Новая концепция драматургии

[BladeRunner]

Трудно найти в мировой драматургии пьесу более зловещую, чем «Вишневый сад» Антона Чехова. В этой «комедии» отсутствуют действие, интрига и даже юмор. Своей известностью «Вишневый сад» обязан, конечно же, прежде всего высокому авторитету Чехова. В 1904 году, когда «комедию» поставили впервые, Антон Павлович был уже смертельно болен. По воспоминаниям Константина Станиславского – первого режиссера пьесы, Чехов находил уморительно смешным уже одно название. А уж над едва намеченными коллизиями хохотал так, что повергал окружающих в подлинный ужас. Смех перерастал в кашель. Тело Антона Павловича начинало сотрясаться. Отхохотав, великий писатель выплевывал в платок ошметки своих легких. После чего, разглядывая пятна крови на батистовой ткани, восклицал: «Вишневый сад! Вишневый ад!» И снова принимался смеяться. Примерно с теми же последствиями.

 

За постановку этой самой жуткой, фактически на смертном одре написанной пьесы Чехова взялся Константин Станиславский, бывший с Чеховым в приятельских отношениях. Его режиссерская концепция отнюдь не бесспорна. К примеру, образ помещицы Раневской страдает переизбытком пафоса, заламывания рук, трагических восклицаний. Сила патетики этого образа такова, что он ядом пропитывает всю пьесу, как туберкулезные плевки батистовую ткань.

Современные Станиславскому и Чехову недоброжелатели утверждали, что режиссер использовал авторитет умирающего классика исключительно затем, чтобы утвердиться самому и доказать свою значимость театралам. Достоверно о том, что вкладывал в понятие «комедия» умирающий Чехов неизвестно. Однако стараниями Константина Станиславского вместо свойственной комическому жанру легковесности «Вишневый сад» превратился в скучнейший, насыщенный пафосом, церемониал. Не случайно «Вишневый сад» любили советские чиновники. В частности, известно о том, что Леонид Брежнев бывал на показах комедии Чехова не один раз. Точного ответа не существует, однако можно предположить, что Брежнев находил в «Вишневом саде» что-то общее с официальными заседаниями – ту же атмосферу вязкой, как вишневое варенье, скуки с нотками пафоса и умеренными кабинетными юродствованиями.

Трактовку Станиславского нельзя назвать бесспорной. Однако смельчаков, которые решились бы опровергнуть сценические идеи Константина Сергеевича, не находилось. В самых авангардных постановках герои пьесы выходили на сцену голыми, пили из горлышка алкоголь, совокуплялись и даже испражнялись. Однако ядро концепции пребывало нетронутым. Незыблемым оставался надрывный пафос Раневской, трогательный идиотизм Гаева, меркантильность Лопахина и т.д.

А ведь в последней, предсмертной пьесе Чехова можно усмотреть не только ностальгию по уходящему в прошлое образу жизни русского дворянства. Представьте, что вы – смертельно больной человек среднего сословия (врач, менеджер и т.д.). Много ли печали вам будет в том, что кого-то там выселят из особняка на Рублево-Успенском шоссе? Об этом ли вы будете думать, находясь на пороге небытия?

Бесспорно, «Вишневый сад» — текст, глубоко мистический. Разумеется, устами Раневской не дворянское сословие прощается со своими привилегиями, а сам Антон Павлович говорит «оревуар» земному существованию. А обращения Гаева к мебели? Что такое, по-вашему, «много уважаемый шкаф»? Юродство? Или реминисценция тибетской Книги Мертвых, где странникам также приходится вступать в беседы с неодушевленными сущностями? Не так просты и реплики того же Гаева: «Режу в угол! От шара на середину…» Если сличить текст Книги Мертвых с «Вишневым садом», обнаружится не так уж мало совпадений. В Книге Мертвых есть и углы, и, не поверите, шары. Может возникнуть крамольная мысль: а не указывает ли Гаев дорогу потерявшей тело душе?

