Женщины в разведке

[Lara Kroft]

Женщины в разведке – особая страница в истории России

Им помогали обаяние и нетрадиционная логика

 

 

Государственный музей политической истории России, расположенный в Санкт-Петербурге, собрал уникальные материалы, посвященные женщинам - сотрудницам органов госбезопасности России, сообщает АНН.

 

Достигать определенных высот в разведке женщинам помогали такие качества, как обаяние, нетрадиционная логика, хитрость и склонность к интригам.

 

Одной из первых русских дам, прославившихся на этом поприще, сотрудники Музея политической истории России считают княгиню Доротею Ливен – родную сестру знаменитого шефа жандармов Александра Бенкендорфа . Воспитывалась она в Смольном институте, была фрейлиной великой княгини Марии Федоровны, супруги Павла I. Вышла замуж за военного министра, графа Христофора Ливена, и находилась в близких отношениях с царствующей семьей.

 

В 1809-ом году Христофор Ливен - посол в Берлине, а в 1812-ом - в Лондоне. Там и начала свою разведывательную карьеру его супруга.

 

Княгиня открыла блестящий светский салон в Лондоне. Затем - после смерти мужа - в Париже. В них бывали небезынтересные для российского государства политики и дипломаты. Доротея Ливен имела постоянную переписку по вопросам российской внешней политики с графом Карлом Несельроде, министром иностранных дел. Известно, что данные, собранные агентом Ливен, помогли императору Александру I правильно сформулировать российскую позицию на Венском Конгрессе в 1814-ом году.

 

 

Жизнь Доротеи напоминает увлекательнейший авантюрный роман. Она не отличалась классической красотой. Но ее острый ум и какой-то магический «шарм» притягивали мужчин. С десяток лет княгиня Ливен была любовницей Клеменса Меттерниха, министра иностранных дел и фактического главы австрийского правительства. И все это время министр иностранных дел русского императорского двора получал от Доротеи ценнейшую информацию.

 

 

 

Секретный канал Ливен - Меттерних - как правило, зашифрованные послания, вложенные аж в четыре конверта, - контролировал не только министр, но и сам царь Александр, обсуждавший с графиней вопросы внешней политики и лично инструктировавший ее. Затем по поручению государя госпоже Ливен пришлось забыть Меттерниха и завести новый роман - теперь с министром иностранных дел Англии Джорджем Каннингом, ключевой фигурой на политической арене начала XIX столетия. Роман затянулся на целое десятилетие. А «лебединой песней» Доротеи был Франсуа Гизо - премьер-министр Франции.

 

 

 

Агент советской внешней разведки Маргарита Коненкова проживала в США с 1924-го по 1945-ый год. Она была красавицей, ею восхищался Альберт Эйнштейн . Пользуясь особым расположением ученого, с которым познакомилась в 1935-ом году в Нью-Йорке, она умело использовала его для контактов с Робертом Оппенгеймером , создателем американской атомной бомбы. Скончалась Коненкова в Москве в 1980 году в возрасте 84 лет.

 

 

 

Другая известнейшая женщина-агент Зоя Воскресенская (Рыбкина) была полковником, сотрудницей внешней разведки. Она выполняла разведывательные задания в Китае, Германии, Турции и Финляндии.

 

 

 

 

В историю нашей разведки вошел ее танец с послом Германии в СССР графом Вернером фон Шуленбургом. В мае 1941-го года Зоя Воскресенская присутствовала на приеме у посла в честь гастролировавших тогда в Москве артистов балета Берлинской оперы. Она станцевала вальс с графом Шуленбургом. Танцуя, Зоя Воскресенская, обратила внимание на то, что на стенах, примыкающих к залу комнат, видны светлые квадраты пятен, видимо, от снятых картин. Напротив приоткрытой двери возвышались груды чемоданов. Озабоченность разведчицы вызвали и другие едва уловимые детали, подмеченные в разговоре с германскими дипломатами. Молодая женщина сделала вывод о том, что вечер, столь тщательно спланированный германским посольством, затеян для отвода глаз, чтобы опровергнуть слухи о войне, якобы готовящейся против СССР, и продемонстрировать приверженность Пакту о ненападении 1939-го года. Об этом спустя несколько часов было доложено руководству советской разведки.

 

 

В годы Второй мировой войны Зоя Воскресенская занималась отбором и забросом в тыл противника разведывательно-диверсионных групп.

