Перейти к содержанию
Симферопольский Форум

Рекомендуемые сообщения

Труднее всего отказаться и забыть не самого человека, а ту мечту которую он подарил, а ты поверила
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

История повторяется четыре раза: первый раз как трагедия, второй раз - как фарс, третий раз - для особо тупых, и четвертый раз - на Украине (Игорь Виттель).
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Ведь человек с погибшей совестью

Уже никто. Не человек! (Асадов)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Труднее всего отказаться и забыть не самого человека, а ту мечту которую он подарил, а ты поверила
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Ведь человек с погибшей совестью

Уже никто. Не человек! (Асадов)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Ведь человек с погибшей совестью

Уже никто. Не человек! (Асадов)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

А не песни принимаются? Когда-то зацепил очень вот этот ролик. Кто не видел - стоит уделить внимание.

http://www.youtube.com/watch?v=GE70k7EhTfM

Ведь человек с погибшей совестью

Уже никто. Не человек! (Асадов)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

о любви с юмором :lol: "А кто мне девственность вернет?"

http://www.youtube.com/watch?v=RpyOuPtGAjA&feature=related

Ведь человек с погибшей совестью

Уже никто. Не человек! (Асадов)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

А не песни принимаются?

ИМХО стоит принять даже одни только знаки препинания, если они - о Любви, или - Нелюбви :)

 

Мандала - врач по специальности, опытная, хорошо пишущая тётка с удаффкома, люблю, давно.

 

Глупая Дарья

 

Даша замуж вышла по большой любви. Серьезная любовь была в ней от природы. Есть такие женщины – с детства скаредно копят чувства, экономят на булавках, не распыляются, а потом дарят одному мужчине, не случайному - избранному. При чем, по уму дарят – не обрушивают на голову, как ураган, не пугают, а мало-помалу, сдержано ограждают китайской стеной, замыкают в кругу доверия и понимания.

Мужа Даша выбирала долго и качественно, но все же слегка прогадала – мужчина ей достался яркий, как солнце. Солнце и китайской стеной не заслонишь. Даша понимала – только терпение, только уют и нежность, глубокое родство удержат навсегда. На внешность свою, на вечную влажную готовность рассчитывать не приходится – не такое уж сокровище, этого добра полно вокруг.

Семья получилась. Солнечный муж приходил домой, за китайскую стену и укладывал усталую голову на Дарьины колени, и любил ее, и хотел многие годы, как в первый день.

 

 

Подрастал сын. Даша чувствовала – мало его, недостаточно мальчика для гармонии. Нужна девочка – компенсация убывающей женской красоты, чтобы смотрел человек-солнце на себя самое, но непривычное, другое, поразительное.

Девочка получилась, как мечталось, отцовская копия, но уж очень слабенькая, почти не жилец.

Даша плакала, целовала крошечные пальчики, вялые ножки.

- Уколов недостаточно, нужен грамотный массаж, - сказал профессор-невролог. – Шесть курсов до года.

Так в дом вошла Мила.

 

Поначалу Даша не замечала нежного лица, с массажисткой почти не разговаривала. Она следила за чуткими пальцами, под которыми оживала дочка. После первого же курса массажа детеныш уперся ножками в пеленку и ухватил игрушку. Дальше – больше, все произошло вовремя: и перевернулась девочка на четвертом месяце, и поползла на шестом, и села в семь – твердо, как грибок. Только тогда Даша заметила Милу, разглядела ангела-хранителя подробно. И так поразилась, что не удержалась.

- Вы же с Настей похожи, как мама с дочкой! И глаза, и носик, и улыбка!

- Я это сразу заметила, - тихо сказала массажистка. – Может, потому и массаж так здорово помог…

Тоска в ее голосе была материальная, каменная. Дашу словно холодом окатило.

- У вас… Вам с детьми не повезло? – ляпнула по инерции.

- Не повезло. Но я как-то и не страдала особо. Пока вот с Настей не встретилась.

- Будет у вас, обязательно будет Настя! – горячо сказала Даша. – Нельзя иначе, несправедливо. Вы красивая, добрая, умная, самая лучшая!