А финальный стук топора по дереву? Точно ли это вырубают вишневый сад? А, может, сколачивают гроб?

Все это балансирование на грани жизни и смерти, зловещие знаки и явления теней Чехов, отдадим ему должное, сумел облечь в игривую форму, завуалировать и задрапировать кромешный ужас своей души. В этом случае получилась действительно – комедия.

Но вернемся к Станиславскому. Наверняка каждый из вас в детстве видел не один мультфильм с сюжетом о том, как в цветной мир веселых человечков приходит серое сутулое существо и запрещает веселиться, навязывая свои порядки. Примерно такова же была и роль Станиславского в русском театре.

До его (совместных с Немировичем-Данченко) реформ театры представляли собой места до крайности легкомысленные. Например, балет являл собой окультуренную форму стриптиза. Только на балетных представлениях мужчина XIX века на совершенно законных основаниях, не опасаясь общественного осуждения, мог полюбоваться дамскими ножками и даже (если повезет) заглянуть и выше.

Сам же театр являл собой завуалированный бордель. Театральные девочки (в отличие от уличных «белобилетниц») могли не только продавать своим поклонникам секс, но и показывать истории. Естественно, что тесное общение с исполнительницами главных ролей было по карману только очень состоятельным господам. Среднее сословие интересовалось девушками из кордебалета. Ну, а для бедноты в партерах и на галерках разыгрывались собственно легкомысленные истории.

С появлением Станиславского весь театр стал «для бедных». Не случайно его сценические теории нашли признание в тоталитарной советской России, а сам Константин Сергеевич получил из рук Сталина орден в 1938 году.

Так получилось, что «Вишневый сад» обозначил упадок отечественного театра. Однако с этой же пьесы началось и его возрождение.

***

 

В начале XXI века кризис театра обозначился как никогда остро. Выразился он в том, что за развлечениями зрители стали ходить в другие места. К десятым годам тысячелетия стало очевидно, что театральную аудиторию составляют немолодые люди (как правило, склонные к восторженности дамы), которые еще могли восхититься преподносимыми эмоциями. Впрочем, справедливости ради следует сказать, что и киноиндустрия, как главный конкурент театра, также пребывала в упадке. Компьютерные технологии давали каждому бездельнику возможность бесплатно скачать фильм в интернете и посмотреть новинку проката, не выходя из дома. Воротилы киноиндустрии как-то выкручивались, строили кинотеатры IMAX, однако все эти действия были фактически равнозначны лечению мертвого тела припарками.

В отличие от кино, театральные представления не являлись штамповкой. Просмотры спектакля по интернету не создавали впечатления, равного тому, которое могло бы возникать в зрительном зале. Равным образом для театралов не представлял угрозы текст пьесы, который можно было скачать из сети.

При условии сильного, фактически шокового, воздействия на психику зрителя, избавления от пафосных штампов Станиславского и поворота лицом к народу у театра появлялся шанс на второе рождение.

И люди, которые воспользовались представившимся шансом, нашлись…

Биография ведущего реформатора театра Сергея Сатанаева еще не изучена. Известно лишь, что будущий преобразователь подмостков родился в последней четверти XX века, образование имел техническое. Несколько лет будущий революционер провел на службе в правоохранительных органах. Известно, что Сатанаев принимал участие в антитеррористической операции на Северном Кавказе. Во время одной из зачисток оказался контужен.

Контузия – на самом деле очень неприятное поражение головного мозга. Оно сопровождается сильнейшими головными болями, потерей памяти, тошнотой, рвотой, слуховыми галлюцинациями. В то же время парадоксальным образом возникает ясность восприятия. Мозг контуженного человека – благодатная почва. Что посеешь, то и взойдет, да еще принесет изобильнейший урожай.

Около месяца Сергей провел в одном из госпиталей Моздока, где ему попала в руки невесть, как оказавшаяся в госпитале книга французского театрального реформатора Антонена Арто «Театр и его двойник» (СПб, «Симпозиум», 2000 г.). Строки, где говорилось о том, что на сцене должны бить фонтаны крови, а представление – пугать зрителя, заставлять его визжать от ужаса, надолго задержались в травмированной голове будущего революционера подмостков.

