, Харламов!.. Что ты сказал?!

Эдик учил меня алфавиту.

— Это «А», это «Б»... «В» нету... Это «Г», это «Д»... «Ж» тоже нету.

— У сионистов нет «же»?! — таращился я. — Как же они пишут «ёжик»?

— В Биробиджане нет ёжиков.

Буквы сионисты экономили. У них не оказалось половины гласных и мягкого знака, не говоря о твёрдом. Любимое мамино «ой, вей!» не писалось, хоть режь.

— Маме это не понравится, — сокрушался я.

— Зато смотри, как красиво получается «коммунизм»!

— Да! — любовался я построенным из иероглифов еврейским коммунизмом — он красовался на заборе среди других не менее красивых надписей.

— А электри-фи-кацию можешь? — спрашивал я, и Эдик старательно выводил заказ на дверях деревянного сортира. Электрификация получалась корявой. Букв не хватало.

— Ильичу бы это не понравилось, — качал я головой. — Дорисуй лампочку.

— Что вы, оглоеды, намалевали?! — подлетала к нам русская половина Эдика, баба Лиза.

— Лампочку Ильича! — пояснял я. — Сейчас коммунизм дорисуем, будет понятней.

Вытянув нас хворостиной, баба Лиза проявила, как выразился Эдик, бытовой антисемитизм. Больше у неё коммунизма мы не строили.

Каникулы кончились. Эдик уехал. Начался учебный год.

За сочинение «Как я провёл лето» папу вызвали в школу...

— Занимался сионизмом?! — орал он, багровый, как рабоче-крестьянский стяг. — Строил Советскую власть в туалете бабы Лизы?! Ты идиот?!

— Шлемазл, — голосил я, — толковый!

— Вот тебе жареный дрек с грибами!

Папа репрессировал меня ремнём, а мама, качая головой, всё вздыхала:

— Мешигене цайтн! Сумасшедшее время!.

 

Эдуард Резник

2017

[Инквизитор]

Когда Йося Шулькин пошел работать главным балабузом на строительный склад, его мама Циля Залмановна сразу поняла, что ничем хорошим это не кончится.

 

— Этот идиёт хочет трепать мне последний нерв! Мальчику только тридцать пять, а на складе сплошной дефицит и большие деньги! Это надо было растить его всю жизнь, кормить бульоном и любить больше жизни, чтобы дожить до такого? Вэйз мир! Я с этим Йосей, дай ему бог здоровья, скоро умру и даже не надо мене уговаривать!

 

— Так за что же вы будете умирать?- спрашивала Цилю Залмановну ее соседка Хася- Вы таки как хочите, но я вас не понимаю, мадам Шулькина! У мальчика такая работа и перспектива на премиальные, а вы тут кричите, как потерпевшая от пожара и делаете трагедию из Гамлета!

 

— Хася, ты просто никогда не жила красиво, Хася! У тебя из богатства — только вставной зуб и чугунная утятница! Ты не понимаешь, что за красиво надо платить. Мальчика могут посадить, Хася! Быть начальником склада — это как быть военным сапером. И там, и здесь одно неловкое движение, и жизнь летит под откос!

 

Так проходили дни. Йося каждый день надевал пиджак и уходил на работу, а его мама Циля Залмановна ждала, что эта работа таки добром не кончится.

 

И вот однажды к ним пришли. Вернее как пришли. В квартире напротив жил следователь Орешкин, мужчина с грыжей и усами, так вот он и пришел.

 

— Здравствуйте, Циля Залмановна, — сказал следователь Орешкин. — Я таки сильно извиняюсь, но я пришёл за вашего Йосю.

 

Циля Залмановна, которая в это время на кухне готовила что-то в сковороде, тихо охнула и опустилась на табурет.

 

— Я таки знала, что этот шлемазл сведет меня в гроб и даже ниже, — сказала Циля Залмановна и схватилась за сердце. — Скажите, мусье главный милиционер, на сколько его посодют? Может, можно что-то сделать? Вы же знали его покойного папу Гершля, дай ему бог здоровья, хорошо, что он этого не видит, он бы умер насмерть еще раз!

 

— Ну, что вы, — засмущался следователь Орешкин.