- Шансов мало, почти нет шансов.

 

Муж ночью Дашу укорил, что человеку влезла в душу без спроса, но Миле очень сочувствовал – такая красота пропадает пустоцветом.

А Даша с той поры к массажистке потянулась, как к сестре. Понимала, что деньгами здесь не расплатишься - малышка оказалась для Милы больше, чем работой. Мила тоже оттаяла, прикипела к Даше – как было не подчиниться ее энергии, не довериться, не облокотиться на нежданную дружбу…

Настене исполнился год. Она пошла на нетвердых ножках – праздник отмечали по полной. Были гости и конечно, Мила – не одна, с мужем.

Даша уже знала, что причина бездетной беды двойная – у самой Милы непорядок со здоровьем, а у мужа еще хуже. Это массажистке сказали доктора: у вас еще есть шанс, а вот у мужа совсем плохо, буквально ловить нечего.

 

И все-таки, они попытались. Через три года Мила использовала последний шанс – страшный, унизительный, когда гормональная подготовка похожа на артобстрел, когда в организме у женщины, как у крысы, дозревают сразу с десяток яйцеклеток, когда целых трое суток нельзя шевелиться и дышать, чтобы не спугнуть, не отторгнуть пробирочную нежную тройню…

Они сгорели, все трое, в сорокаградусном пламени, потрясшем стройное Милино тело. Вместе с детьми сгорела душа – каменное плато с травинками надежды.

 

Даша не знала, не понимала, что делать. Звонила, шептала в трубку: «Я с тобой. Не плачь, я с тобой».

Видеть Мила никого не хотела. Целых два месяца. Потом Дашу вызвал муж подруги:

- Приезжай, может, ты справишься.

Даша вошла в дом, и ее шатнуло назад – от опухшего лица, бугристой кожи, худых рук, от похмельного дыхания.

Капельницы в наркодиспансере, потом санаторий втроем – Даша, Мила и маленькая Настя, возвращение к жизни. Бабульки-пансионерки любопытствовали:

- Ну, это мама с дочкой, понятно. А вы, Дашенька, им кто?..

 

- Нам нужно поговорить, - холодно сказала Даша мужу.

Он удивился, конечно – категоричной жену видеть не приходилось.

- Понимаешь, Милкин муж о донорской сперме ничего не хочет слышать. Ему надо своих, а своих, видимо, не будет. Врачи уже втихую посоветовали Милке другого мужчину. У нее есть шанс.

Пауза висела в супружеской спальне, как шаровая молния, в раздумьях – в какую стену бабахнуть. А может, вот в это бледное лицо?..

- Настя на Милу похожа, - печатала Даша короткие слова, не сводя с мужа суровых глаз.

Он вытер пот со лба, подумал, что понятия не имел, с кем живет второй десяток лет, а сказал совсем другое:

- То есть, просто донором я быть не могу. Врачи на подмену не пойдут?

- Не пойдут. Только не говори, что Милка тебе противна! – вдруг разозлилась Даша.

- Не противна. Я бы отдал ей почку, сердце, печень – за Настю. Но дело же не в самой Миле, ты понимаешь?

- Мы все предусмотрели, - деловито продолжала Даша. – Они уезжают немедленно, как только Мила забеременеет. Мужа давно зовут главным инженером на Михайловский рудник. Это Милка раньше кочевряжилась. Ты никогда не увидишь эту девочку.

- Почему девочку?.. – тупо спросил муж.

- Потому что Мила хочет дочь, - отрезала Даша.

…Шаровая молния забилась в угол, за книжный стеллаж, выглядывала оттуда, как нашкодившая кошка, отражалась в Дарьиных широких зрачках…

 

В первый класс Настю вел брат. Родители шли позади, смотрели на двоих, таких разных и нужных человечков. Вот этот, белобрысый тинейджер – мой, а та, темноволосая, кудрявая – твоя, а вместе мы идеальная семья - так получается.

Настей очаровались, доверили символический колокольчик. Зато брат посмотрел на длинного десятиклассника с большим недоверием и сестру не отдал – еще уронит. Сам пронес по периметру школьного двора свое вредное сокровище.