В театр Сатанаев пришел не сразу. Некоторое время он служил в правоохранительных органах. В 2011 году, во время преобразования милиции в полицию, не прошел переаттестацию и был уволен. Однако связи в силовых органах у Сатанаева остались. Ими он пользовался, пытаясь организовать ряд бизнес-предприятий по поставке стройматериалов, автомобилей и т.д. Особого успеха эта деятельность не имела.

Но в 2012 году произошло событие, ставшее в жизни Сергея Сатанаева поворотным.

Обитал будущий театральный реформатор в городе с неброским названием Мухосранск, где являлся персоной умеренно известной и значимой в деловых и властных кругах.

Одним летним днем (точная дата так и осталась неизвестной) произошло три события, которые и запустили процесс реформирования театральной жизни России.

Первое событие заключалось в том, что результате ряда неблаговидных и, по существу, рейдерских операций Сергей Сатанаев вдруг оказался собственником здания областного драматического театра, которое планировалось перестроить под развлекательный центр. Уже позднее некоторые театроведы указывали на то, что собственником Сатанаев являлся скорее фиктивным. Так в некоторых фирмах есть зиц-председатели, якобы осуществляющие руководство, но на самом деле лишь несущие ответственность. Свои гипотезы театроведы основывают на многочисленных юридических документах. Но, тем не менее, это все тонкости.

Одновременно с получением в собственность здания театра со всеми декорациями, один из уважаемых в городе людей попросил Сергея подержать где-нибудь своих должников. Помещение должно быть охраняемым и не привлекать постороннего интереса. Одним словом, здание бывшего театра для импровизированной долговой тюрьмы подходило как нельзя лучше. Побегу должников препятствовали сотрудники одного из ЧОПов.

Третьим же обстоятельством, переломившим судьбу российского театра, стала просьба еще одного влиятельного человека из наркополиции подержать где-нибудь большой груз того, что позднейшие мемуаристы называли, цитируя самого Сатанаева, «ганджубасиком». Последний был импортирован из Средней Азии и обладал исключительной силой воздействия. «Ганджубасик» также был помещен среди пыльных декораций.

Естественно, будущий реформатор театра не мог удержаться от снятия пробы с продукта. И вот тогда-то в некогда контуженной голове всплыла мысль безумного француза Арто о «фонтанах крови». А зиц-владелец театра вдруг осознал, что ему, пожалуй, по силам осуществить небывалую постановку. Тем более, что должники уважаемого человека были совершенно неплатежеспособны, и знали много лишнего. Заемщик давно уже хотел вывезти их, что называется, в лес, но не горел желанием марать руки.

После переговоров с уважаемыми персонами Сергей не без труда, но получил их добро на постановку пьесы Шекспира «Гамлет». На премьеру были приглашены представители силовой и деловой элиты…

Репетиции почти не проводились. Сатанаев всего лишь вставил каждому актеру незаметный наушник. Суфлировал сам. Не обошлось без накладок. Сигналы то и дело поступали не тем адресатам. Так монолог «Быть или не быть» в версии Сатанаева произносил Полоний, а не Гамлет. Однако на успех представления такие мелочи влияния не оказали.

Представление получилось настолько реалистичным, что нескольким силовикам во время спектакля даже стало плохо. И, вместе с тем, элита Мухосранска по достоинству оценила новизну представления. Громовые овации еще долго сотрясали здание заброшенного драмтеатра и разгоняли зеленых мух, налетевших было на гору свежих трупов в центре сцены.

***

 

Представление было закрытым и, по большому счету, совершенно секретным. Однако заказ на следующий спектакль Сергею поступил уже через какую-то неделю. И от такого человека, отказать которому было решительно не возможно. То есть, от самого губернатора области.