- Какой же я главный милиционер? И какой же, к тому же, мусье?

 

— Ой вэй, конечно же, главный, даже не спорьте!- отмахнулась Циля Залмановна. — Такой красивый молодой человек обязательно должен быть главным! И мусье тоже!

 

— Ну, ладно, ладно, — довольно улыбнулся следователь Орешкин. — Ну, во-первых, вашего Йосю еще никто пока не сажает...

 

— Пока?- опять схватилась за сердце Циля Залмановна.

 

— Пока, — утвердительно кивнул следователь Орешкин. Таки я так понял за Йосю, что его сейчас не тут?

 

— Его сейчас не тут, — ответила Циля Залмановна. — Но если он придет, то я его убью вот этой сковородкой, и вам будет некого сажать в тюрьму, мусье главный милиционер!

 

При этом Циля Залмановна схватила для наглядности сковороду, с нее слетела крышка, и божественный аромат наполнил кухню.

 

Следователь Орешкин сглотнул слюну и вытянул шею, пытаясь заглянуть, что такое готовила Циля Залмановна, что оно таки так пахнет.

 

Циля Залмановна внимательно посмотрела на следователя Орешкина и, ничего не говоря, поставила перед ним тарелку.

 

Уходя, следователь сыто икнул и пообещал все уладить, так что пока Циле Залмановне можно не волноваться, и Йосю пока не посодют, но если Йося не прекратит свои шахер-махер, то просто за вкусно покушать отделаться не получится.

 

Ну, и я уже вижу, что все интересуются за то, что такого кушал следователь Орешкин, что Йося вместо уехать поднимать лесозаготовки на социалистический уровень, продолжает работать на складе, хорошо спать и носить кремпленовый пиджак.

 

А следователь Орешкин кушал эсик-флейш. Что такое? Вы не знаете за эсик-флейш? Я вас умоляю, а что вы тогда знаете, чтоб вы мне были здоровы?

 

Берите уже свои шариковые ручки и записывайте.

 

Нарезаем килограмм говядины, лямтики не толще сантиметра. Мелко режем две луковки. На сковородке разогреваем две столовые ложки смальца. Кидаем туда луки и жарим, пока он не станет золотистым, потом кидаем туда мясо и обжариваем со всех сторон.

 

Потом делаете маленький огонь и оставляем тушиться под крышкой, мясо должно дать сок, а лук придать ему цвет. Заливаем мясо водой на пару сантиметров, добавляем лаврушку, и пусть оно себе томится час. Но если вы думаете, что про него надо забыть, то вы таки так не думайте. Иногда надо его навещать, немного помешивать и по мере необходимости добавлять воду.

 

Потом добавляем горсть изюма или чернослива, еще через час увеличиваем огонь до среднего, выковыриваем лаврушку, добавляем две столовые ложки томатной пасты, соль, две столовые ложки сахара, лимонную кислоту на кончике ножика и перец. И пусть себе тушится еще минут десять.

 

А вот тут самое главное, что вы таки даже не представляете что.

 

Берете пряник. Трете его на терке. Добавляете в пару ложек панировочных сухарей и все это добро бросаете в сковороду. Можете стоять рядом и смотреть, как густеет соус. На это уйдет минут пять.

 

Всё! Можете кушать его с гарниром, но настоящие специялисты кушают его за просто так, макая корочку ржаного хлеба.

 

И знаете, что, если сам главный милиционер следователь Орешкин остался довольным так, что боже упаси, то уж за нормальных людей и говорить не хочу. Кушайте и не болейте. А Йося, кстати, все равно скоро уволился со строительного склада и пошел работать на продовольственный, так что Циля Залмановна чуть не получили инфаркт.

 

© Александр Гутин, «Кухня еврейского местечка, которого больше нет».

[Инквизитор]

МАДАМ ЦОКОТУХЕР или Муха Цокотуха.