[Lara Kroft]

Женский шарм на службе разведки

 

Тема специфических приемов женщин в разведывательной деятельности известна со времен Библии. И я об этом уже писал, поэтому познакомимся с более современными примерами.

 

23 мая 1862 года у городка Мартинсберг (штат Вирджиния) 18-летняя Белл Бойд перешла линию фронта между северянами и южанами в Гражданской войне в США для передачи южанам собранной разведывательной информации. Она собрала чрезвычайно важные сведения о том, что объединенные силы генералов Бенкса, Майта и Фремонта должны были начать наступление на войска генерала Джексона. Но никто из агентуры южан в Мартинсберге не решился идти через линию фронта, которая проходила буквально на окраине города. Тогда 18-летняя Белл Бойд, средь бела дня, демонстративно нарядилась в темно-синее платье, белый чепчик и накрахмаленный передник, и в таком виде пошла через боевые порядки войск северян. Поздно обратив внимание на перебежчицу на нейтральной полосе, янки открыли стрельбу из ружей, а потом и пушек. Один из артиллерийских снарядов разорвался в семи метрах от нее. Но она благополучно прошла через линию огня и махнула своим белым чепчиком солдатам Первого Мэрилендского полка и Луизианской бригады.

 

Кстати, очень похожая история произошла с матерью известного актера Родиона Нахапетова. Она была связной в партизанском отряде "Родина", и мальчика назвала в честь этого отряда. Актер вспоминал: "Незадолго до того, как дать мне жизнь, мама получила особое задание: нужно было перейти линию фронта и передать от партизан важные сведения в действующую армию. На этом пути она пережила тяжелые испытания: была приговорена к смерти, бежала из концлагеря, выполнила порученное, а возвращаясь назад, попала под страшную бомбежку в городе Пятихатки. Во время этой бомбежки я и родился. Маме пришлось прикрывать меня подушкой, оберегая от осколков и камней, которые сыпались отовсюду…" Это произошло 21 января 1944 года на Днепропетровщине.

 

Меньше повезло с дамскими чарами легендарной Мата Хари. 13 февраля 1917 года ее арестовали в Париже - в отеле на Елисейских полях. Капитан французской контрразведки Ладу, который завербовал танцовщицу и был ее любовником, позже говорил, что Мата Хари жаждала наказания, в чем якобы призналась ему, сказав, что вернулась в Париж в начале 1917 года, несмотря на то, что рисковала быть арестованной, потому что "виселица всегда привлекала ее". Испанский сенатор, знавший Мата Хари, утверждал, что она стала шпионкой ради "жажды новых ощущений", что бесконечные сексуальные приключения наскучили ей. Подобно наркоману, Мата Хари с каждым разом нуждалась во все более сильных дозах стимуляторов, что в конечном счете и привело ее на путь шпионажа, поскольку только риск, которому она подвергалась на этом поприще, приносил желаемое удовлетворение.

 

Но бывают и совсем другие истории. В 1931 году с женой немецкого дипломата, как бы так выразиться, очень близко познакомился советский разведчик Федор Парпаров. Причем произвел на даму столь убедительное впечатление, что она не скрывала, что ради любимого человека ей все равно, какой стране передавать информацию. Ради наркотика встречи с этим мужчиной она стала советским агентом под кодовым именем "Августа", от которой поступала важная информация, исходившая от ее мужа-дипломата.

 

Кстати, похожая история есть и в биографии известного актера театра и кино Александра Абдулова. Работая в театре Ленинского комсомола, его угораздило влюбиться в вице-президентшу крупного американского банка. И в один прекрасный день Абдулова вызвали на Лубянку. Чекисты стали просить его еще теснее сблизиться с возлюбленной. Выяснилось, что его любовница работает на американскую разведку. Актер попытался отгородиться от контактов с контрразведкой. Однако чекисты стали звонить ему в театр, требовать новых встреч с американкой, угрожали неприятностями. Чтобы от него раз и навсегда отстали "органы", пришлось молодому актеру порвать связь с дамой, а вскоре ее выслали из страны.