Актеры у губернатора имелись: супружеская пара правозащитников-экологов, доставших все инстанциями своими петициями и открытыми письмами против захоронения на территории области радиоактивных отходов. В качестве второстепенных действующих лиц были задействованы несколько идиотов – мелких бюрократиков, задумавших слить информацию в блог Навального.

С выбором спектакля Сатанаев определился немедленно. Конечно же, «Ромео и Джульетта». В финале оба влюбленных действительно травились. На свой страх и риск Сергей придумал умертвить их при помощи тех самых радиоактивных отходов. Агония превзошла все ожидания. Бюрократические идиотики перерезали друг дружку в ходе «вражды» семейств Монтекки и Капулетти.

Представление давали на территории заброшенного химкомбината. Публика на всякий случай нарядилась в прорезиненные плащи и противогазы. Было душновато, однако спектакль, по общему мнению, удался. Правда, в финале правозащитница-«Джульетта», телесной организацией поразительно похожая на свою коллегу Валерию Новодворскую, пошла на прорыв кордона охранников. Охрана открыла огонь. Добил раненую правозащитницу более сговорчивый «Ромео», щедро натолкав ей в рот «фонящих» отходов из бочки.

По общему мнению, представление получилось несколько более жестким, чем у Шекспира, однако тоже, по-своему, удачным.

С этого дня заказы посыпались один за другим.

Незадолго до легализации своего театра, Сатанаев уже давал представления в районе Рублево-Успенского шоссе. В основном, наибольшей популярностью пользовался Шекспир. Однако и русская классика тоже оказалась востребована.

Так, для одного из представлений была разыграна «Гроза» Островского. В главной роли выступила бывшая любовница хозяина особняка – крупного нефтепромышленника. За неимением утеса падать ей пришлось в крыши дома, расположенной на высоте пятнадцати метров над землей.

Удалась и «Снегурочка», разыгранная для его соседа. Несговорчивой фотомодели, исполнявшей главную роль, в финале прострелили колено, а затем заставили прыгать через костер.

***

 

Стоит признать, что и сам театральный реформатор никогда даже задуматься не мог, что когда-нибудь его представления выйдут из подполья и привлекут широкий зрительский интерес. Однако это случилось. Определенные старания приложили поклонники режиссерского таланта Сергея, проживавшие в районе Рублево-Успенского шоссе и Новорижской трассы. Идея легализации новой трактовки классики была пролоббирована в Госдуме и правительстве.

В качестве актеров для публичных представлений предполагалось использовать известных всей стране по кадрам криминальной хроники преступников, приговоренных к пожизненному заключению. К слову, сами злодеи были отнюдь не против такой альтернативы. Играть в театре, для тысяч зрителей, было куда интереснее, чем коротать долгие годы заключения в каком-нибудь «Черном Лебеде».

Разумеется, общественность восприняла театральное новаторство неоднозначно. Так, либеральная интеллигенция упирала на якобы человеконенавистническую основу нововведения. В ответ на это прокремлевские полемисты на телеэкранах и в блогах заявляли, что обновленный театр безусловно станет действенным оружием в деле профилактики преступности. Он сможет реально отвратить подрастающее поколение от криминала. И, к тому же, интерес молодежи к великой русской классике неминуемо возрастет.

Однако противники не унимались. Разыгралась небольшая война компроматов, в результате которой одного из противников театрального нововведения уличили в педофилии, другого – в гомосексуальных связях, третьего… Впрочем, это не имеет прямого отношения к предмету нашего исследования.

Премьера первого спектакля состоялась в июне 2016 года. Было решено, что им станет «Вишневый сад» Чехова. Шумиха, которую подняли средства массовой информации, телевидение и блоги привела к тому, что премьерный показ решено было проводить даже не на театральных площадках, а на большой арене Лужников.

Девяносто тысяч билетов смели в несколько часов. Такого живого интереса к творчеству Антона Павловича не возникало больше ста лет.