 

(народная еврейская сказка)

 

Нет, ви когда-нибудь такое видели? Не видели, и даже не пытайтесь убедить мине в том, что это может быть правдой, потому что последний раз чудеса случались ещё при царе Давиде, шоб он был здоров, а то, шо я вижу перед собой, перелезает через всяческие рамки или у мине уже плохое зрение! Нет, ви представляете – на дороге лежит кошелёк! Мой покойный прадедушка схватился бы за сэрдце, увидев такой натюрморт, а если бы выяснилось, шо это его кошелёк, то моей прабабушке пришлось бы срочно заказывать самую лучшую панихиду, потому шо прадедушка умер бы от этого сознания не проваливаясь с этого места! Разумеется, подниму, или ви думаете, шо мадам Цокотухер ангел? Таки я, конечно, ангел, как называл мине до свадьбы мой покойный муж, но это не означает, шо я позволю деньгам валяться где они хотят, пусть это и утерянное каким-то шлимазлом имущество!

 

Боже ж мой, Шмулик! Ви хочете мине сказать, что вот то, что вы выставили на прилавок — это самовар? Уберите и не позорьтесь, иначе я начну думать за ваши умственные способности неприятные для вас слова. Шо ви себе думаете? Если известная всей Ришельевской мадам Цокотухер приходит к вам и говорит прямо в ваши волосатые уши, шо ей нужен самовар, то это означает только то, что ей-таки действительно нужен самовар, а не вот это потускневшее убожество, которое может только служить ночным горшком для кошки, шоб мине так не жить!

 

Ви не представляете, как я рада вас всех видеть, хотя совершенно точно помню, шо звала ровно вдвое меньше гостей, чем вижу сейчас, а на память мине ещё рано жаловаться, как говорит наш ребе, в очередной раз забывая подходящий стих из Талмуда, и думает, шо если он всем будет рассказывать за свою замечательную память, то никто не заметит, шо он опять надел разные ботинки. Цилечка, берите конфеткес. Цилечка, положьте конфеткес обратно. Послушайте мине, Цилечка, когда интеллигентным людям предлагают взять конфеткес, не нужно думать, шо их надо брать жмэнью, как сэмечки, и тем более не надо пытаться под столом упихнуть их в ваш безразмерный ридикюль. Натанчик, как вам не стыдно? Как ви можете сказать за этот бублик, шо он чёрствый? Этот бублик покупался ко дню рождения моего племянника и был совершенно свежий! Ну и шо, что полгода назад? Я же не предлагаю вам пряник, потому что должна признать, шо, по-моему ещё пророк Иона в своё время пытался откусить от этого пряника, но так и не смог этого сделать, потому шо с хорошими дантистами проблемы были ещё в те времена, шоб нам так не жить! Сара, ви шо, думаете, я не вижу, шо ви пьёте уже восемнадцатый стакан чаю? Не подумайте, шо мине жалко, хотя мине, конечно, жалко, потому что ви знаете, сколько стоит сейчас хороший чай? Не знаете, таки я вам скажу, шо гость, который пьёт восемнадцатый стакан чаю, наводит мине на мысль, шо он пришёл обедать, а не для того, шобы сделать приятность хозяйке!

 

Хи-хи. Соломончик, шо вы тянете мине в уголок? В вашем возрасте, Соломончик, вам уже нужно думать не о тёмных углах, а о хорошей ритуальной конторе, шобы заказать у них заранее приличные похороны, это я вам говорю! Ах, ви хочете сказать мине шо-то наедине? Соломончик, ви ничего уже не можете сказать! Ви шо, лазили у мине в буфете? Где ви успели так надрызгаться? Соломончик, уберите руки! Ви лучше посмотрите на свою лысину! Шо значит – не можете! Постарайтесь! Соломончик, если вам кто-то когда-то сказал, шо ви похожи на Казанову, вспомните этого человека и никогда не давайте ему в долг, потому шо он вас обманет, как обманул, сказав вам это! Соломончик, шо вы тянете ко мне свои руки? Мине уже кажется, шо у вас их восемь штук, и все пытаются залезть мине в декольте!

 

Изя, зачем ви светите сюда фонариком? Ах, вам интересно? Вейзмир, меня тут пытаются лишить… ну, не будем сказать девственности, потому что это будет немножечко неправда, но тут посягают на мою честь! Изя, тресните его вашим фонариком! Да, пусть теперь он своим фонарём светит! И вот так! И справа! Изя, если ви бьёте Соломончика, так бейте, а не пытайтесь повиснуть у него на жилетке, как безутешная вдова, шоб ей так скоро и было! Вот это уже лучше! Изя, разбейте ему очки! Да, запасные тоже!