- Не верится, - сказала Даша мужу. – Вот уже и школа. Дети вылезли из младшего возраста.

- Еще не все, - вдруг сказал муж. Вырвалось у него.

 

В ясном осеннем небе пронеслась шаровая молния. Куда-то на север, в темную тайгу, где на Михайловском руднике добывают нужный родине, токсичный свинец.

- Я дура, - тихо сказала Даша.- Прости меня, если можешь.

- Нет, - возразил муж. – Ты Дарья – женщина-подарок. И не одному мне - ничего не поделаешь…

 

— Мандала , 19.07.2009

 

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Simfosaur, а такое? Уже было от меня, но продублирую. P.S. А я Асадова обожаю.

Баллада о НЕНАВИСТИ и ЛЮБВИ.

Э. АСАДОВ

 

I

 

Метель ревет, как седой исполин,

Вторые сутки не утихая,

Ревет, как пятьсот самолетных турбин,

И нет ей, проклятой, конца и края!

 

Пляшет огромным белым костром,

Глушит моторы и гасит фары.

В замяти снежной аэродром,

Служебные здания и ангары.

 

В прокуренной комнате тусклый свет,

Вторые сутки не спит радист.

Он ловит, он слушает треск и свист,

Все ждут напряженно: жив или нет?

 

Радист кивает: - Пока еще да,

Но боль ему не дает распрямиться.

А он еще шутит: "Мол, вот беда

Левая плоскость моя никуда!

Скорее всего перелом ключицы..."

 

Где-то буран, ни огня, ни звезды

Над местом аварии самолета.

Лишь снег заметает обломков следы

Да замерзающего пилота.

 

Ищут тракторы день и ночь,

Да только впустую. До слез обидно.

Разве найти тут, разве помочь -

Руки в полуметре от фар не видно?

 

А он понимает, а он и не ждет,

Лежа в ложбинке, что станет гробом.

Трактор если даже придет,

То все равно в двух шагах пройдет

И не заметит его под сугробом.

 

Сейчас любая зазря операция.

И все-таки жизнь покуда слышна.

Слышна ведь его портативная рация

Чудом каким-то, но спасена.

 

Встать бы, но боль обжигает бок,

Теплой крови полон сапог,

Она, остывая, смерзается в лед,

Снег набивается в нос и рот.

 

Что перебито? Понять нельзя.

Но только не двинуться, не шагнуть!

Вот и окончен, видать, твой путь!

А где-то сынишка, жена, друзья...

 

Где-то комната, свет, тепло...

Не надо об этом! В глазах темнеет...

Снегом, наверно, на метр замело.

Тело сонливо деревенеет...

 

А в шлемофоне звучат слова:

- Алло! Ты слышишь? Держись, дружище -

Тупо кружится голова...

- Алло! Мужайся! Тебя разыщут!..

 

Мужайся? Да что он, пацан или трус?!

В каких ведь бывал переделках грозных.

- Спасибо... Вас понял... Пока держусь! -

А про себя добавляет: "Боюсь,

Что будет все, кажется, слишком поздно..."

 

Совсем чугунная голова.

Кончаются в рации батареи.

Их хватит еще на час или два.

Как бревна руки... спина немеет...

 

- Алло!- это, кажется, генерал.-

Держитесь, родной, вас найдут, откопают...-

Странно: слова звенят, как кристалл,

Бьются, стучат, как в броню металл,

А в мозг остывший почти не влетают...

 

Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле,

Как мало, наверное, необходимо:

Замерзнув вконец, оказаться в тепле,

Где доброе слово да чай на столе,

Спирта глоток да затяжка дыма...

 

Опять в шлемофоне шуршит тишина.

Потом сквозь метельное завыванье:

- Алло! Здесь в рубке твоя жена!

Сейчас ты услышишь ее. Вниманье!

 

С минуту гуденье тугой волны,

Какие-то шорохи, трески, писки,

И вдруг далекий голос жены,

До боли знакомый, до жути близкий!

 

- Не знаю, что делать и что сказать.