Декорации были установлены прямо на газоне. Все происходящее снималось на камеры, которые выводили изображения на гигантские плазменные экраны. Чтобы актеры не разбежались, периметр арены патрулировало около полутора тысяч полицейских.

Перед началом представления зрителям на плазменных экранах были продемонстрированы биографии и послужные списки актеров. Они действительно впечатляли.

Так, Раневская оказалась знаменитой «Челябинской потрошительницей». За два года до театральной премьеры она при помощи садовых ножниц вырезала гениталии своего супруга, а затем вскрыла ему брюшную полость, выложив из кишок слово «ХУЙ» на линолеуме. Этими же ножницами она нанесла смертельные раны невестке и внуку, отрезав последнему голову. Чудом выжил только сын. Но и тот до сих пор ходит с трубкой в распоротом горле.

Гаева выпало играть серийному педофилу из Иркутска, на чьем счету было около сорока детских жизней. Петей Трофимовым оказался тихий на вид очкарик из Ульяновска, осужденный за каннибализм. Лопахин некогда входил в криминальную группировку, орудовавшую в Ростовской области, являясь ее «кулаком». Собственно, именно Лопахин и собрал большинство ставок, которые принимали букмекерские конторы.

А затем началось представление.

Как отмечал один из маститых театральных критиков, играли актеры неумело, будучи очень далеки от профессионализма. Однако тот факт, что они одной ногой уже фактически находились на том свете, добавлял их игре остроты. Так, Раневская всего лишь бубнила свои реплики под нос. Но от этого бубнежа по коже пробегали ледяные мурашки. Чего, кстати, не могли добиться самые умелые профессиональные актрисы. Гаев в свою очередь путался в словах, которые ему подсказывал электронный наушник, не отрывал глаз от пола. Но в эмоциональной насыщенности образу, им создаваемому, было не отказать. Лопахин же оказался по-настоящему зловещ. Он то и дело ощупывал реквизит, словно примеряясь и готовясь к удару. И в то же время чеховский текст вряд ли знавал лучшую интерпретацию.

Закончился первый акт, громкоговорители на стадионе объявили антракт. Зрители, ожидавшие начала бойни, принялись скандировать: «РЕЖИССЕР – ПИДАРАС!!!» Однако когда началось второе действие, утихли и они. Ужас и замогильная жуть, исходившие со спортивной арены, заворожили даже самых оголтелых сторонников насилия.

К концу второго действия большая часть стадиона аплодировала стоя. И вот тут-то в наушниках актеров и прозвучала команда: «FIGHT!»

Пользоваться актерам разрешалось только холодным оружием. Раневской выдали садовые ножницы. Гаеву – бильярдный кий. Трофимову – мясницкий тесак. Лопахину – топор.

Воздержимся от описаний того, что за этим воспоследовало. Однако третий, бойцовский, акт принес несколько неожиданностей. Совершенно непредвиденно выбыл фаворит букмекеров – Лопахин. Раневская в два счета вскрыла ему живот ножницами и принялась было потрошить Гаева, однако оказалась убита Трофимовым. Ряд сюрпризов преподнес и исполнитель роли Фирса, прозванный в родном Владивостоке «ворошиловским стрелком». Но если герой фильма Говорухина отстреливал насильников и преступников, то дальневосточный пенсионер стрелял просто для развлечения. Фирсу, как самому слабому, выдали лопату. И вот, когда сухонький дедушка чуть ли не играючи снес ею голову зловещей Раневской, публика разразилась торжествующими воплями.

Победителем в итоге оказался Гаев. Израненный, обескровленный, он обезоружил Трофимова и занес над ним бильярдный кий.

С кресла на vip-трибуне поднялся московский мэр и, выждав с полминуты, вытянул руку с опущенным вниз большим пальцем. В тот же момент Гаев вогнал бильярдный кий в глаз своего обессиленного противника.

Стадион серийный педофил покидал чуть ли не настоящим героем. Согласно условиям театральной игры он должен был выжить еще в девяти спектаклях. А затем – получить амнистию.