 

Изя, ви такой рыцарь, шо боже мой! Моё сэрдце тает, как мороженая скумбрия, когда я смотрела за ваше геройство! Я плачу из своих глаз слезами восхищения! Изя, не пытайтесь обнять мине всю за один раз, мине много. Шо? Ви предлагаете мине ваше сэрдце? Боже ж мой, вот тех слов, которые я ждала не будем уточнять сколько десятков лет! Я согласна! Стоять!!! Шо значит: «я должен подумать?» Изя, почему ви вдруг сразу побледнели вашей внешностью? Ви что, хотели предложить мине сэрдце без руки, в неполном комплекте? Таки, Изя, шо я вам скажу – этот гешефт вам не обломится, даже и не пытайтесь баюкать на этом свои надежды! Люди! Будьте свидетелями за мою нечаянную радость – Изя хочет на мне всячески официально сочетаться!

 

P.S. Если ви таки чего не поняли, то прочувствуйте сэрдцем, шо это была майса за «Муху-Цокотуху» (с)

[Инквизитор]

- Моня, иди кушать, Моня! Смотри какой супчик! Это же не курочка, это павлин! Этот супчик надо кушать с закрытыми глазами и представлять, что ты у боженьки на облачке! Моня, кушай супчик, кушай!

Цейтл Амшелевна звала меня Моней. Странная женщина со странным именем. Мне было семь лет, я очень старался выговаривать ее имя правильно. Цейтл, Цейтл. Бабушка говорила, что это означает "принцесса".

Я не верил. Ну, какая же Цейтл Амшелевна принцесса? Маленькая, слегка сгорбленная, с морщинистым, как печеное яблоко, лицом. И руки. Длинные пальцы с узловатыми суставами. Причем на левой руке не хватало указательного пальца. Это было жутковато.

 

Цейтл Амшелевна, бабушкина соседка по коммуналке, вызывала у меня двоякое чувство. С одной стороны, она была жутковата, а с другой стороны любила меня не меньше моей бабушки.

 

Когда я приходил, ее тонкогубый рот расплывался в улыбке. И она звала меня Моней.

 

Много раз я говорил ей, тщательно выговаривая ее имя:

 

- Цейтл Ам-ше-лев-на, я не Моня!

 

Но она, словно не слышала:

 

- Моня, котлетка! Возьми котлетку! Я тебе говорю, Моня, такую котлетку не кушал даже английский лорд! А уж кушал такое, что не дай бог! Кушай котлетку, Моня, кушай!

 

- Я не Моня!- повторял я. Но было бесполезно.

 

Однажды, мне было уже лет десять, и имя Цейтл Амшелевны я научился говорить бегло и уверенно, я после школы заглянул к бабушке.

 

Двери в квартире запирались редко, времена были такие. Поэтому, я вошел в квартиру и сразу услышал из кухни:

 

- Моня! Я тебя видела в окно, чтоб ты мне был здоров! Рахиль скоро придет, она пошла в молочную, иди я тебе пока компотика налью!

 

Мою бабушку действительно звали Рахиль. Но все ее звали на русский манер Раиса. Все, кроме Цейтл Амшелевны. А "молочной" она называла магазин "Молоко" в квартале от дома.

 

Я зашел, сел за стол. Цейтл Амшелевна налила кружку компота, придвинула ко мне:

 

- Ой, Моня, это не компот, это нектар! Это же сдохнуть можно, что за компот! Чтоб ты мне был здоров, Моня, пей компотик, тьфу на тебя!

 

Я сделал глоток. Компот был вкусным. Я уже давно не говорил ей, что я не Моня, привык. Но в тот раз почему-то спросил:

 

- Цейтл Амшелевна, а почему вы зовете меня Моней? Я знаю, что вы мне никогда не отвечаете, но просто интересно.

 

Цейтл Амшелевна неожиданно посмотрела на меня. Знаете, взгляд это очень мощная штука. По нему можно многое узнать, иногда даже слов не надо. Она посмотрела на меня именно так. Насквозь, как рентген.