 

Но самая экзотическая история, связанная с женской находчивостью в разведке, произошла в июле 1943 года. Тогда молодой американский физик-атомщик, получивший в советской разведке псевдоним "Персей", передал агенту иностранной разведки НКВД Леонтине Терезе Петке пакет с материалами по работе США над "Манхэттенским проектом". Но оказалось, что американская контрразведка уже на дальних подступах к Лос-Аламосу выставила плотные кордоны полиции. У каждого вагона поезда, на котором Петке должна была возвращаться, стояли полисмены и проверяли документы и багаж пассажиров. Если бы у советской разведчицы обнаружили бы государственные секреты США, то в условиях военного времени она могла угодить на электрический стул. Петке вернулась в здание вокзала, получила вещи из гардероба, зашла в туалет, выбросила из пакета с прокладками половину содержимого, положила туда документы и в последний момент подбежала к поезду. Разыграла потерю билета, и, когда поезд уже тронулся, нашла его, вскочила на ступеньки, а полицейский бежал за вагоном, протягивая ей пакет с прокладками и тайнами атомной бомбы: "Мисс, мисс, возьмите, вы забыли!"

 

http://www.abcwoman.ru/sex-shpion/sharm.html

[Lara Kroft]

А вот еще прелюбопытнейшее интервью с разведчицей, ушедшей в монахини

 

 

 

Накануне 23 февраля корреспондент «КП» встретился с удивительной женщиной и героической защитницей Отечества матушкой Адрианой, в миру Натальей Малышевой.

 

 

Василий ПЕСКОВ, Фотографии из архива Натальи Малышевой, в монашестве матушки Адрианы. — 20.02.2009

 

«Ей восемьдесят семь. Но голова светлая, память - молодой позавидует. Студенткой в 41-м году добровольно пошла на фронт. И почти сразу стала разведчицей.

 

Воевать начала на Волоколамском направлении. Что значило это место для судьбы Москвы, объяснять вряд ли надо. Студентка авиационного института сразу обратила на себя внимание смелостью, выдержкой, находчивостью. Хорошо знала немецкий язык. «Твое место у нас!» - сказал командир разведгруппы. «Согласна», - ответила Наталья Малышева.

 

http://i.kp.ua/m/300x225/12086973.jpg

 

Сколько раз за войну переходила линию фронта, она не считала. В каждой «ходке» была бойцом-разведчиком, медсестрой, переводчиком. В Москву вернулась из Берлина. Закончив институт, получила профессию конструктора ракетных двигателей. Работала тридцать пять лет. С возрастом стала посещать монастырь, помогая в делах монахиням. И увидела: в конце жизненного пути её место тут, в келье».

 

 

 

 

Такова судьба монахини Адрианы (в миру Натальи Владимировны Малышевой). Я встретился с ней неделю назад в келье монастыря - в маленькой комнатке с двумя столиками, уставленными памятными подношениями и пузырьками с лекарствами. Пять часов говорили о жизни, больше о её удивительном жизненном пути.

 

 

 

- Девушек-добровольцев, уходивших на фронт, было тогда немало. Я на втором курсе училась вместе с Мишей Бабушкиным - сыном знаменитого летчика, в 37-м году переправлявшего на Северный полюс папанинцев. Миша помимо института учился в аэроклубе и к осени 41-го года уже летал. Нас, 20-летних, связывала дружба, а потом и любовь, которую в сердце я храню до сих пор. Миша погиб в воздушном бою близ Москвы. И я в тот же день решила: попрошусь на фронт, буду воевать за двоих.

 

- А вот как же сразу в разведку?..

 

- Ну не сразу. На Волоколамском шоссе война была своеобразная. Сил против рвавшихся в Москву немцев не хватало. Твердый заслон на дороге заставлял немцев искать обходные пути. И мы должны были с опереженьем угадывать их намерения. Большое значение при этом имела оперативная разведка. Кое в чем я отличилась и как-то само собой утвердилась среди разведчиков.

 

- Помните какой-нибудь случай тех дней?

 

- Помню. Узнала, что где-то в лесу остался раненый. Его товарищ, тоже с тяжелой раной, сам еле-еле добрался в расположенье. Не дожидаясь приказа, я сразу - в лес. Раненый Юрий Смирнов уже поставил на себе крест - мороз, большая потеря крови и перебита нога. Я зацепила свой ремень за его пояс и потихоньку, выбиваясь из сил, потащила раненого по глубокому снегу. Сильно оба мы рисковали: часть пути надо было сделать почти на глазах немцев. На наше счастье, пошел сильный снег, и я того парня дотащила к своим. Об этом написали во фронтовой газете, и моё положенье в разведке сразу же укрепилось. Когда нашу дивизию добровольцев вливали в регулярную армию, генерал Белобородов (герой волоколамских сражений) сказал: «Дело наше тяжелое и опасное. Всем, кому трудно, разрешаю вернуться в Москву. А вот эту студентку мы непременно оставим». И перед строем меня обнял. Так я стала в отряде разведчицей, переводчицей и медицинской сестрой.