Милый, ты сам ведь отлично знаешь,

Что, если даже совсем замерзаешь,

Надо выдержать, устоять!

 

Хорошая, светлая, дорогая!

Ну как объяснить ей в конце концов,

Что он не нарочно же здесь погибает,

Что боль даже слабо вздохнуть мешает

И правде надо смотреть в лицо.

 

- Послушай! Синоптики дали ответ:

Буран окончится через сутки.

Продержишься? Да?

- К сожалению, нет...

- Как нет? Да ты не в своем рассудке!

 

Увы, все глуше звучат слова.

Развязка, вот она - как ни тяжко.

Живет еще только одна голова,

А тело - остывшая деревяшка.

 

А голос кричит: - Ты слышишь, ты слышишь?!

Держись! Часов через пять рассвет.

Ведь ты же живешь еще! Ты же дышишь?!

Ну есть ли хоть шанс?

- К сожалению, нет...

 

Ни звука. Молчанье. Наверно, плачет.

Как трудно последний привет послать!

И вдруг: - Раз так, я должна сказать! -

Голос резкий, нельзя узнать.

Странно. Что это может значить?

 

- Поверь, мне горько тебе говорить.

Еще вчера я б от страха скрыла.

Но раз ты сказал, что тебе не дожить,

То лучше, чтоб после себя не корить,

Сказать тебе коротко все, что было.

 

Знай же, что я дрянная жена

И стою любого худого слова.

Я вот уже год тебе не верна

И вот уже год, как люблю другого!

 

О, как я страдала, встречая пламя

Твоих горячих восточных глаз. -

Он молча слушал ее рассказ,

Слушал, может, последний раз,

Сухую былинку зажав зубами.

 

- Вот так целый год я лгала, скрывала,

Но это от страха, а не со зла.

- Скажи мне имя!..-

Она помолчала,

Потом, как ударив, имя сказала,

Лучшего друга его назвала!

 

Затем добавила торопливо:

- Мы улетаем на днях на юг.

Здесь трудно нам было бы жить счастливо.

Быть может, все это не так красиво,

Но он не совсем уж бесчестный друг.

 

Он просто не смел бы, не мог, как и я,

Выдержать, встретясь с твоими глазами.

За сына не бойся. Он едет с нами.

Теперь все заново: жизнь и семья.

 

Прости. Не ко времени эти слова.

Но больше не будет иного времени. -

Он слушает молча. Горит голова...

И словно бы молот стучит по темени...

 

- Как жаль, что тебе ничем не поможешь!

Судьба перепутала все пути.

Прощай! Не сердись и прости, если можешь!

За подлость и радость мою прости!

 

Полгода прошло или полчаса?

Наверно, кончились батареи.

Все дальше, все тише шумы... голоса...

Лишь сердце стучит все сильней и сильнее!

 

Оно грохочет и бьет в виски!

Оно полыхает огнем и ядом.

Оно разрывается на куски!

Что больше в нем: ярости или тоски?

Взвешивать поздно, да и не надо!

 

Обида волной заливает кровь.

Перед глазами сплошной туман.

Где дружба на свете и где любовь?

Их нету! И ветер как эхо вновь:

Их нету! Все подлость и все обман!

 

Ему в снегу суждено подыхать,

Как псу, коченея под стоны вьюги,

Чтоб два предателя там, на юге,

Со смехом бутылку открыв на досуге,

Могли поминки по нем справлять?!

 

Они совсем затиранят мальца

И будут усердствовать до конца,

Чтоб вбить ему в голову имя другого

И вырвать из памяти имя отца!

 

И все-таки светлая вера дана

Душонке трехлетнего пацана.

Сын слушает гул самолетов и ждет.

А он замерзает, а он не придет!

 

Сердце грохочет, стучит в виски,

Взведенное, словно курок нагана.

От нежности, ярости и тоски

Оно разрывается на куски.

А все-таки рано сдаваться, рано!

 

Эх, силы! Откуда вас взять, откуда?

Но тут ведь на карту не жизнь, а честь!

Чудо? Вы скажете, нужно чудо?