 

Цейтл Амшелевна выключила конфорку на плите, положила тряпку на стол и села на табурет рядом:

 

- Ну, что ты пристал ко мне, Моня? Ты что, думаешь, что я совсем сумасшедшая старуха и не знаю, что ты не Моня? А, Моня?

Я молчал.

 

- Я знаю, что ты не Моня, деточка. Ты пей, пей компотик. Был у меня сынок Моня. Похож на тебя. Немного.

 

Сынок? Я не мог такого представить! Эта сутулая старуха с испещренным глубокими морщинами лицом была чей-то мамой?! Ее даже с моей бабушкой не сравнить! Хотя моей бабушке много лет, но она другая! Она вполне могла быть мамой. Собственно, она и была мамой моей мамы... Но Цейтл Амшелевна? Вот так сюрприз!

 

- У вас был сын?- недоверчиво переспросил я.

 

- Был сын, Моня. Его звали Моня. А потом его не стало.

 

- А что с ним случилось?

 

- Ай, я тебя умоляю, не делай мне голову на девятом месяце! Что могло стать с ребенком, когда кругом эвакуация и холера? Умер мой Моня. А другого нет. Но есть ты, деточка, тебе что, жалко, чтобы старуха Цейтл иногда звала тебя Моней?

 

- Нет, не жалко. Просто....

 

- Ай, перестань. Когда я зову тебя Моней, мне кажется, что ты это он. И мне хорошо. Вкусный компотик?

 

- Вкусный...

 

- Ну, таки хорошо! Тебе хорошо пить компотик, а мне хорошо, что ты немножечко Моня. И никому от этого не плохо.

 

- Цейтл Амшелевна, знаете... Я больше не буду спрашивать вас почему вы зовете меня Моней.

 

- Так что спрашивать, когда я тебе и так сказала!

 

- А он правда был похож на меня? У вас есть фотография?

 

- Нет у меня никакой фотографии, Моня. Фотографии нужны, чтобы плакать. Смотреть на них и плакать. А я не плачу. Я никогда не плачу, Моня. Я живу. Ты пей компотик, пей Моня. Может из-за этого компота меня господь и хочет, чтобы я жила. А кто я такая, чтобы спорить с Богом?

 

Александр Гутин

[Gennadyi]

Но когда луна в зените

Освещает путь звезды,

Я читаю на иврите

Назарбаева труды.

[forum]

Заходит грустный еврейский мальчик на кухню и говорит.

- Мам, купи собачку!

- Нет, Фима, нет!

- Мам, ну пожалуйста, купи собачку!

- Нет, Фима, я же сказала - нет!

- Мам, ну я тебя очень прошу - купи собачку!

- Так, Фима, а давай-ка ты иди продавать свою собачку во двор!

[Инквизитор]

Одесская сказка «Таки про Красную Шапочку»

 

— Деее-дааа! Дееее-даа! Дее-даааа! — маленькая Риточка надрывалась уже несколько минут, ни в какую не желая засыпать.

 

Старый Моня громко вздохнул, поставил на столик свой ежевечерний стакан кефира и повернулся к жене, колдующей с утюгом над кучей свежестираной детской одежды.

 

— Бася, мэйдэле, таки подойди до внучки, пока она, не дай Бог, не охрипла от своих песен, как старый биндюжник на поминках портового пурыца! Иначе я не знаю, шо ты будешь петь ее матери, когда она вирвет мне последний золотой зуб за такой цурэс!

 

Бася поставила утюг на доску и выплыла из гостиной. Некоторое время из Риточкиной спальни доносилось воркование, а потом Риточкин голос снова завел свое «Дее-дааа! Дееее-даа!». Бася безоговорочно капитулировала:

 

— Все! Ша! Я уже иду за этим ленивым старпером, твоим дедом, который достался тебе за то, шо ты так плохо кушаешь! — Бася вышла из спальни, бурча себе под нос. — А мне он за шо достался, я себя спрашиваю? Шоб свести меня в могилу и привести в дом гойку, я себе говорю. Или я не знаю этого старого еврея. Он себе думает, шо он молодой Соломон в гареме. Так он себе думает…

 

Она вплыла обратно в гостиную и обратилась к мужу:

 

— Моня, шоб ты скис! — и Бася «перешла на идиш, шоби фэйгэлэ не поняла», — я таки скажу тебе дер ласковый зительворт! Эйфэле просит дер бобе-майсе. Так приподними свой альте тухес и таки скажи ей дер майсе. Шо тебе так тяжело? Ты часами травишь майсы с этим твоим дер милиционэр с цвай этаж за ди флаш шмурдяка, который варит эта курвэ, его жена!