 

А в декабре мы дали прикурить немцам на Волоколамском шоссе и везде заставили стремительно отступить. Но как далеко было еще до победы!..

 

- Поучиться военному делу куда-нибудь посылали?

 

- Да, в июне 42-го года отправили меня с предписанием в подмосковное Гиреево. Там была школа разведчиков. Много полезного я узнала: как маскироваться, пользоваться оружием своим и вражеским, как выжить в лесах, оставшись без снабженья, как незаметно подать кому-то нужный сигнал, не обнаружить себя при переходе линии фронта. Много всего надо было разведчику знать. И я вспоминаю школу в Гирееве с благодарностью.

 

- Что-нибудь из жизни разведки помните?

 

- Много чего забыть невозможно. После окончания школы командир наш, чем-то озабоченный, объявил: «Тебе срочно надо явиться к Рокоссовскому». Прихожу в его палатку и, докладывая, приложила ладонь к пилотке, а генерал, поднявшись из-за стола, протянул руку: «Садитесь. Есть, лейтенант Наташа, для вас важное порученье. О нём никому ни слова. Завтра же собирайтесь за линию фронта».

 

http://www.kp.ru/upimg/3dbcf1e95a9df2bc3cfa526f880f3a43063654af/173343.jpg

 

 

 

А дело было такое. Ушел и не вернулся с задания наш человек. Надо было как-то узнать, в чем дело.

 

Задание у связного было простое. В лесной деревеньке Игнатьево, занятой немцами, в крайнем доме жила семья - престарелый мужик, его жена и невестка по имени Настя, муж которой воевал в Красной Армии. В этот дом партизаны доставляли важные для нашей армии сведения. Связной, переходя затихший тут фронт, их забирал. Существовал пароль. У стены дома стояли грабли. Если зубья их были направлены к стенке - опасности нет, если наружу - опасность!

 

Напутствуя меня, Рокоссовский сказал: «Никакого лишнего риска. Ваша жизнь для нас дорога». Боёв на этом участке вблизи Сухиничей не было. Боец из нашей разведки проводил меня до условного места. Тихо объяснил, как пройти полтора километра к деревне. И я осталась одна. Переодевшись в деревенскую одежонку, спрятала обмундированье в кустах и с корзинкой для сбора грибов пошла по лесу. Скоро увидела в просвете между деревьями крайнюю избу. Был у меня за пазухой маленький трофейный бинокль. Осторожно из-за кустов стала рассматривать знаменитые грабли. Они стояли зубьями к стенке. Но я решила не спешить, а как следует оглядеться. И, оказалось, не напрасно. Минут через двадцать те же грабли я увидела зубьями в мою сторону. Понятное дело, сразу насторожилась. Решила подождать вечера и даже в кустах задремала. Снова к глазам бинокль - зубья опять направлены к стенке. Что-то важное происходило в избе. И вдруг вижу: Настя выходит и, выразительно поглядев в мою сторону, неторопливо ставит грабли в положенье «опасно!». Обдумав всё хорошенько, я решила в избу не заходить и уже в сумерках торопливо пошла к своим, не зная еще, как меня встретят с такими вестями.

 

Встретили почти со слезами и возгласом: «Жива!» Оказалось, свекор Насти предал связного, выдав фашистам явку. Засада, как видно, и меня ожидала. Но спасла Настя, переставлявшая грабли.

 

Меня немедленно повели к Рокоссовскому. Успокаивая разведчицу, он сказал: «Да ты еще и умница - избежала ловушки...» Оказалось, партизаны о случившемся знали и послали спешно нас известить. Моя выдержка стала важной. «Чем тебя наградить?» - улыбнулся Рокоссовский. Я замахала руками: «Какие награды!» «Нет, награда все-таки будет. Завтра в Москву направляем машину. Можешь денёк провести дома, а вечером та же машина тебя привезет».