Так пусть же! Считайте, что чудо есть!

 

Надо любою ценой подняться

И всем существом, устремясь вперед,

Грудью от мерзлой земли оторваться,

Как самолет, что не хочет сдаваться,

А сбитый, снова идет на взлет!

 

Боль подступает такая, что кажется,

Замертво рухнешь назад, ничком!

И все-таки он, хрипя, поднимается.

Чудо, как видите, совершается!

Впрочем, о чуде потом, потом...

 

Швыряет буран ледяную соль,

Но тело горит, будто жарким летом,

Сердце колотится в горле где-то,

Багровая ярость да черная боль!

 

Вдали сквозь дикую карусель

Глаза мальчишки, что верно ждут,

Они большие, во всю метель,

Они, как компас, его ведут!

 

- Не выйдет! Неправда, не пропаду! -

Он жив. Он двигается, ползет!

Встает, качается на ходу,

Падает снова и вновь встает...

 

II

 

К полудню буран захирел и сдал.

Упал и рассыпался вдруг на части.

Упал, будто срезанный наповал,

Выпустив солнце из белой пасти.

 

Он сдал, в предчувствии скорой весны,

Оставив после ночной операции

На чахлых кустах клочки седины,

Как белые флаги капитуляции.

 

Идет на бреющем вертолет,

Ломая безмолвие тишины.

Шестой разворот, седьмой разворот,

Он ищет... ищет... и вот, и вот -

Темная точка средь белизны!

 

Скорее! От рева земля тряслась.

Скорее! Ну что там: зверь? Человек?

Точка качнулась, приподнялась

И рухнула снова в глубокий снег...

 

Все ближе, все ниже... Довольно! Стоп!

Ровно и плавно гудят машины.

И первой без лесенки прямо в сугроб

Метнулась женщина из кабины!

 

Припала к мужу: - Ты жив, ты жив!

Я знала... Все будет так, не иначе!..-

И, шею бережно обхватив,

Что-то шептала, смеясь и плача.

 

Дрожа, целовала, как в полусне,

Замерзшие руки, лицо и губы.

А он еле слышно, с трудом, сквозь зубы:

- Не смей... ты сама же сказала мне..

 

- Молчи! Не надо! Все бред, все бред!

Какой же меркой меня ты мерил?

Как мог ты верить?! А впрочем, нет,

Какое счастье, что ты поверил!

 

Я знала, я знала характер твой!

Все рушилось, гибло... хоть вой, хоть реви!

И нужен был шанс, последний, любой!

А ненависть может гореть порой

Даже сильней любви!

 

И вот, говорю, а сама трясусь,

Играю какого-то подлеца.

И все боюсь, что сейчас сорвусь,

Что-нибудь выкрикну, разревусь,

Не выдержав до конца!

 

Прости же за горечь, любимый мой!

Всю жизнь за один, за один твой взгляд,

Да я, как дура, пойду за тобой,

Хоть к черту! Хоть в пекло! Хоть в самый ад!

 

И были такими глаза ее,

Глаза, что любили и тосковали,

Таким они светом сейчас сияли,

Что он посмотрел в них и понял все!

 

И, полузамерзший, полуживой,

Он стал вдруг счастливейшим на планете.

Ненависть, как ни сильна порой,

Не самая сильная вещь на свете!

 

Изменено пользователем dedmoroz15

Ведь человек с погибшей совестью

Уже никто. Не человек! (Асадов)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Жила-была на свете Любовь.

Она была очень робкой,

потому что боялась сделать больно.

Она любила сказки, и верила,

что еще придет ее день.

Любовь ходила по снегу босиком,

и он таял под ее ногами.

Она думала это потому, что Она пришла сюда.

Любовь смотрела с высоты

своей мечты

на маленького избранника

и не замечала остального,

как не заметила,

что пришла весна,

и поэтому таял снег.

 

(с)Татьяна Зыкова.

Труднее всего отказаться и забыть не самого человека, а ту мечту которую он подарил, а ты поверила
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Кто-то - здоровый, зрячий - шагнул в 37, кто-то - раньше, кто-то - позже. А жизнь Эдуарда Аркадьевича Асадова - это гимн Любви к Жизни.