 

— Ой-вэй, Бася, пуст коп! Шо такое ты говоришь при ребенке! Она же впитывает на ходу, шоб она так ела котлеткес, как она слышит и запоминает этих твоих глупостей! Я таки пойду сказать фэйгэле дер майсе, чем слушать, как ты не любишь человека только за то, шо твой покойный дедушка таки да посещал синагогу!

 

Моня, кряхтя, выбрался из кресла, запахнул фланелевый халат и решительно зашаркал в Риточкину спальню. Однако на пороге он неожиданно остановился и повернулся к жене:

 

— Слушай, Бася… А какую сказку ей сказать? Шо я — знаю какие теперь сказки?

 

— Ой, ну скажи ей какую-нибудь приятную майсу. Ребенку же все равно, она просто хочет слышать твой голос. Она же слушает твой голос четыре года, а не сорок с лишним лет и еще не знает, шо от этого можно повеситься.

 

Моня закатил глаза и демонстративно вздохнул. Но отвечать жене не стал — Риточкино «деее-дааа!» обрело интонации свиста падающего фугаса. Он вошел в спальню, присел на край внучкиной тахты и нежно погладил Риточку по ручке.

 

— Ну, моя радость, какую сказку дедушка должен тебе сказать, шоби ты уже заснула и таки совсем немного помолчала до утра, дай тебе Бог никогда не знать, шо такое бессонница?

 

— Про волка хочу! — требовательно сообщила внучка.

 

— Зачем тебе за волка? — удивился Моня, — Он целый день носится грязный по своему лесу, ест всякую гадость и не любит дедушку. Я лучше скажу тебе за одну очень умненькую девочку, которая хорошо себя вела и таки удачно женилась за одного очень богатого ювелира, который таки носил ее на руках и сдувал все пылинки…

 

— Про волка-аааа, про волка-ааа! — захныкала Риточка.

 

— Бася! — Моня выглянул из спальни. — Она таки хочет сказку за волка. Шо мы знаем за волка?

 

— Ну как, шо? Моня, там, кажется, был волк, который ел драй штуки поросят…

 

— Зачем ребенку такая страшная сказка? Зачем ей знать, как болит желудок после свинины, даже если эта женщина, ее мать, давно забыла за кошерную еду? Она думает, шо может кушать шо попало, как эти здоровые гои. Так эти здоровые гои могут кушать огурец с молоком и при этом открыто смеяться в лицо расстройству желудка. Хотя кушать то, шо готовит твоя тетя Циля, безнаказанно не смогут даже самые здоровые гои…

 

— Деее-дааа! Про волка-аааа!

 

— Бася?!

 

— Ой, ну так скажи ей за эту девочку в красной бэрэтке. Которая носила бабушке пирожкес. Там же был волк?

 

— По-моему был, но он тоже скушал какую-то отраву и ему потом было ниш-гит с животом? Или нет? Таки я не помню… Нет, таки я да помню, но не все. Но я попробую… Слушай, моя радость. Жила-была бабушка. И вот она сказала своей дочке: «Дочка! Или тебе не стыдно? Я всю жизнь надрываюсь, шоби ты стала приличным человеком, так я таки могу когда-нибудь увидеть от тебя немножко нахес?» Ну так та взяла и спекла для бабушки немножко пирожкес. Но этого ж мало — их еще надо было отнести до бабушки. Этих же детей никогда нет, шобы навестить старых родителей. Они же приходят только когда им опять нужны гелт. Тогда они вспоминают про папу и маму. Ты же будешь приходить к дедушке просто так, да, моя жизнь? А не только когда у твоей мамы приключится очередной гелибте и она намылится на шпацир! Ты же будешь приходить, правда? А дедушка всегда даст тебе немножко гелт, шобы ты ни в чем себе не отказывала!