 

Рано утром, усаживая меня в «эмку», шофер поставил на сиденье тщательно упакованный сверток. В нем оказался брусочек масла, консервы, печенье. Мама заголосила: «Доченька, ну как же это с самого фронта?!»

 

- А потом была суровая осень 42-го...

 

- Да, тяжело было знать: немцы мыли сапоги в верховьях Волги и дошли к Сталинграду.

 

- А вы по-прежнему были в армии Рокоссовского?

 

- Рокоссовский командовал в это время уже Донским фронтом.

 

- А какие задачи были у вашей разведки?

 

- Мне лично много приходилось участвовать в допросах немцев, попавших в плен. Мы отпускали их невредимыми, чтобы они «промывали мозги» сослуживцам, уже хорошо понимавшим, что в Сталинграде они увязли.

 

- Как держались на этих ваших беседах пленные?

 

- По-разному. Некоторые принимали меня за немку и намеками или прямо говорили, что я предательница. Но большинство понимали, как далеко зашли в этой войне и как велика их вина. Эти очень боялись расстрела - заискивали, называли себя «рабочими», говорили «Гитлер капут». Один пленный особо запомнился. Лейтенант. Вскинул голову и сказал, четко разделяя слова: «Ничего полезного для вас не скажу. Можете расстрелять».

 

- А что было, когда Сталинград оказался уже в кольце?

 

- Какое-то время немцы надеялись, что их выручат. А потом стало ясно: «капут» будет сначала для них, а потом и для Гитлера. Предложение сдаться Паулюс отвергал, но - жизнь дорога - в конце концов сдался.

 

У нашей разведки в дни агонии немецкой армии в Сталинграде была миссия парламентеров. Четкой линии фронта в городе не было. С белым флажком я ходила по домам, где немцы сидели в подвалах, сбившись в кучи от холода. Им предлагалось сложить оружие. Эта работа была предельно опасной. Среди немцев были фанатики и люди, у которых, как говорится, поехала крыша, - могли выстрелить в спину. Я слышала иногда, уходя, выстрелы - это кончали с собой отчаявшиеся.

 

- Что запомнилось в Сталинграде больше всего?

 

- День, когда немцы поголовно стали сдаваться. Помню, мы стояли на взгорке и было видно бесконечную ленту людей в шинелишках, в соломенных «лаптях», в натянутых на уши пилотках, в женских платках. А рядом с этой колонной шли автоматчики наши в валенках, в белых полушубках и теплых шапках, от мороза румяные.

 

- Приходилось видеть ранее и своих в положении немцев на Волге?

 

- Все было. Помню Демянскую операцию в начале 42-го года. Не очень умело пытались немцев зажать в кольцо. И кому-то пришло в голову высадить в полуокруженные массивы леса бригаду парашютистов. Они должны были ждать сигнала о начале нашего наступленья и поддержать его у немцев в тылу. Что-то не заладилось с операцией. И о людях в новгородских лесах словно бы позабыли. Кончилось у них продовольствие, иссякли батареи радиостанции. Люди гибли от голода и холода, подчиняясь приказу «ждать!». Закончилось дело тем, что нашу группу разведчиков послали вывести людей из лесов. Я была в этой группе. Страшно вспомнить, что мы увидели - трупы и буквально единицы изможденных, валившихся с ног людей. Из нескольких сотен десантников вывели только 8 (!)...

 

Но после Сталинграда наша армия стала совершенно другой. Мы уже не боялись танков, умело планировались операции, уже не нас окружали, мы окружать научились. Научились одним мощным ударом проламывать немецкую оборону и, как говорили тогда, «сматывали» её направо и налево, расширяя полосу наступленья. На линию Курской дуги пришли мы окрепшими, хорошо оснащенными оружием и техникой.

 

- Вам и под Курском нашлась работа?

 

- Разведка всегда важна. Под Курском она была особо необходима. Стратегическая разведка с уверенностью предсказала место сраженья. Но важным для командования, вплоть до Ставки, было знать день и час начала наступления немцев - важно было упредить их удар валом огня артиллерии. Фронтовая разведка из сил выбивалась, но не могла добыть «языка».

 

- Вы в этом деле тоже участвовали?

 

- Участвовала. Но в необычной роли. Нашей группе поручали, просочившись за линию фронта, в ближнем тылу у немцев разыскивать телефонные провода. Я подключалась к ним со своими наушниками и, затаив дыхание, слушала немецкую речь, стараясь выудить хоть словечко, хоть намек на час наступленья.