(Забегая вперед, скажем, что пережил он всего три постановки. Трагическая гибель настигла его на представлении «Горя от ума», состоявшемся в октябре того же года. Подлый удар нанесла хрупкая девушка, игравшая Софью и осужденная за детоубийство.)

Девяносто тысяч человек еще долго ревели от восторга. Так начиналась эра обновленного театра.

***

 

Следует признать, что никогда еще российский театр не переживал такого расцвета. Стадионные аншлаги, сопровождавшие каждую постановку, широчайший резонанс в прессе и в блогах. Зарубежные промоутеры мечтали заманить Сатанаева с его «артистами» на гастроли, однако, в силу различия в законодательствах, поехать в турне по загранице не было никакой возможности.

Зато в Россию повалили иностранные театралы. Они разбивали палатки прямо около Лужников, чтобы первыми успеть рано утром к окошкам касс. Такого ажиотажа отечественная драматургия еще не переживала.

Однако гастроли по регионам не представляли собой чего-то несбыточного. Вскоре была разработана так называемая стадионная антреприза. Зрители в крупных городах провинции могли увидеть спектакли «Гамлет против Чацкого», «Леди Макбет против трех сестер», «Дядя Ваня против Отелло». Адаптировать классические тексты к стадионным нуждам в темпе и с хорошим качеством помогли сценаристы проекта «Обручальное кольцо».

Сергей Сатанаев переживал неслыханный взлет карьеры. Миллионные гонорары, любовь лучших красавиц, уважение со стороны сильных мира сего – все это реформатор театра получил.

Несколько «артистов», отыграв десять спектаклей, смогли получить амнистию, сменив унылые камеры пожизненного заключения на номера в роскошных отелях, окрики вертухаев на визжание фанатичных поклонниц, вонючие параши на евросортиры, прогулки в положении «согнувшись» с мешком на голове и в сопровождении собак – на вояжи по лучшим пляжам и курортам.

Конечно же, нашлись и недоброжелатели. Это были впавшие в ничтожество сторонники системы Станиславского. Кто-то из них нанял частных детективов, те провели расследование…

И в один момент карьера Сатанаева оборвалась на взлете. Нет, Сергею не вменяли в вину стадионные спектакли, в отношении которых законность была соблюдена. Обвинение касалось ранних, еще в ту пору не легальных постановок Шекспира и Островского.

Судил Сергея печально знаменитый Басманный суд. Во время заседаний день и ночь здание суда пикетировали тысячи людей. «СВОБОДУ ГЕНИЮ!», «СУДЬИ – ПИДОРЫ!», «ВЕРНИТЕ НАМ ИСКУССТВО!» — эти и другие подобные лозунги были написаны на транспарантах митингующих. Множество вольнолюбивых граффити появилось как на стенах суда, так и на окрестных зданиях.

Но неправедный суд вынес свое решение: пожизненное заключение, которое можно было заменить на исполнение одной из главных ролей в пьесе. Не стоит, наверное, и говорить, что выбрал гений театра.

В первый и последний раз он вышел на сцену в марте 2017 года. Представление называлось «На всякого мудреца довольно простоты». Автором текста был все тот же злополучный драматург Островский. Сатанаеву досталась роль генерала Крутицкого (которую по злой иронии судьбы когда-то играл Станиславский), а в качестве оружия – кочерга.

Бился реформатор театра хорошо и до последнего. Он сумел проломить голову гусару Курчаеву, отбиться от барина Мамаева. Но коварный удар бензопилой, нанесенный цыганкой Манефой, унес от нас светлого гения театрального искусства.

***

Свершения Сергея Сатанаева не были забыты благодарными зрителями. В 2047 году, в годовщину трагической гибели, ему была посмертно вручена «Золотая маска». Именем героя и мученика театра назван бывший МХАТ им. Чехова, несколько провинциальных театров, улицы и проспекты российских городов, а также стадион «Лужники».

Про этого человека можно совершенно обоснованно сказать: его жизнь была в полной мере отдана театру.

 

©