 

Бася появилась в дверном проеме и «навела порядок»:

 

— Моня, скажи уже за красную бэрэтку и этого шлимазла волка! Шо ты крутишь эйр бедной девочке? Ей не надо знать про шо ты думаешь за свою бестолковую дочь, ей надо знать про ту майсу, которую ты никак не скажешь! Дай ребенку уснуть! Ты сорок шесть лет не даешь спать мне, так пожалей хоть ребенка!

 

— Ша, Бася! Ша! Шо ты орешь, как торговец дер нашварг в Хануку возле синагоги? Дай мне немножко тишины, так я таки скажу за волка. А почему волк шлимазл? Я никогда не слышал за волка шоб он был шлимазл?

 

— Моня, он шлимазл, потому шо ты шлимазл. Вы близнецы, Моня, и вы оба вечно думаете за какие-то гешефты, от которых кроме камня в почках ничего не выходит. Зачем этот серый хулиган привязался к бедной девочке?! Зачем тебе эта белобрысая шиксе с драй этаж? Шо ты к ней привязался? Шо ты можешь ей предложить? Твой геморрой? Он таки да у тебя большой, но с другой стороны и одинокой женщине этого может показаться мало.

 

— Бася, мэйдэле, или ты сразу замолчишь свой пыск или я прямо завтра поеду в Магадан, но уже не по своей воле. Где ты слушала этих гадостей? Ты опять висела на телефоне с твоей сестрой Цилей, шоб мне иметь утренний стул так же легко, как она вечно брешет?! Выйди из комнаты, дай мне сказать за волка!

 

— Про бэрэтку не забудь, ловэлас с шишками! — Бася гордо покинула дверной проем, как всегда оставив за собой последнее слово.

 

Моня повернулся к внучке и продолжил:

 

— Ну так и вот же ж… Так эта дочка, ее мама, позвала свою дочку, ее внучку и сказала ей отнести пирожкес ее бабушке. И она сказала ей: «Ой, на улице так холодно, шо по сравнению с тем, шо там, в нашем холодильнике таки можно кипятить борщ. Так ты подумай своей головой, шо тебе надеть на свою голову и возьми таки ту красную бэрэтку, которую подарила тебе твоя бабушка на мой день рождения, хотя я просила деньгами». С тех пор, моя жизнь, она ее только так и называла — «Красная Бэрэтка твоей бабушки». Девочка надела бэрэтку, взяла пирожкес и таки пошла к бабушке. Ты еще не спишь? Боже ж мой, я уже полночи говорю тебе майсу, а ты такая же благодарная, как твоя чудесная мать и ее чудесная мать. Шо же еще ты хочешь услышать?!

 

— А где про волка, деда? — спросила Риточка, призвавшая всю свою вредность на помощь в борьбе со сном.

 

— Ой-вэй, Бася?! Таки шо там с волком? Там вообще был волк, я уже не уверен?!

 

— Моня, он там был и был такой же шлимазл, как ты, и имел те же цурес, шо и ты!

 

— Ой, шо ты говоришь?! И это теперь называется детская сказка?! Волк с геморроем?! Боже ж мой, шоб я так жил…

 

— Какой геморрой, Моня? Причем тут геморрой? Чем ты думаешь — своими шишками сам знаешь где?! У него не был геморрой! У него было еще хуже.

 

— Мэйдэле, не пугай меня — у меня больное сэрдце! Еще хуже?! Он шо — таки был женат за твою сестру Цилю?! Бедный беззащитный хищник! Как я скажу такие ужасы четырехлетнему ребенку?!

 

— Моня, слушай сюда и не зли меня на ночь, если эта ночь не хочет стать последней, шоб ты был здоров до ста двадцати, а иначе кто же меня похоронит и женится за эту белобрысую гойку с драй этаж, шоб мне не дожить до такого позора! Этот волк имел твои цурэс — он был глухой, слепой и все время говорил всяких глупостей. Таки скажи уже ребенку майсу! Ну?! Давай — «Волк, волк, а шо у тебя с глазами?»!

 

— Ой, я таки уже вспомнил! Слушай, моя маленькая, слушай, моя жизнь. Таки волк шо-то имел с этой твоей тетей Цилей, иначе откуда же он узнал про пирожкес и уже ждал девочку, голодный, как твоя бабушка после пасхального обеда у той же тети Цили?