 

- Удалось?

 

- Нет, ничего существенного не услышала. Точное время немецкого штурма сообщил их солдат-перебежчик: «Войску выдан сухой паек и дан приказ занять первую линию окопов».

 

- Переходить даже нейтральную полосу в такой ситуации было смертельно опасно...

 

- Очень опасно. На шаг от смерти я оказалась за три дня до начала сраженья. Со своими наушниками сидела на коленях около телефонного провода. Разгибаюсь в жидких ивовых кустиках и вижу в трех шагах от себя высокого молодого немца. В моих глазах он увидел смертельный страх и улыбнулся от удовольствия. А я подумала: вот мой конец. Рука потянулась под мышку, где спрятан был у меня маленький пистолет. Немец сильным хладнокровным ударом выбил из руки моей это похожее на игрушку оружие и стоял молча, меня разглядывая. А дальше произошло то, чего я ждать не могла. Развернувшись, парень поддал мне в зад ударом ноги, таким сильным, что я, как лягушонок, летела метра четыре и, упав, ждала выстрела. Но его не было. Парень швырнул мой пистолет со словами: «Возьми, а то свои расстреляют».

 

Плохо соображая, я как во сне доползла до наших окопов. Никому, конечно, ни слова обо всем, что случилось, - не поверили бы и не поняли. И судьба моя сразу могла бы драматически измениться...

 

- А как вы себе объяснили случившееся?

 

- До сих пор часто об этом думаю. Один вариант: неглупый немец уже понимал, что дело проиграно и что еще одна чья-то случайная смерть ничего не изменит. Но, скорее всего, этот молодой «нетипичный» немец сохранил в душе своей человеческое начало. Ему стало жалко девчонку: ну за что её убивать, и без того так много уже убито. Пожалел, одним словом. Это движенье души его спасло мне жизнь.

 

- Скажите, Наталья Владимировна, а много ли было женщин в нашей разведке?

 

- Думаю, были, но я ни одной не встречала. Чаще женщин внедряли в комендатуры и тыловые службы немцев. От них партизаны и подпольщики получали важные для нашей армии сведения. По мере продвижения на Запад я тоже постепенно становилась кабинетной разведчицей - нужны были переводчики при допросах пленных, много было для чтения документов трофейных...

 

- И так до Берлина?

 

- Да. И после Победы какое-то время я в армии оставалась. Дослужилась до звания капитана. Гимнастерка моя стала в наградах, как в чешуе рыба. Но захотелось не армейской, нормальной жизни. Вернувшись в Москву, я окончила институт, став конструктором ракетных двигателей.

 

- На работу взяли в Подлипки?

 

- Да, к Королеву, окруженному «гвардией» молодых башковитых ребят. Тут опять, как и в армии, я была белой вороной. Но дело знала. Вот эти два ордена - «за ракеты для подводного запуска».

 

- С Королевым встречались?

 

- Очень редко. Он был занятым выше макушки и потому человеком малодоступным. Да вы его, наверное, помните по Байконуру. Помните, как он держал, слегка наклонив в сторону, голову.

 

- Хорошо помню.

 

- Удивительного ума и работоспособности был человек. В армии таким же кумиром для всех был у нас Рокоссовский. А в Подлипках боготворили все Королева, хотя по характеру эти двое людей были разными.

 

- Ну а дальше?

 

- А дальше почувствовала, что время не идет, не бежит, а летит. Тридцать пять лет отдала я «ракетным делам».

 

- Имели семью?

 

- Вышла замуж после войны. Но семейная жизнь не сложилась. Детей не было. И муж был для меня человеком не очень любимым. На столе до сих пор стоит портрет Миши Бабушкина, погибшего под Москвой в 41-м. Понятие любовь сейчас, как погляжу, обесценено. А для нашего поколения иначе всё было. До сих пор сохранилось чувство: мы с Мишей были созданы друг для друга.

 

- В этой келье оказались вы не случайно?

 

- Как сказать... Сначала забегала помочь монахиням, а потом поняла: жизненный путь мне надо окончить тут. Я много всего повидала, хорошего и плохого, и вот уже четырнадцать лет живу в келье. Мир сузился до пятачка. Но начинаю молиться, и мир расширяется. Часто вспоминаю пословицу: «Жизнь прожить - не поле перейти».

 

http://kp.ua/daily/200209/73596/print/