 

В ночь с 3 на 4 мая 44-го в боях за Севастополь под Бельбеком получил тяжелейшее ранение осколком мины в лицо. Теряя сознание, он довёл грузовой автомобиль с боеприпасами до артиллерийской батареи. После продолжительного лечения в госпиталях врачи не смогли сохранить ему глаза, и с того времени Асадов был вынужден до конца жизни носить чёрную полумаску на лице.

Когда мне встречается в людях дурное,

То долгое время я верить стараюсь,

Что это скорее всего напускное,

Что это случайность. И я ошибаюсь.

 

Об этих трагических днях поэт потом вспоминал:…Что было потом? А потом был госпиталь и двадцать шесть суток борьбы между жизнью и смертью. «Быть или не быть?» — в самом буквальном смысле этого слова. Когда сознание приходило — диктовал по два-три слова открытку маме, стараясь избежать тревожных слов. Когда уходило сознание, бредил. Было плохо, но молодость и жизнь все-таки победили. Впрочем, госпиталь был у меня не один, а целая обойма. Из Мамашаев меня перевезли в Саки, затем в Симферополь, потом в Кисловодск в госпиталь имени Десятилетия Октября (теперь там санаторий), ну а оттуда — в Москву. Переезды, скальпели хирургов, перевязки. И вот самое трудное — приговор врачей: «Впереди будет всё. Всё, кроме света». Это-то мне предстояло принять, выдержать и осмыслить, уже самому решать вопрос: «Быть или не быть?» А после многих бессонных ночей, взвесив все и ответив: «Да!» — поставить перед собой самую большую и самую важную для себя цель и идти к ней, уже не сдаваясь. Я вновь стал писать стихи. Писал и ночью и днем, и до и после операции, писал настойчиво и упорно. Понимал, что еще не то и не так, но снова искал и снова работал. Однако какой бы ни была твердой воля у человека, с каким бы упорством ни шел он к поставленной цели и сколько бы труда ни вложил в свое дело, подлинный успех ему еще не гарантирован. В поэзии, как и во всяком творчестве, нужны способности, талант, призвание. Самому же оценить достоинство своих стихов трудно, ведь пристрастнее всего относишься именно к себе. … Никогда не забуду этого 1 мая 1948 года. И того, каким счастливым я был, когда держал купленный возле Дома ученых номер «Огонька», в котором были напечатаны мои стихи. Вот именно, мои стихи, а не чьи-то другие! Мимо меня с песнями шли праздничные демонстранты, а я был, наверное, праздничнее всех в Москве!

Ушел в 2004-ом, оставив наследие. которому может позавидовать любой зрячий.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Simfosaur, абсолютно точно. Читала о его биографии очень много. Но это уже к данной теме не относится)))))

Ведь человек с погибшей совестью

Уже никто. Не человек! (Асадов)

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Мы любить Россию не просили, ваша не любовь к нам - не беда,

Если вам не нравится Россия, Есть дорога на х** господа!

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

эту песню изначально Damien Rice исполнял. она в фильме Closer еще была.

но мне почему-то в исполнении Anneke кажется более пронизывающей.

 

http://www.youtube.com/watch?v=eyni32LvWm4&playnext=1&list=PLAE4EF49A2CA3CB7F

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Труднее всего отказаться и забыть не самого человека, а ту мечту которую он подарил, а ты поверила
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Присоединяйтесь к обсуждению

Вы можете написать сейчас и зарегистрироваться позже. Если у вас есть аккаунт, авторизуйтесь, чтобы опубликовать от имени своего аккаунта.
Примечание: Ваш пост будет проверен модератором, прежде чем станет видимым.

Гость
Ответить в этой теме...

×   Вставлено с форматированием.   Вставить как обычный текст

  Разрешено использовать не более 75 эмодзи.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отображать как обычную ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставлять изображения напрямую. Загружайте или вставляйте изображения по ссылке.

Загрузка...

Чат

Чат

Please enter your display name

×
×
  • Создать...