 

— Моня, ты таки да решил злить меня на ночь, да? — опять послышался Басин голос. — Я шо тебе сказала?! Замолчи свой пыск и скажи уже «Волк, волк, а шо у тебя с глазами?»!

 

Моня обреченно подхватил:

 

— Так эта Красная Бэрэтка вошла и спрашивает: «Волк, а шо у тебя с глазами?». «А шо у меня с глазами?» — отвечает волк. — «Шо тебе не так с моими глазами?! Кого ты слушаешь — твою бабушку? Катаракта? Ин хулэм! Таки я прекрасно вижу, даже когда твоя бабушка делает мне фынстер в оба глаза!»

 

— «А шо у тебя с ушами?»! — опять «подсказала» Бася.

 

— «А шо у тебя с ушами?» — послушался Моня, — спросила тогда Бэрэтка. «А шо у меня с ушами?!» — ответил волк. — «Я прекрасно слышу. Я даже слышал, как твоя бабушка шептала тебе в соседней комнате про полипы. Таки какие полипы?! У меня превосходный слух! И шоб вы все себе так и знали…»

 

— Моня! — прервала «реплику волка» Бася. — «А шо у тебя с зубами?!»

 

— А шо у меня с зубами? — испугался Моня. — Шо уже такое?! Коронка потерялась?!

 

— Та не у тебя! У волка!

 

— У-у-уфф! Вы таки доведете меня до инфаркта этими дурацкими сказками! Ты шо — сразу не могла сказать?! Ну, слушай, моя жизнь. Так она ему говорит: «А шо такое у тебя с зубами?!» А волк ей отвечает: «А шо у меня с зубами?!». Так Бэрэтка ему тоже отвечает: «А почему ты спрашиваешь? Ты шо — не видишь? Или таки не слышишь?» И шо ты думаешь, моя жизнь? Шо таки ответил волк? И как он уже пожалел, шо таки съел бабушку? Риточка? Риточка? Ой, она таки уснула, моя фэйгэле.

 

Моня встал, поправил одеяло, осторожно, не дыша, легонько коснулся губами лобика спящей внучки и на цыпочках вышел из спальни, бесшумно притворив за собой дверь.

 

— Бася? Она таки уснула. Шо я тебе говорил? Ей надо твои майсы? Ей совсем не интересно про волка, тем более, шо ты разве дашь сказать хоть слово? Умная девочка, как ее дедушка. Завтра я таки расскажу ей про ювелира, пусть ребенок порадуется. Все, я ужасно устал, даже кефир допить нет сил. Ой-вэй, я таки уже не мальчик…

 

В спальне, лежа в кровати рядом с мужем, Бася поворочалась с боку на бок, устраиваясь, и уже полусонно проговорила:

 

— Моня, ты таки шлимазл. Ты даже майсу сказать не можешь, шоби тебя хотелось послушать. Мне цены нет, ты хоть понимаешь? Сорок шесть лет, подумать только!

 

Моня повернулся к жене и поцеловал ее в щеку.

 

— Знаешь, Бася. Я таки вспомнил, какую отраву скушал тот волк… В красной бэрэтке. Таки я понимаю за его живот. Лучше б он просто умер… Спи уже, мэйдэле! Завтра утром я, дай Бог, открою глаза и опять буду тебя терпеть, шоб ты была здорова до ста двадцати. Так дай мне, наконец, немножко той драгоценной тишины, которая отличается от кладбища твоим могучим хропен!

 

----

 

Примечания

 

 

альте — старый

бобе-майса — сказка, сплетня

гелибте — любовник

гелт — деньги

зительворт — ругательство

ин хулэм — во сне

мэйделе — девушка

нахэс — счастье

нашварг — сласти

ниш-гит — нехорошо

пурыц — начальник

пуст коп — пустая голова

пыск — рот

тухэс — попа

фэйгеле — птичка

флаш — бутылка

фынстер — темно

хропен — храп

цурэс — беда, горе

шлимазл — неудачник

шпацир — прогулка

эйр — яйца

эйфэле — внучка

 

 

[forum]

.